и стиральными порошками, ювелирными изделиями и швейными машинками. Это оседлый вид торговли. Торгуют и на ходу, предлагая свои товары с рук. Обычно это бойкие ребята, прицепятся к тебе, как репейники, ухватятся за полу халата и в нос суют всякую рухлядь, возьми ради Аллаха, поддержи бедного человека. Продавцов много, а покупателей нет… Больше щупают руками, пробуют на зуб или язык, меряют по длине рук, ширине собственных плеч, качают отрицательно головой. Если сразу, не торгуясь, вынимаешь кошелек, от тебя отвернутся как от человека, который не внушает доверия. Поспешного покупателя боятся, ему не верят.
— Не успел по душам поговорить, а уже к товару руку тянет. Не нужны твои деньги, иди своей дорогой. Ничего не продам несерьезному человеку! — категорически заявляет торговец.
Покупок на нашем кабульском базаре без длительной торговли почти не бывает. Долго ходит по рядам афганец, присматривается, принюхивается. А если решился, начинается веселый спектакль.
Дядюшка Фатех любит посмотреть со стороны, как люди торгуются. Начинают издалека, справятся о здоровье друг друга, поговорят о погоде, посетуют на тяготы суетливой жизни. И как бы невзначай, мимоходом:
— Вот халат смотрю…
— Хвала Аллаху! Привел он тебя точно по адресу! — радостно улыбается торговец. — Здесь самые лучшие, самые нарядные халаты. Ты только посмотри, примерь, ты пощупай!
— Кажется, маловат, да и расцветка неяркая, нитки гнилые, наденешь — весь расползется по швам, — куражится покупатель.
И не потому, что товар не нравится. Просто так принято. Поначалу надо обязательно товар очернить, заставить торговца крутиться юлой вокруг тебя, хвалить на все лады каждый шов халата, заискивать, улыбаться.
— Нет… Не подходит… Пойду к другому… Мне не денег жалко, а красоты в твоем товаре нет…
В одно мгновение исчезает с лица торговца улыбка. Он подпрыгивает, как змеей ужаленный. И пошла отборная брань, проклятия не только в адрес покупателя, но и всего его рода и племени. Лаются долго, пока не разойдутся. Немного успокоятся, поостынут, и снова все сначала.
— Вот… Халат смотрю…
Торговец опять улыбается, приветлив, ссоры не помнит, беседуют как со старым знакомым.
— Весь базар обойдешь, нигде халата лучше не встретишь.
— А сколько за него просишь, почтенный?
И снова скандал разгорается, крик, шум, гам… Это уже спор из-за цены.
— Побойся кары всевышнего. Такой цены и в помине нет! Это же не халат, а дерьмо с рукавами!
— Да отсохнет твой язык за слова непристойные! Бери, так и быть, из уважения к тебе сбавлю два афгани.
— Ты что, меня за ишака принимаешь?
— Нет, за верблюда, слюны много пускаешь, а настоящей цены не называешь.
Вспотеют, охрипнут, пока не сговорятся, ударят крепко по рукам. Торгаш доволен, в душе ликование — выгодно продал залежавшийся товар. Покупатель радуется — почти задарма купил нарядный халат, оставил с носом глупого дуканщика. И дядя Фатех усы разглаживает, получил удовольствие от настоящей восточной торговли.
* * *
Дядя может себе позволить уйти из мастерской, когда только пожелает. Он хозяин, ему все позволено. А я ни на шаг отлучиться не могу. Надо сидеть и терпеливо ждать клиента. От нечего делать взялся за книгу. Купил давно, а вот прочесть все недосуг, так она в мастерской на верстаке и валяется. Уселся у входа в мастерскую на пустом ящике, открыл было первую страницу, а тут и клиент объявился. Белоснежный спортивный «Ягуар» тормозит у нашего порога. На левом крыле, вижу, краска содрана, вмятина от удара, где-то ударился красавец о чужой борт.
— Эй, парень! Иди сюда! — слышу я повелительный голос. — Ты что, глухой?
Со слухом у меня все в порядке, просто чудно как-то, впервые вижу девушку за рулем в Кабуле. Да еще такую красивую. Глаза большие, смотрят, как дразнят, широкий лоб, губы пухлые, родинка на подбородке. Сидит в машине гордо, спиной сиденья не касается.
— Да открой же дверцу машины! — требует она.
Дело ясное, прибыла госпожа избалованная. Еще девчонка, а уже приказывает, требует к себе особого внимания.
— Значит, так, надо крыло выправить, закрасить, — распоряжается по-хозяйски. — Говорят люди, ты мастер хороший, я не ошиблась?
Она измерила меня с ног до головы недоверчивым взглядом. Увидела в руках книгу, заинтересовалась.
— Грамотный? А ну покажи, что читаешь?
Я протянул девушке книгу, а сам — к машине, нагнулся, крыло битое рукой ощупываю и уже прикидываю, сколько за работу запросить следует.
— А ты знаешь, что книга твоя крамольная?! — неожиданно спрашивает молодая госпожа.
Я поднял голову, смотрю на нее с интересом, что дальше она скажет.
— Да, да… Книга русского писателя Максима Горького «Мать» запрещена в афганском государстве. Я это точно знаю. Так что у тебя, мастер, могут быть неприятности с полицией.
— Госпожа собирается донести на меня? Может, показать ей, где ближайший полицейский участок?
— А ты, однако, колючий парень, — улыбается девушка. Захлопнула книжку, пристально посмотрела на меня и строго, как учитель, сказала:
— Такие книги на людях не держат. Без надобности рисковать никогда не стоит… Плохой вы конспиратор, рафик [2] мастер жестяных дел.
Я растерялся, стою, моргаю глазами, не знаю, что сказать ей в ответ. Хозяйка роскошного «Ягуара» — девушка в модных джинсиках, серьги в ушах бриллиантовой слезой переливаются, золотые браслеты на запястьях рук — и вдруг разговор о конспирации, рафик мастер… Чтобы это все значило?
— Скажите, много ли времени нужно вам для ремонта? — прерывает она мои размышления.
— Да, пожалуй, полдня уйдет, не меньше…
Она посмотрела на свои часы, о чем-то задумалась и снова с вопросом:
— А вы, случайно, не водите машину?
— Имею водительские права, — не без гордости отвечаю я девушке.
— Вот и отлично! — обрадовалась она. — Я, понимаете, очень спешу, а вы, когда работу окончите, подгоните «Ягуар» к моему дому. Там я с вами и рассчитаюсь. Ключи в машине, а это мой адрес, — и вручает визитную карточку. Я еще и ответить ей не успел, а она подняла руку, остановила такси, кивнула мне на прощание и умчалась неизвестно куда. Взглянул на визитную карточку. Красивые арабские буквы на глянце бумаги сообщали: «Джамиля Рза» — и дальше следовал ее адрес… Я и без этой бумажки хорошо знал, где находится этот дом. Спроси каждого кабульца, рукой укажет, как к нему пройти.
Горьким словам и упрекам внимать доколе?
Муку растить, чтоб терзаться опять, доколе?
Холить насилье, а верность топтать доколе?
Сеять добро, но лишь зло пожинать доколе?
Катран ибн Мансур
В джему к вечеру, когда Аллах
