Значительная часть сельскохозяйственной продукции нашего и других хозяйств республики отправляется в центральные районы страны. Однако из-за дальности перевозок продукция длительное время находится в пути, нередко портится и не доходит качественной до потребителя, а хозяйства несут убытки. Для улучшения транспортного сообщения и создания дополнительного, более короткого выхода из Туркменской ССР в Европейскую часть страны мы считали бы необходимым соединить Красноводский железнодорожный узел через Бекдаш со станцией Ералиев. Создание этой транспортной магистрали позволит не только обеспечить более рациональное распределение местных и транзитных грузопотоков, но и создаст условия для дальнейшего развития производительных сил Красноводской области, комплексного использования химического сырья Кара-Богаз-Гола.
И другой вопрос. В нашем колхозе, как и во многих других сельскохозяйственных предприятиях, с каждым годом увеличивается производство продуктов сельского хозяйства. Растут и потребности в минеральных удобрениях, производством которых занимаются предприятия Чарджоуской области. В последнее время мощности по производству минеральных удобрений увеличены, но потребности в этой продукции еще не удовлетворяются. Решение этой проблемы возможно, на наш взгляд, путем создания на территории Чарджоуской области территориально-производственного комплекса. Основой его формирования может стать развитие специализированных отраслей промышленности: химической, газовой, нефтеперерабатывающей, а в сельском хозяйстве — хлопководство и бахчеводство.
Просим Госплан СССР, соответствующие союзные министерства рассмотреть указанные вопросы и в ближайшие годы начать проектирование и строительство названной железной дороги, а также формирование Восточно-Туркменского территориально-производственного комплекса.
…Заключительные слова своей речи Бегенч произнес с заметным подъемом, и они встречены были горячими аплодисментами.
…И еще один напряженный день был прожит в Москве.
К вечеру Бегенч вернулся в гостиницу. Почувствовав усталость, он лег на диван. Сквозь закрытые окна в номер доносился приглушенный шум большого города и мелодичный, успокаивающий бой часов на Спасской башне.
Бегенч закрыл глаза и в тот же миг, словно наяву, увидел колхозное село. Сладко защемило сердце. «Вот, оказывается, как, — подумал председатель, — всего два дня прошло, а я уже соскучился по дому, по колхозу». Бегенчу виделось большое красное солнце, падающее за Копетдаг, и белое облако пыли, поднятое стадом коров, бредущих к селу со стороны пустыни. Очень живо представил он, как в этот же предвечерний час в открытых кузовах машин едут домой овощеводы; как один за другим идут по улицам односельчане: кто в клуб, кто в кинотеатр, кто в магазин. «Уж не раз, наверно, вспомнили меня сегодня мои земляки, — улыбнулся Ораков, не открывая глаз. — Послушать бы, что говорят, хорошее или плохое».
Бегенч не ошибся: разговоров о нем в тот день было немало. И повод был один: выступление в Москве, на сессии Верховного Совета. Об этом на всю страну уже сообщило московское радио. В тот же день текст выступления башлыка был опубликован во всех центральных и местных газетах. Об этом в Евшан-Сары знали все. Можно ли было о такой новости молчать? О ней говорили всюду: на полевых станах овощеводов, в лимонарии, в конторе, на птицефабрике, и даже в песках, на чабанских кошах.
А вечером, когда колхозники вернулись домой, разговор о председателе возобновился с новой силой, но теперь уже за ужином, в семейном кругу. После шести вечера народ потянулся к тому магазину, где обычно каждый вечер собирались любители шахмат. Безногий сторож магазина — приветливый и добрый Мерген-ага — к этому времени чисто вымел дворик, посыпанный мелким гравием, полил его из шланга и смахнул пыль с тахты. Как всегда, первыми «без опоздания» пришли сюда «ветераны» шахматного клуба Аманмурад Токлы, Ханкули Шеррай, Амандурды Кетче, Какабай Гулак, Бердыназар Чонак и Сеитнияз-Пастух. Вскоре подтянулась и молодежь.
Сеитнияз-Пастух снял с себя плащ, завернул в него папаху и, положив этот сверток к себе на колени, сказал:
— Целую неделю вожусь с ремонтом дома. Ни газет не читал, ни радио не слушал. Кто скажет, что нового в мире? Как Иран? Все бурлит?
— Иран бурлит… — отозвался Какабай-Беспалый, сидевший сзади Пастуха. — Стражи исламской революции ловят генералов шахской гвардии, судят и ставят к стенке. В общем, веселые дела!..
— А что о шахе слышно?
— Мечется, как мышь в мышеловке: места себе не находит. Говорят, к Садату хочет направиться…
— Так и надо этому тирану, — решительно заявил Ханкули Шеррай. — Сколько жизней подлец загубил, страну ограбил…
— А как заложники? — снова спросил Сеитнияз-Пастух. — Все еще у персов?
— У них. Вот кому, я думаю, не сладко, — ответил Бердыназар Чонак. — Бесправные люди эти заложники. А достается им, по-моему, из-за шаха. Сколько он миллиардов-то в Америку увез! Иран требует их вернуть, а Америка — ни в какую. Жаль с богатством расставаться. Вот иранцы свою злость и вымещают на заложниках.
— Читал я недавно, — заговорил Аннамурад Токлы, — будто американцы хотят их выручить силой.
— Вряд ли чего из этого выйдет, — подал свой голос Курбандурды Кетче.
— Как это вряд ли? — загремел в ответ Ханкули-Баламут. — Слыхал ты сколько они кораблей в Персидский залив нагнали? Чуть ли не тридцать штук! А ты вряд ли!..
— Запугать хотят. И не только иранцев. А под это дело — и нефть к рукам прибрать, и базы военные поставить, — тихо, но уверенно сказал Чонак. А заложники… это так… ширма.
— Да. Что и говорить, — задумчиво протянул Сеитнияз-Пастух. — Свой нос американцы везде суют, везде у них «зоны жизненных интересов», и грязь всякую льют на нас… А ведь когда-то мы были соратниками. Гитлера вместе громили.
— И в Афганистане неспокойно, — поднял голову Аманмурад Токлы. — Недавно по телевизору я видел, как допрашивали убийц Нурмухаммеда Тараки. Перед смертью Тараки попросил пить, но убийцы не дали ему воды. Они бросили президента на грязный пол и задушили. Прокурор, слушавший показания убийцы, плакал, как ребенок. Откровенно скажу: жаль и мне Тараки. Подлец Амин, целовавший ему руки, сгубил в нем не только государственного деятеля, но и большого писателя. Как-то мой внук Довран читал мне повесть Тараки про скитания бедного афганского парня Банга. Хорошая повесть. Кто не читал, советую почитать.
— А еще новость слышали? — спросил Какабай-Беспалый.
— Какую? Давай выкладывай! — вдруг оживился Сеитнияз-Пастух.
— Про нашего башлыка. С речью в Кремле выступал. Вот как далеко он пошел!
— Заслужил значит, вот и пошел: о дереве, брат, судят по плодам, о человеке — по делам. Полезного много сделал…
— Да что ты врешь, Пастух? Что может сделать полезного один человек? Один — это ничто, — взорвался вдруг Ханкули-Баламут.
— Ты не прав, Ханкули, — поддержал Аманмурад Токлы. — Я хорошо помню тот день, когда к нам в село приехал Ораков. Помню, лил дождь. Асфальта на улицах не было. Дороги развезло. Машина с вещами башлыка завязла — насилу бульдозер вытащил. Погляди теперь на село. Сравни, таким ли оно было раньше? А это — прямая заслуга башлыка.
— Ну, хорошо. Ладно. Черт с ним с селом, — снова загремел Ханкули Шеррай. — А что полезного он для колхоза сделал?
— Зря горячишься, Ханкули, — спокойно возразил Пастух. — Гнев идет впереди ума. — Наш башлык порядок навел в колхозе, вывел его в передовые…
— Один?! — гневно блеснул глазами Шеррай.
— Нет, не один. Вместе с народом.
— А-а-а… Вот то-то и оно!..
— Но народ надо было сплотить и повести за собой.
— То же самое мог бы сделать кто-нибудь другой. — Теперь уже не так громко и горячо, как раньше, возразил Ханкули.
— Мог бы… Но почему-то до него никто не сделал так. Ты думал об этом?
— От Курбана, шофера нашего башлыка, я слыхал, что Бегенч решил построить у нас большой ресторан, — скромно заметил тракторист, сидевший прямо на земле, рядом с тахтой. — Специально, говорит, для молодежи.
— Ресторан? — зарычал на парня Ханкули. — Что хорошего в нем, в твоем ресторане? Тьфу! Пьянство одно и разврат. Работать некому будет…
— То же самое, Ханкули-ага, ты говорил и о нашем стадионе, — напомнил ему тракторист. — «Какой срам, — возмущался ты, когда мы взялись за его строительство. — Школьницы в трусах будут бегать!» А о том, как наши спортсмены одержали победу в Москве на приз «Золотой колос», ты почему-то помалкиваешь. Это несправедливо, яшули. А ведь стадион-то построить башлык помог.
В это время к магазину подошел запоздавший любитель шахмат, колхозный шофер Бяшим Аннакулиев. Он поздоровался со всеми и объявил:
