Чередник густо покраснел. Ведь он был напарником Киселева долгое время, и подозрение Володи как-то относилось и к нему.
— Раньше этого не было. Что сейчас с Петром случилось? — пожал плечами Михаил. — Надо пойти посмотреть, что он там наделал.
Все трое поднялись на второй этаж, где работали Горелов и Киселев.
— Вот, смотри, — оторвал Володя топором половицу.
И действительно, на перекладине лежали крупные щепки, досочки, прибитые гвоздями.
— М-да… Через месяц такая половица начнет «петь» под ногами, — заметил Леня Жучков. — А еще где он положил щепы?
Володя указал на половицы, под которыми была натолкана щепа, Леня отметил их мелком.
— Завтра надо доложить начальнику строительства, — сказал он Череднику. Тот молча кивнул головой, а сам с неожиданной жалостью подумал: «Эх, Петро, Петро, что тебя заставило пойти на такое дело? Лучше уж норму не выполнить».
Он решил обязательно поговорить с Киселевым, и едва закончился обеденный перерыв, снова пришел сюда. Петро еще не приступал к работе, он сидел и курил, глядя себе под ноги. Горелова не было.
— Петро, — позвал Чередник. Киселев неохотно откликнулся:
— Чего тебе?
— Слушай, я вот о чем хочу сказать тебе, — Михаил подошел к оторванной Гореловым половице и кивнул на щепу: — Ты видел это?
— Что мне видеть-то? Моя работа, — равнодушно ответил Киселев.
— Ну, и что ты думаешь? По головке за это погладят? — сердито посмотрел на него Черед-ник. — Ведь это…
— Знаешь что? — вскочил Киселев. — Отвяжись ты к чертовой матери от меня! «Думаешь, думаешь…» Да мне уж надоело обо всем этом думать! Махну на другую стройку, а здесь пятки лизать начальству, как некоторые, не буду.
— Дурак ты, — возмутился Михаил. — Не будь ты моим товарищем, я бы по-другому с тобой поговорил.
— Ладно, ладно, — махнул рукой Киселев. — Надоело мне это все… Иди, докладывай Дудке, пусть меры принимает.
— Доложу я об этом завтра, и не Дудке, а всем расскажу, как ты очковтирательством занимаешься.
— Ладно. Общественником стал ты… а я… что ж…
Напряженная тишина, наступившая вслед за этим, все больше разъединяла их. «Посмотрим, как ты завтра перед всеми заговоришь», — подумал Чередник, тяжело вздохнув.
Не знал Михаил, что события развернутся совсем по-иному.
В обеденный перерыв бригадир каменщиков Роман Михайлович Шпортько прошел к парторгу стройки. Вскоре туда же отправился и начальник строительства Василий Лукьяныч Дудка. Они о чем-то совещались. И странно — хотя в кабинете парторга не было никого из посторонних, вскоре почти всюду разнеслась весть: Шпортько организует комплексную бригаду из молодежи.
Удивляясь, говорили многие пожилые рабочие:
— Рехнулся Роман-то, что ли? Передовая его бригада сейчас, заработок, пожалуй, самый высокий у него, что еще надо старине?
— Хлебнет горюшка с этими несмышленышами, да карман потощает у него, снова за ум возьмется. Из лучшей бригады, где люди уже сработались, захотел покомандовать какой-то сборной командой.
И действительно, бригада Шпортько была ведущей на строительстве Дворца. Редкий каменщик не выполнял в ней по полторы-две нормы. Люди подобрались там опытные, умелые, выстроившие на своем веку не один дворец. Уходить из такой бригады не пожелал бы любой каменщик, а тут — бригадир сам, добровольно, оставляет ее.
— Видно, захотелось поменять сокола на ворону, — ехидно посмеивались старички. — Нет уж, видно болтовня одна это, знать, не лишился ума Роман-то.
Но к вечеру слухи подтвердились. Передавали, что Роман Михайлович оставляет за себя бригадиром медлительного и рассудительного каменщика Никиту Мохрачева, и будто бы даже заявил:
— Невелика трудность командовать такими орлами, справишься, Мохрачев. А я со своими молодыми орлятами скоро на соревнование тебя вызову, смотри, как бы вам не осрамиться.
К концу дня начали вызывать в контору молодых рабочих, и разговор действительно шел о комплексной бригаде.
А Мохрачев говорил своему напарнику:
— Эх, и к чему Роман затеял это дело. Знаю я что такое комплексная бригада. Там каждый должен уметь и раствор готовить, и класть кирпичи, и плотницкое дело неплохо знать, да и полутерком и кельмой уметь орудовать. А эти ребятишки-то, которых Роман собирает в бригаду, хоть бы одному-то делу по-настоящему обучились.
Не знал Никита Мохрачев, что все это крепко обдумал и учел Роман Михайлович, прежде чем пойти к парторгу. Не случайно и собрал он вечером всех молодых рабочих, кто пожелал работать в комплексной бригаде.
— Вот что, ребятки, позориться нам ни к чему, а потому слушайте. Придется на часик-другой оставаться после работы, или — кому в школу надо — в обеденный перерыв и набивать руку на каменщицких, плотницких и других работах. Словом, если ты каменщик — учись на маляра, плотник — на каменщика, ну а раствор все должны уметь делать.
В бригаде было без малого сорок человек. Ребята молчали, еще не зная, как отнестись к предложению Романа Михайловича.
— Ну как, хлопцы, согласны? — спросил Шпортько. — Можно, конечно, и во время работы этому обучаться, когда наша бригада станет комплексной, но это большая морока, да и на выработках будет сказываться.
— Ну и пусть пока мы не будем выполнять нормы, — вдруг бросил Володя Горелов. — На кой же нам обеда лишаться, да еще после работы. Живым словом ни с кем не перекинешься.
— Экий ты орел, — усмехнулся Роман Михайлович. — Поболтать-то языком и в рабочее время сумеешь, знаю я тебя. А обед — штука немудреная, как-нибудь приспособимся.
Но Горелова поддержали многие ребята. Им не хотелось жертвовать обеденным перерывом.
— Что ж, делайте, как думаете, — обрезал рассерженный Роман Михайлович. — А те, кто решится на то, что я сказал, с утра пусть подойдут ко мне, я с десятниками поговорю, учить будем людей.
Но сам понимал, что учиться должны все члены бригады. Потому-то, идя с работы, зашел в общежитие и разыскал Виктора.
— Поговори-ка с ними, тебе сподручней, — попросил он его. — Особенно с этим кучерявым-то, Гореловым. Для них же польза будет. Да и дело такое, что нельзя нашей комплексной бригаде с первых дней срывать план, — плохой пример другим будет. А если не обучим заранее ребят — может статься, и сорвем его.
Но Горелова в общежитии не было.
— Где же у нас Володя? — спросил Виктор у Лени Жучкова.
— Ну, как же… разве забыли? — глянул на воспитателя Леня: — Его тройка сегодня дежурит.
— Ах, да, — вспомнил Виктор. — Вот что, Леня, ты помоги Коле Зарудному оформить стенгазету, а я к девушкам пойду. Там у них бытовой совет сегодня должен заседать.
Но не так-то просто уйти из общежития. Сначала Виктора останавливает Михаил Чередник, просит посмотреть черновой план мероприятий библиотеки на октябрь и ноябрь. Хоть Виктор и торопится, Михаилу отказать он не в силах. В красном уголке, где стоят два огромных библиотечных шкафа, Виктора и Михаила окружают ребята, все они незаметно включаются в обсуждение плана, горячо доказывая, что конференцию читателей надо проводить совсем не по этой, а вот по той книге, что надо вывесить не только плакат «Книжные новинки», а и вообще весь список книг, имеющихся в библиотеке, потому что в шкафах не сразу найдешь то, что нужно.
Потом у Кирилла Козликова находится личный вопрос к воспитателю, касающийся оставшейся в селе семьи.
В женское общежитие Виктор приходит поздно: многие девчата ушли в кино, кое-кто спит. Но в красном уголке горит свет. Ну конечно ж, там Надя!
— Почему ты не отдыхаешь? — качает головой Виктор, подходя к ней.
— Да вот, — Надя смущенно кивает на лист стенгазеты. — Редактор наша спать захотела, я и решила сама заметки начисто переписать. Все равно долго не усну.
— Заседание было?
— Хорошо прошло. Кое-кому досталось, в том числе и мне.
— Тебе?! За что?
Надя невесело усмехается:
— За то, что в последнее время частенько лежу на койке и о чем-то раздумываю.
Виктор чувствует, что невольно краснеет. Он отводит взгляд и склоняется над стенгазетой.
— Помогите отредактировать вот эти заметки, — говорит тихо девушка, придвигая к нему стопку исписанных листов. После короткого раздумья он молча достает свою авторучку и вчитывается в первую заметку.
В комнате устанавливается чуткая тишина…
Глухой октябрьский вечер. Шумят в темноте опавшие листья. Холодно.
Беспокойно встает с постели Илья Антонович Крапива. Сна нет. Чувствует матерый Илько — игра окончена, если он сегодня не уберет Лобунько.
Но чего же ждать? Еще полчаса — и уедет воспитатель домой, в Злоказово. А может быть, он уже сидит где-нибудь у следователя и рассказывает… А там, потянут за ниточку, клубок начнет разматываться и — темнота, та самая вечная темнота, в которую канули от руки Илько многие…
