месяц выполняет, побивал нас футболом! И выслушивать по телефону ехидные соболезнования директора лесозавода я не намерен…
«Вот откуда он так быстро проведал о нашем поражении!» – догадался Михаил.
– Поздно теперь, Федор Николаевич, – беззаботно сказал полузащитник. Он работал радистом, знал, что заменить его на запани некем, и по этой причине держал себя с начальником независимо. – Матч-то ведь проигран!
– Что проиграно ногой – не отыграешь языком! – подхватил Боровиков: он любил переделывать пословицы.
Федор Николаевич уперся обеими руками в стол, тяжело поднялся:
– Если бы вы играли сами по себе – шут с вами, проигрывайте… Так ведь нет! Вы именем Белоборской запани прикрылись. Собственно, кто вам дал право называться командой нашей запани?
– Но ведь мы здесь работаем, – робко сказал левый край.
– А раз вы работаете на запани, честь предприятия для вас что – пустой звук, фикция? Вот хоть ты скажи, Чуркин, честь запани для тебя фикция?
– Я не знаю, Федор Николаевич, что такое фикция… – виновато произнес Чуркин. – А честь запани мы понимаем!
– Ага, понимаете! Так почему же вы проигрываете?
– Плохо тренировались, – сказал, подумав, Чуркин. – От случая к случаю.
– А кто же вам мешал тренироваться? – невинно спросил Федор Николаевич. – Я или технорук?
– Команда создана недавно, еще и месяца нет, – вступил в разговор Михаил. – В полном составе тренировались всего два раза. Трудно было всех игроков собрать: половина в дневной смене работает, половина – в ночной. А перевести всех в одну смену вы отказались.
– Обращались они к нам насчет перевода? – осторожно спросил Федор Николаевич у технорука.
Тот утвердительно наклонил голову. Начальник запани грузно прошелся по кабинету, недоверчиво крутнул головой, словно хотел сказать: «Смотрите, как интересно получается: выходит, я же больше всех и виноват!»
– Ладно! – решительно сказал он. – Что было, то было. Теперь что делать будем?
– Стадион надо строить – вот что! – воскликнул Чуркин зазвеневшим от волнения голосом и вытер вспотевшие ладони о брюки.
– Стадион? – удивился Федор Николаевич. – Скажите пожалуйста!
– Чуркин прав, – вмешался Михаил, – надо строить стадион. И вообще, пора всерьез браться за физкультурную работу… Вот вы здесь, Федор Николаевич, гордились клубом и громкоговорителями. Правильно, ничего не скажешь, все это у нас есть. Но есть у нас на запани и кое-что другое!.. На столбах, где весной вицы крутили, видели, что висит?
– Там, где ребята в мячик играют?
Михаил усмехнулся:
– Игра эта, между прочим, называется волейбол… А висит на тех столбах вместо настоящей волейбольной сетки кусок гнилого рыбачьего невода. И невод этот – как символ состояния спорта в нашем поселке. Кустарщина!..
Федор Николаевич смущенно кашлянул. Удивительно, как это он до сих пор не замечал, что невод позорит передовую запань. Зря он также думал, что вершина благоустройства – радиофикация. Сейчас вот выплыл стадион, а потом придется, наверно, разбивать парк с аллеями и танцевальными площадками. А после парка – купальный пляж, благо место пониже запани есть хорошее, песок не хуже морского. И так без конца…
«Ненасытное наше время!» – подумал начальник запани с веселым изумлением перед широтой и разнообразием требований, которые ставит жизнь.
– Хорошо, – вслух сказал он, – давайте строить стадион. Инструмент, материал, какой потребуется, я дам. Только с лесозаводцами надо до зимы расквитаться. Побьете?
Футболисты переглянулись.
– Побьем! – сказал за всех Чуркин.
– Вызвать их нужно перед самой осенью, – с неожиданным азартом предложил молчаливый технорук. – Чтобы не успели отыграться.
– Правильно, пусть зимуют битыми! – одобрил Федор Николаевич.
2
Стадион решили строить на пустыре за поселковыми огородами. Ночью сплавщики тайно съездили на катере к лесозаводу. Пока Михаил с Чуркиным мерили рулеткой стадион, Боровиков стоял на страже, вглядываясь в белесую мглу: не идет ли кто из заводских рабочих.
Весь следующий день Михаил с нивелиром и рейками бродил по пустырю, разукрашивая его вдоль и поперек колышками. А на третий день, сразу после работы, футбольная команда в полном составе с топорами, лопатами и кирками вышла на пустырь. Прежние хозяева пустыря – козы – испуганным табунком сбились на месте будущей штрафной площадки, неодобрительно трясли бородами.
Самой тяжелой работой оказалась корчевка пней.
– Не имел мужик заботы, так надумал строить стадион! – сказал Боровиков, обрубая топором корни.
– Построим мы стадион, – подхватил радист, – а лесозаводцы приедут и на нашем же стадионе нам и наклепают. Позору еще больше будет!
– С такими игроками, как ты, и наклепают, – решил Чуркин. – Ничего удивительного!
Радист уже открыл рот, чтобы одернуть зарвавшегося вратаря, но вдруг свистнул протяжно и удивленно: от поселка к пустырю шли сортировщицы во главе с Нюрой Уваровой и Дашей Векшиной. Девчата вооружились лопатами и кирками и шагали торжественно, чуть ли даже не в ногу.
– Одного вечера без нас не выдержали! – крикнул Боровиков. – Соскучились!
Нюра подошла к Михаилу:
– Где нам работать?
– Девчата надумали женскую футбольную команду организовать, – не унимался Боровиков. – Решили прогреметь на всю страну!
– Вот я сейчас по твоей спине прогремлю лопатой! – беззлобно сказала Даша Векшина – рослая, широкоплечая девушка, про которую говорили, что начальник запани приглашал ее работать в кузницу молотобойцем, но она не пошла лишь из-за женского самолюбия.
Михаил отвел девчатам участок:
– Начинайте отсюда и ровняйте до горелого пня, там как раз ворота будут.
– А дорожка? – спросила Нюра.
– Какая дорожка?
– Обыкновенная, беговая.
Михаил растерянно снял с головы фуражку:
– Да вы что, столичный стадион надумали строить?
Нюра быстрым взглядом окинула подруг, задержала глаза на спокойной монументальной фигуре Даши.
– Нам такой стадион нужен, чтобы, кроме футбола, было где бегать, прыгать, в волейбол поиграть.
– Правильно! – одобрил Чуркин. – Делать так делать.
– Один – ноль в пользу женщин… – сказал Боровиков.
Первое время после прихода Нюриной бригады футболисты трудились особенно рьяно, рисуясь перед девчатами своей силой и ловкостью. Но нагретый за день воздух располагал к дремоте, комары жалили с извечной таежной свирепостью, а развороченный пустырь не изъявлял заметного желания поскорее преобразиться в благоустроенный стадион. Перекуры становились все длинней и длинней, цигарки крутились все толще и толще. Ребята с тоской посматривали на частые цепкие пни.
Нюра подозвала к себе Михаила:
– Проверь, так ли делаем?.. – Она огляделась вокруг, тихо сказала: – Ты каждой бригаде дневное задание давай. Окончат – могут уходить… Сразу видно, мало с людьми работал. Это потрудней будет, чем возле нивелира-ювелира крутиться!
Михаил покраснел, отвернулся.
– Не нравится от девчат советы принимать? Ничего, от меня можно…
На другой день Михаил дал задание каждой бригаде.
– Вот невезение! – сокрушенно сказала Нюра. – Придется сегодня Чуркину помогать.
– Это почему же? – удивился вратарь.
– Не ночевать же вам на пустыре, – сердобольно объяснила Нюра. – Сыро здесь, еще простудитесь!
Чуркин так рассердился, что не нашелся ничего ответить.
