Высокой романтикой беспрестанной борьбы за народное счастье, поэзией доблестного солдатского долга, который взяли на себя добровольно люди, строящие новый мир, оберегающие счастье и мирный труд народа, овеяны строгие, «походные» интонации, часто неожиданно проступающие в стиле Гайдара.
Помочь подрастающим мальчишкам и девчонкам увидеть место, которое они должны занять в нерасторжимом строю строителей коммунистического будущего, среди борцов за радостную человеческую жизнь, за великое светлое спокойствие и мир во всем мире, – вот то «самое важное», про что с такой изумляющей убедительной простотой умел говорить детям Гайдар.
К пониманию этого «самого важного» ведет Гайдар маленького читателя каждой своей строкой. Всё у него – и речь героев, и авторские отступления, и пейзаж – подчинено мыслям о величии Советской страны, о ее могучей силе, все зовет оберегать ее счастье, отвоеванное в жестокой борьбе.
Именно об этом самом важном говорит Гайдар и в своей приобретшей еще невиданную в истории литературы судьбу книге «Тимур и его команда», написанной в 1940 году (тогда же был написан и сценарий для одноименного фильма). Книга эта не стоит особняком в творчестве Гайдара. Наоборот, в ней с наибольшей отчетливостью и силой отлилось в образе мальчика-рыцаря Тимура все, что наполняло издавна творчество Гайдара: восхищенное внимание к тем, кто защищает нашу страну с оружием в руках, прекрасное мальчишеское великодушие, проявляемое не на словах, а на деле.
Герой книги пионер Тимур придумал чудесную форму помощи нашей армии. Он со своими сверстниками окружил тайной заботой тех, кого должны были оставить отцы и братья, ушедшие в армию. Смелый, отзывчивый, решительный, благородный в своих побуждениях, неугомонный и хитроумный в достижении задуманного, обаятельный мальчуган Тимур стал образом, по которому захотели равняться, которому решили подражать миллионы советских ребят, как только они познакомились с новым произведением Гайдара.
Гайдар сумел окружить деятельность своего маленького героя таким ореолом увлекательной таинственности, нашел для своего Тимура такие чудесные, живые черты, что разом отпала всякая опасность скучной, навязчивой нравоучительности.
Гайдар написал своего Тимура до войны. Некоторые говорили, что писатель «придумал» мальчика, подобного которому еще нет в наших школах и пионерских лагерях. Близорукие твердили: «Нет еще у нас пока что мальчиков, которые бы затеяли игру лишь ради полезного дела, как не бывает на свете чудес». – «Чудес на свете всё больше и больше, – отвечал им Гайдар. – Надо лишь выйти навстречу им. Гей, Тимур! Где ты? Отзовись, если я тебя угадал!» И со всех концов страны послышались в ответ голоса мальчиков и девочек: «Это мы! Мы все на своих местах!»
Тысячи и тысячи советских школьников увидели в Тимуре самих себя. Да, каждый из них мог стать именно таким, как Тимур. Таким же честным, храбрым, полезным!.. Надо было только захотеть. И книга Гайдара сделалась не только любимейшей книгой детворы: она добилась судьбы, которую еще не знала ни одна детская книга. Слава Тимура вышла за пределы литературы. Стихийно, по ребячьему почину, создалось широкое, повсеместное благородное движение, названное именем гайдаровского героя: движение тимуровцев. Детский писатель Аркадий Гайдар указал ребятам простой и добрый путь, следуя которым маленькие патриоты смогли применить на деле свое искреннее восхищенное тяготение к Советской Армии, нетерпеливый напор сердец, переполненных горячей любовью к военным людям, защитникам Родины.
Удача Гайдара, его огромная заслуга и полная победа гайдаровского стиля в том и заключались, что писатель почувствовал, предугадал и рассмотрел образ своего Тимура, зарождавшийся в тысячах малых, но славных дел, творимых нашими школьниками и пионерами. Писатель сумел собрать лучшие черточки подрастающего поколения в одном законченном, освещенном огнем большой патриотической идеи, жизненно убедительном образе…
Вопреки устарелым поговоркам, заразительными, увлекающими стали не дурной пример хулигана и садового вора Мишки Квакина, а добрые дела Тимура. Традиционные проказы померкли перед сиянием хороших дел, совершаемых ради защитников Родины.
«Почему во все века ребята неизменно играли в разбойников? – спрашивал Гайдар и сам давал на это такой ответ: – Ежели подумать хорошо, то ведь разбой всегда считался делом плохим и всегда наказывался. А между тем ребята – чуткий народ, они зря играть не будут. Тут дело в другом. Дело в том, что, играя в разбойников, ребята играли в свободу, выражая вечное стремление к ней человечества. Разбойники же в те прошедшие века были чаще всего выражением протеста несвободного общества. Советские же дети живут в иных условиях, в иное время, не похожее ни на какие другие времена, и поэтому игры у них другие. Они не будут играть в разбойников, которые сражаются с королевскими стрелками. Они будут играть в такую игру, которая поможет советским солдатам сражаться с разбойниками».
И предсказания писателя полностью оправдались. По слову Гайдара произошло одно из замечательнейших чудес, которые когда-либо знала мировая литература. Вместо одного Тимура, казавшегося кое-кому присочиненным, надуманным, на призыв писателя, облеченный в форму увлекательной детской повести, откликнулись делом миллионы тимуровцев, немедленно начавших действовать по образу и подобию гайдаровского Тимура. Такова сила большой правды, которую Гайдар умел раньше других подмечать в любом уголке нашей жизни! И если припасть чутким ухом к певучей строке Гайдара, услышишь, что гудит она изнутри, как рельс, по которому далеко-далеко катит, приближаясь, «броневая громада» этой светлой, всепобеждающей социалистической правды.
Гайдар был сам человеком необычайной цельности, и писатель в нем неотделим от человека. Что бы ни писал Гайдар – книгу, статью, сценарий, – он никогда ни одним словом не изменил себе. Он сам глубоко верил в каждое слово, написанное им. Он органически не смог бы сфальшивить, поставить в строку слово, хотя бы на одну йоту не соответствующее его воззрениям и чувствам. Это сказалось на стиле Гайдара, на строе его фразы, скупой на слова и в то же время исчерпывающе ясной, как будто житейски простой, но романтически звучной, иногда приближающейся к ритму сказа, по-военному четкой, несмотря на почти песенный лиризм.
Литературная критика не раз задумывалась над секретом необычайной воспитательной доходчивости произведений Аркадия Гайдара – нет, не над секретом, а над подлинным чудом, которое возникало в творчестве Гайдара!.. Это чудо одинаково радостно удивляет по сей день и поэтов и педагогов. Действительно, сделать для ребенка или подростка правильное, нужное, обязательное таким желанным, увлекательным, чтобы оно своей повелительной правдой и романтической привлекательностью перешибло все то отрицательное, порочное, что встречается у ребят и мешает им расти, – вот высшая воспитательная задача, желанная педагогическая цель, достичь которой стремится пишущий для детей. А у Гайдара почти всегда находились слова и образы для решения этой сложнейшей задачи.
О том, как бережно работал Гайдар над каждым словом, можно судить хотя бы уже по тому, что он помнил наизусть все только что им написанное и, воспроизводя вслух на память страницу за страницей, сам взыскательно прислушивался еще и еще раз к звучанию отобранных им слов и интонаций.
Но как же получалось, что очень простая, иногда чисто служебного назначения, подчас и не скрывающая своего назидательного смысла тирада, обращенная к маленькому читателю и состоящая из очень обыденных как будто слов, вдруг начинала светиться изнутри огнем поэзии, хитро укрытой, как костер разведчика в лесу?.. А ведь на этот огонек, невидимо согревающий сердце и зовущий к строгим, славным делам, и тянется доверчиво маленький читатель. Фразам, которые у другого автора оказались бы выспренними либо банально-назидательными, Гайдар возвращал их первородную и суровую простоту. И секрет тут заключался не в том только, что стилистической манере Гайдара свойственно было придавать неожиданный песенный строй простым, как будто житейским, обыкновенным фразам, отчего они приобретали как бы военную выправку и даже синтаксический шаг, приближавший их к ритму сказов, – это было лишь одним из любимых приемов Гайдара. А обыкновенные слова становились у него крылатыми прежде всего потому, что в них всегда была мысль высокого идейного и романтического полета.
В повести «Тимур и его команда» есть такая страница:
«– …Папа, возьми нас с собой на вокзал, мы тебя проводим до поезда!
– Нет, Женя, нельзя. Мне там будет некогда.
– Почему? Папа, ведь у тебя билет уже есть?
– Есть.
– В мягком?
– В мягком.
– Ох, как и я бы хотела с тобой поехать далеко-далеко в мягком!..»
