Пошли обследовать место: удача! Шесть беляков аккуратной горкой лежали себе спокойно под платформой: наверное, их отшвырнуло туда подножкой вагона.
С какой же легкостью я прыгнул, нет, порхнул за ними с платформы!
Товарищ в красной фуражке был бодр и уверен:
— Беглецов поймаем!
В «дежурке» он позвонил на следующую станцию:
— Товарищ Петров! Задержи шесть зайцев!
Почуяв добычу, тот отвечал с интересом:
— А где они?
— Едут от меня почтовым.
— Почтовый ко мне прибывает. Позову начальника поезда…
Через минуту в трубке послышался новый голос:
— Начальник поезда № 72 слушает.
— Товарищ, прошу, пожалуйста, задержать шесть зайцев.
— Чего вы просите? Это моя обязанность, — в голосе слышался профессиональный азарт. — А где они?
— В восьмом вагоне.
— Приметы?
— Три белых, три серых.
— Это у них полушубки, что ли, такие?
— Ну да, шкуры.
— Вы видели, что в восьмой попали?
— Видел, видел…
— Да, небось, разбежались уже…
— Да нет же! Как им разбежаться? Они же связаны.
Начальник поезда опешил:
— Как связаны?
— Веревкой!
— Да что вы порете? Кто их мог связать?
— Тут пассажир один, ну, охотник.
В трубке послышалось злое раздражение:
— Как не стыдно?! Тут поезд отправляется, а вы дурака валяете!
Трубка брошена, почтовый идет дальше… Что-то ждет моих зайцев? Я, конечно, законно приуныл.
А мой покровитель в красной фуражке не печалился. Немедля позвонил он на вторую станцию, в Бологое, и не без труда, но основательно втолковал тамошнему дежурному, что зайцы, хотя и едут без билетов, все же не безбилетники.
— Поймите, — просил он умильно и настойчиво, — это буквальные зайцы. Уши длинные, хвосты маленькие… Которых охотники стреляют…
…Наконец все понято и договорено.
Со следующим поездом мой дежурный лично проводил меня до вагона. Только убедившись, что я, Сорока и шестерка беляков без опасностей погрузились на поезд, он дал отправление.
В Бологом, где остановка долгая, оставив связку зайцев и Сороку на попечение добрых соседей, я пошел к дежурному по вокзалу:
— Извините за беспокойство, — сказал я, — не задержались ли тут зайцы?..
— Вон они лежат в углу.
Так и приехал я в Москву со всей своей обильной и великолепной добычей.
Дело было на вологодских областных испытаниях гончих. Шла вторая половина сентября — осень еще только набирала силу.
По-разному украшаются осени: одни как будто не хотят раскрыть свои богатые возможности и, лишь кое-где обрызгав березы тускловатой желтизной, исподволь обирают листья с них и с немного более нарядных осин. Ждешь-ждешь, когда же заблещут в лесу огневые цвета… а листья потихоньку спархивают и спархивают на землю… Глядишь, а лес уже совсем обнажился, так и не порадовав пусть недолгим, зато смелым разгулом красок.
А другие осени размашисто щедры. И тогда «в багрец и золото одетые леса» стоят под небесной голубизной такие праздничные, что невозможно ни наглядеться на них, ни забыть их.
Пышным и нарядным был и сентябрь того года. И, как всегда в золотые осени, поражала гармония спокойной синевы чистого неба и буйных красок леса — крепкой желтизны берез, яркой «лимонности» старых осинников и их красного пламени.
Утренники схватывали лужи тонким ледком, таявшим лишь часам к одиннадцати, а землю, ее травы и мхи белая роса перед восходом солнца делала белесыми, седыми.
Дом, где расположился судейский штаб, стоял в конце деревни, вплотную подходившей к лесу. Каждое утро, раным-рано отправляясь на работу, мы, судьи, на минутку останавливались на поляне, которая вклинивалась в этот лес, нам не надоедало еще и еще поглядеть, как над посеребренной морозцем прогалиной горят березы и осины и как чернеют среди этого пожара куртины елей, словно подчеркивая силу красок старого лиственного леса и несмелую розовость молодых осинок.
Что на редкость красивый лес радовал — это одна сторона дела. А вот другая представлялась не такой уж хорошей: трудновато приходилось гончим.
Ранним утром они должны были гнать по заиндевелой тропе, а известно, как мешает им иней: несколько позднее, когда на открытых местах солнце растапливало этот иней, а под пологом леса он еще оставался, тропа напоминала пеструю, пожалуй, еще худшую для гончей; наконец около полудня и позже иней стаивал везде, но влажность на земле удерживалась недолго, становилось сухо и жарко. Тогда не только гнать, но и поднять зайца делалось мудрено.
Впрочем, не стоит повторять вот такие жалобные суждения некоторых гончатников, умеющих чуть ли не при любых обстоятельствах найти оправдания плохой работе своих собак. Опытные и чутьистые гончие не нуждаются в подобной защите и гнать могут хорошо почти в любую погоду и по любой тропе.
Это доказала и русская выжловка Розка. Ее мы испытывали в послеполуденное время в самую сушь, под сильно греющим солнцем.
Некрупная, крепкая, пожалуй, немного простоватая, Розка была одной из тех деревенских гончих, которых из породы не выкинешь, но которым на выставке много не дашь.
Что было ценно у выжловки — это хорошо развитая мускулатура, правильные, сильные ноги с отлично собранными комковатыми лапами. Сразу чувствовалось: здорово поработала собака за свои пять лет!
Привел ее на испытания паренек лет восемнадцати — невысокий, белобрысый, синеглазый и курносый. Он невольно вызывал симпатию какой-то своей простотой, открытостью. Фамилия у него оказалась самая подходящая для охотника — Порохов.
Парень сообщил, что отцу некогда: он — председатель колхоза, а сейчас самая уборка льна, ячменя, да тут еще картошка…
— А ружье у вас зачем с собой? — спросил я.
— А как же? Папе объяснили: на испытаниях, как на охоте!..
— Так это же собаку надо вести, как на охоте… но ружье вы взяли напрасно. Смотрите, молодой человек, не вздумайте стрелять!
Юный Порохов тяжело вздохнул…
Впрочем, мне пришло в голову: пусть парень таскает свое ружье. Оно нам может очень пригодиться, если, например, какую-то слишком вязкую собаку не снимешь с гона без отстрела зайца.
Розке сухая тропа оказалась нипочем. Всего через полчаса после напуска она раздобыла беляка на старой травянистой вырубке. Ну и залилась же она! Просто захлебывалась! Наверно, заяц вскочил у нее из-под морды. И подняла Розка самостоятельно и быстро, и погнала уверенно. Судьям повезло: еще не успели мы разойтись в разные стороны, как уже через четыре минуты после подъема зверя перевидели гонного беляка. Он был некрупный — очевидно, прибылой из раннего помета. Через минуту следом промчалась Розка.
Гнала она хорошо — ровно и верно. Жаль было лишь, что из-за неважного голоса, однотонного и глуховатого, а значит, и малодоносчивого, в ее работе не получалось блеска, дорогой охотнику зажигательности. На гону у нее выходило что-то вроде йэх-йэх-йэх-йэх… немножко как-то смешно. Зато своего какого ни на есть голоса Розка не жалела, отдавала часто и довольно горячо; гон получался веселый. На пятнадцатой минуте выжловка сбилась и смолкла, но, старательно и умело выправляя скол на бойком галопе, она уже через шесть минут выпуталась из затруднения и погнала дальше, сперва по-удалелому отдавая голос несколько редкоскало, но вскоре опять насела на зайца, и гон снова стал горячим и нескучным. Розка гнала и гнала, перемолчки были, но нечастые, да и продолжались всего полминуты-минуту, редко две.
Прошло уже минут двадцать пять гона, и становилось ясно, что собака «тянет на диплом».
Подравниваясь к гону, я, один из моих товарищей по судейству и молодой хозяин Розки вышли к пожне — узкой поляне вдоль речки. Здесь мы остановились в опушке.
Розка гнала беляка где-то по ту сторону речки и, казалось, вела его к нам, пожалуй направляясь несколько правее.
Порохову страстно хотелось встретить зайца. Он сорвался с места и побежал вправо, быстро скрывшись за ольшняком, который образовал здесь довольно густую куртину.
«Еще оттопает!» — подумал я и крикнул юнцу:
— Не бегать! Замри на месте!
А беляк за речкой опять обманул собаку, она скололась и, должно быть, позволила зайцу порядочно оторваться.
Выправив след минуты через три, Розка повела влево, загибая в то же время к речке.
Мы, судьи, замерли и во все глаза следили, не мелькнет ли заяц. Порохова не было ни видно, ни слышно. Наверно, оробев от моего строгого окрика, он действительно замер.
…А беляку вздумалось прокатить пожней… Вон, вон он скачет вдоль поляны! Неторопливо «прошел», как говорят охотники про тонного зверя, краем поляны мимо нас, целя прямо туда, где скрылся Порохов. За ольшняком заяц пропал…
Ох, не испортил бы парень всю обедню!.. Прошла минута…
