— Здравствуйте, тетя Гена. Пожалуйста, раздевайтесь.
— Я тебе дам «тетю Гену»!
— Ах, почему вы такая строгая? Это вам совсем не идет!
Только я хотел отвесить Комару подзатыльник, дверь открылась, и на пороге в расстегнутом полушубке появился Степка. Вслед за ним, закутанная до самого носа платками, показалась Люська. Между прочим, Люська и Степка так и ходили вместе, как веревочкой привязанные: куда Степка — туда и Люська. Даже противно смотреть.
Комар воспользовался приходом дружка и снова начал ломаться:
— Познакомься, это тетя Гена.
Степка отстранил Комара рукой и недружелюбно
сказал:
— Довольно, однако, дурака валять! Надоело.
Вступилась за меня и Люська:
— Абсолютно нечего смеяться. Мы акклиматизируемся и тоже будем ходить в расстегнутых полушубках. Правда, Степа? Ведь я говорю абсолютно точно?
Люська села на корточки и начала развязывать узлы. Но бабушка потрудилась на совесть. Только Степка и сумел справиться с ними.
— Чуть зубы не обломал, — сказал он, выплевывая изо рта шерсть. — Просто морской узел.
Комар не пожалел языка. К концу уроков весь класс знал историю с платком. Ябедник, ябедник и еще раз ябедник!
После звонка ребята одевались подозрительно медленно. Они украдкой поглядывали на меня и прятали улыбки. Я не знал, что и делать. Дважды перематывал портянки, застегивал и снова распускал ремень на гимнастерке. Ребята не расходились. Они терпеливо стояли возле вешалки и ждали концерта.
Но концерт все-таки не состоялся. Произошла какая— то удивительная и загадочная история. Я засунул руку в рукав и не нашел там платка. Полез в другой рукав, вывернул карманы, заглянул под вешалку — все то же: платок бесследно исчез.
Неожиданная радость сменилась тревогой. Что скажет бабушка? Конечно же, она не поверит в таинственное исчезновение платка, а подумает, что я утопил его в Ангаре или сжег на костре.
Комар смотрел на меня во все глаза. Рыженький симпатичный мальчик даже подошел и начал ощупывать полушубок. Я дал Комару такого пинка, что он отлетел в сторону и растянулся у порога. ребята хохотали.
По дороге за мной увязалась Люська. Словарь в платье никогда не ходил домой со мною. Люська, как я уже говорил, нашла себе «более подходящую» компанию… Интересно, что она скажет теперь, какое оправдание найдет своим поступкам?
Но Люська, как видно, и не думала оправдываться. Поблескивая очками, она радостно восклицала:
— Адский холод! Зима абсолютно суровая!..
Возле моего дома Люськино красноречие как рукой сняло. Она умолкла, поглядывала из-под очков виноватым, растерянным взглядом. Мне почему-то даже стало жаль ее.
— Холод и в самом деле адский, — сказал я. — Это ты говоришь абсолютно точно.
Казалось, Люська даже не расслышала своих любимых слов на букву «а».
— Гена, ты на меня не рассердишься? — тихо спросила она.
— Ладно. Говори уж.
— Нет, ты скажи — абсолютно-абсолютно не будешь сердиться?
— Я же тебе говорю — абсолютно-абсолютно. Люська оглянулась, затем торопливо расстегнула пальто и неожиданно вытащила из-под рукава свернутый в комок платок бабушки.
— Бери, — зашептала она, — прячь скорее.
Я даже не успел поблагодарить Люську. Она повернулась на одной ножке и побежала прочь, размахивая руками,
Казалось, за Люськой гнались по пятам дикие, или, как сказала бы она сама, алчные, звери.
Никогда в жизни мне не было так обидно и так стыдно за самого себя. Я вошел в дом, швырнул платок в угол упал ничком на кровать.
— Генка, что с тобой, что случилось? — испуганно
спросил отец.
Но я все глубже зарывался в мокрую от слез подушку.
Отец постоял около меня, затем отошел, хлопнул кухонной дверью. Звон посуды, которую мыла бабушка стих.
— Зачем ты надеваешь на него платки? — услышал я шепот отца.
— То есть как это — зачем? — вспыхнула бабушка. — На дворе сорок пять градусов!
— Пусть будет хоть сто сорок пять! Я не хочу, чтобы из моего сына вырос сопляк!
— Паша, что ты говоришь? Неужели я хочу зла ребенку!
— Мама, он уже не ребенок. Пойми — не ре-бе-нок.
— Ты еще сам ребенок. Я из-за вас в Сибирь приехала.
За дверью послышались всхлипывания.
Отец успокаивал бабушку, но она не желала ничего слышать:
— Живите как знаете… Я тут чужой человек, я…
Кухонная дверь снова хлопнула. Отец вошел в комнату и стал возле окна, спиной ко мне.
После обеда он ушел на работу, а бабушка принялась собирать свои вещи. Я уже был не рад, что заварил такую кашу. Но делать было нечего. Бабушка складывала свои кофточки и юбки в чемодан с такой суровой решительностью, что остановить ее уже не мог никто на свете.
Незаметно подступил вечер. Я приготовил уроки и начал подшивать к гимнастерке воротничок. Бабушка несколько раз прошлась около меня, посмотрела, как я ковыряю иголкой белый лоскут, и вдруг вырвала гимнастерку из рук:
— Не понимаю, как вы будете жить без меня!Бабушка пришивала воротничок, снизу вверх поглядывала на стенные часы-ходики.
— Что это отца твоего нет?
Ветер бросал в окна мелкий сухой снег, глухо и неприветливо гудела тайга.
Отца все не было. Бабушка подходила к окну, припадала лицом к темному круглому глазку, спрашивала:
— Ты слышишь, Генка, кажется, кто-то идет?
Но отец пришел только в двенадцатом часу. Он отряхнул у порога ушанку, снял пальцами с бровей комки оледенелого снега.
— Ну и погодка! Ветер прямо с ног валит.
Бабушка принесла из кухни чайник, подвинула к отцу тарелку с пирожками:
— Что ты, Паша, так задержался?
Отец взял стакан в ладони, погрел руки и снова поставил на стол.
— Совещание у нас было, — сказал он и почему-то отвел глаза в сторону.
Встал, прошелся из угла в угол и начал молча раздеваться.
Неужели отца так расстроил разговор с бабушкой о платке?
Нет, видимо, платок был тут совершенно ни при чем. Я чувствовал — случилось что-то неприятное и, может быть, даже страшное.
О том, что взволновало отца и весь наш лесной поселок, я узнал только на следующий день…
Глава двадцать пятая
ЧТО ЗАМЫШЛЯЛИ СТЕПКА И КОМАР? КАК НАСТОЯЩИЕ ГЕРОИ. ПЕРВОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Говорили об этом всюду: в школе, в магазине; передавали друг другу страшную весть, встречаясь на лесных дорожках.
Два дня назад Гаркуша отправил Аркадия в далекий таежный поселок лесорубов. Аркадий уехал на тракторе и как будто в воду канул. Лесорубы передали тревожную радиограмму: «Почему до сих пор не прислали продукты? Все припасы кончились».
Что случилось с Аркадием? Замерз, сбился с пути, свалился в пропасть? Никто об этом ничего не знал. Гаркуша снарядил в тайгу еще один трактор и сам отправился по следу Аркадия. Прошли сутки, а Гаркуша все еще не слал весточки. Как видно, в тайге происходило что-то неладное…
Я хотел обо всем этом поговорить с лесным человеком Степкой, но он даже не захотел выслушать до конца.
— Ничего я не знаю, — сказал он. — Раньше времени трепать языком нечего.
Но я видел Степку насквозь. Он что-то скрывал от меня. На переменках Степка и Комар уходили в конец коридора, туда, где стоял большой, с тремя ветками фикус, и секретничали. Стоило мне подойти, разговор мгновенно стихал.
— Чо тебе, однако, надо? — неласково спрашивал Степка. — Иди своей дорогой.
Но так или иначе, я узнал, что замышляли Степка и Комар. Помогла мне в этом Люська.
На большой перемене она подошла ко мне и страшным голосом сказала:
— Гена, хочешь я расскажу по секрету абсолютную тайну?
Я не подал виду, что интересуюсь тайнами и секретами.
— Мне все равно. Говори, если хочешь.
Люська подозрительно оглянулась и зашептала:
— Степка и Комар идут сегодня в тайгу спасать Аркадия.
— Тоже выдумала! Кто тебе сказал?
— Я ничего не выдумываю. Я тебе авторитетно говорю. Они даже до конца уроков сидеть не будут.
Рассказ Люськи страшно возмутил меня. На уроке я написал записку и отправил Степке: «Я все знаю. Настоящие товарищи так не делают!»
Степка прочитал, нахмурился и что-то быстро черкнул мне на обороте.
— Держи, — шепнул он и швырнул щелчком скатанную в тугой шарик бумажку.
Я поймал шарик на лету, с волнением развернул его. На бумажке крупными буквами было написано одно— единственное слово: «Дурак!»
К концу урока Степка и Комар начали втихомолку складывать учебники и тетрадки. Я тоже не зевал. Собрал книжки, перетянул их ремешком и затолкал под гимнастерку.
С первым ударом звонка я уже был за дверью, возле вешалки.
Степку и Комара я встретил на улице, за школьной оградой.
Товарищи увидели меня и остановились как вкопанные.
— Куда это ты, однако? — спросил Степка.
— Не твое дело! Куда надо, туда и иду.
