— Да это просто замечательно! — воскликнул Виктор. — Ну, Александр Петрович, на руках вас ребята будут носить.
— Два раза подбросят, один раз поймают? — сдержанно улыбнулся Рождественков. — Ну, ну… Мы люди не гордые, отряхнемся и — дальше зашагаем в ногу со временем, дорогой Виктор Тарасович, как того требует настоящий момент. Кстати, к телевизорам-то подставочки нужно соорудить. Что-нибудь этакое… красивое. Ребятам скажите, они сделают…
И сразу Виктор вспомнил об ажурной подставке, сделанной Киселевым. «Попросить его разве? Откажется. И все-таки попрошу. Замечательную подставку сделал он к приемнику. А если согласится, еще что-нибудь попрошу, смотришь — и втянется наш Киселев в общие деда…»
С Киселевым Виктор решил переговорить вечером в общежитии, тем более, что время до конца рабочего дня ушло у него на оформление документов для покупки телевизоров, поездку в универмаг. Когда телевизоры были доставлены в общежития, уже начало смеркаться.
Виктор торопился с выгрузкой, решив, что Киселев, по своему обыкновению, уйдет в Михеевку.
Петро оказался в общежитии. К просьбе воспитателя он отнесся равнодушно.
— Не хочется, нет настроения, — коротко ответил он.
— Но ты же такую замечательную подставку изготовил для приемника! — убеждал его Виктор. — На всей стройке ни один рабочий такой не сделает. Подумай, Петро.
— Нет, ни к чему мне это, — хмуро мотнул головой Киселев, и, помолчав, добавил: — Не хочу я, вот и все! Напрасно время тратите.
Поздно ночью, подходя к своему дому, Виктор вспомнил, что так и не зашел к парторгу стройки Степану Ильичу Астахову посоветоваться, как быть дальше, если Крапива и действительно окажется скрывавшимся до сих пор убийцей отца и многих других колхозных активистов. Лобунько уже сознавал, что поступил опрометчиво, заведя с Крапивой разговор об отце. Как бы Илья Антонович не скрылся.
На следующее утро Виктор проснулся с одной мыслью: прежде всего — к Степану Ильичу…
Астахов выслушал его молча и задумался.
— Может быть, мне обратиться в милицию? — спросил Виктор.
— Подожди, — сказал Степан Ильич. — Я посоветуюсь в обкоме партии. Теперь вот что… Шифер исчез бесследно, следов не нашли. Я был уже у начальника городского отдела милиции, он придерживается той версии, что воры, раз им дважды все сошло с рук, попытаются вскоре еще совершить кражу и, вероятно, более крупную. Просит он создать из смелых, честных ребят небольшую дружину в помощь милиции. Дежурить им придется ночами по три-четыре человека, чуть что — телефон под руками — вызывать милицейский наряд. Но, предупредил он, никакого шума не создавать, отбор комсомольцев произведем с вами самый строгий.
Долго сидели они, обсуждая кандидатуры десяти комсомольских «троек», зная, что ошибись они хоть в одном человеке, вся работа пойдет впустую.
— Ну, ладно, — сказал, наконец, Степан Ильич. — Предупреди их, чтобы вечером после работы пришли сюда, да и сам приходи. Да, кстати, — вспомнил он, когда Виктор собрался уходить, — ехал я сюда и видел в трамвае Довженко, секретаря райкома комсомола. Он просил напомнить тебе насчет комсомольских постов.
— Мы уже обсудили с ребятами это. Завтра у входа вывесим плакат, где укажем — кто дежурит и где он работает, чтобы знали, куда обращаться, если заметят непорядки.
Астахов спросил, кто завтра начнет дежурство.
— Надо бы кого-нибудь из проверенных ребят, — заметил он. — Жучкова или Шеховцову, например…
Виктор ответил, что можно и их, но не лучше ли чтобы в борьбу с непорядками включились не только активисты. И для начала хочется, чтобы дежурство открыл Михаил Передник.
— Чередник?! А, пожалуй, это действительно хорошая идея. Одобряю, — протянул руку Степан Ильич. — Мне это определенно нравится. А как он — согласится?
Чередник, узнав о своем дежурстве на стройке, спросил у Виктора:
— Плакат уже готов? Нет? Можно попросить Киселева, он напишет.
Но Петр, выслушав их, презрительно усмехнулся:
— Поищите других, мне эта мазня ни к чему.
— Не стыдно тебе, Петро, — вспыхнул было Чередник, но Виктор остановил его:
— Не надо, Михаил. Найдем кого-нибудь или сами напишем. Тут и дела-то на десять минут.
Плакат написал Николай Груздев. Назавтра этот плакат красовался уже у входа в ворота строительства. Яркий, написанный крупными буквами, он сразу привлекал внимание.
«Комсомольский пост строительства Дворца культуры металлургов работает на первом этаже, центральный вход».
Разные мысли вызывало это у рабочих. Пожилые ворчали: опять, де, комсомольцы что-то выдумали, спокойно поработать не дают; некоторые удивлялись: смотри-ка, Чередник в гору пошел, за ум взялся.
Кто-то даже сказал Кучерскому, который задерживал выдачу наряда бригаде монтажников:
— Смотри, Кучерский, Череднику пожалуемся, взбучку получишь.
Тот криво усмехнулся:
— В штатном расписании такой начальник не значится.
А вот и Чередник подходит к воротам. Еще с утра он почувствовал необычайное возбуждение. Сегодня он дежурит по стройке, он вправе вмешиваться во все непорядки, добиваться, чтобы их устранили.
— Здравствуй, Михаил, — подошел Леня Жучков. — Ну, держись! В первый день, ясное дело, крепкий бой придется выдержать. Не задирайся только напрасно, а обдумай все. Самые крупные нарушения записывай, — так велел воспитатель. Завтра при всех начальнику о них будешь докладывать.
И оттого, что первый человек, заговоривший с ним сегодня, беспокоился за его дежурство, Чередник подумал, что он, в сущности, не одинок, и ощутил, как в тайниках души вырастало какое-то новое приятное чувство оттого, что ему доверено быть первым на одном из ответственных участков. С горячей признательностью и теплотой подумал вдруг Михаил о Викторе Лобунько — первом человеке, поверившем в него. «Он, конечно, сейчас появится», — радостно подумал Михаил, но Леня перебил его мысли:
— Пошли. Наряд я уже получил.
Уже с неделю они работали с Леней, Чередник сам попросил, чтобы их разъединили с Киселевым, чувствуя, как все больше вырастает в нем неприязнь к тому и чувствуя, что между ними вот-вот вспыхнет ссора.
Шагая по двору стройки с Леней Жучковым. Чередник то и дело останавливался. Кто-то оставил ящик с остатками вчерашнего раствора, возле растворомешалки из-за неисправности крана натекла глубокая лужа воды; и всюду — куда ни глянь — горки строительного мусора.
Вчера Михаил не замечал этого. Но сегодня глаза придирчиво окинули двор стройки и подумалось: «Какой у нас кавардак во дворе».
— Леня, — позвал он Жучкова, и когда тот остановился, махнул рукой на двор: — Хотя бы воскресник провели, никто бы не отказался…
Леня усмехнулся:
— Да все считают это мелочью, а ведь, пожалуй, с этой мелочи-то все неполадки и начинаются. Знаешь что, а ты завтра на утреннем наряде внеси предложение, а я кое с кем из ребят поговорю, они поддержат. Воскресник обязательно проведем.
Работа в этот день у них шла удивительно споро, несмотря на то, что Чередника то и дело отрывали по делам дежурства. Напрасно опасался Виктор, да и Леня Жучков, что к дежурному комсомольского поста пойдут немногие. Нет, молодежь быстро поверила в силу этого поста. Почти все жаловались на нерасторопность прораба и десятников, на нехватку стройматериалов.
— Ведь нам достаточно возят цемента, почему же в растворе один песок? — возмущалась Рая Краснопольская.
Перед самым обедом пришел Роман Михайлович Шпортько:
— Ну-ка, запиши мое предложение, Михаил.
Чередник признательно глянул на старого каменщика. Он уже заметил, что из пожилых рабочих никто не был, словно они не доверяли ему.
Предложение Шпортько было незначительным, но Роман Михайлович знал, как важно для молодого дежурного, что к нему обращается один из старейших бригадиров стройки. Уже одно это придавало молодежному начинанию определенное значение и вес в глазах пожилых строителей.
Очень взволновало Михаила Чередника посещение Володи Горелова, работающего сейчас с Киселевым.
Володя пришел, когда уже начался обеденный перерыв.
— Здравствуй, Леня, — хмуро сказал он Жучкову, потом добавил: — Привет, Михаил.
— Что это ты со мной второй раз сегодня здороваешься? — обернулся Жучков. — Утром-то виделись, забыл?
— Второй, второй… — вдруг озлился Володя. — Подсунули мне этого Киселева! На черта он мне нужен, такой работяга. Лучше один буду работать.
— А что? — спросил Леня.
— Очковтиратель он, вот что, — зло бросил Володя. — Заставить бы его самого по тому полу ходить, когда Дворец сдадут. Видно, что доска качается, надо середину снять, так он чурочки под другой конец насует и прибивает половицы. Сказал ему, так еще и огрызается: «А тебе что, премию надо за этот Дворец? Сойдет за милую душу, да и норму, смотришь, выполним». Неужели он и раньше так работал?
