Он вынырнул совсем рядом, фонтан был окрашен кровью. Маркин испугался. Достаточно было киту сменить курс, поднырнуть под байдару — и охота была бы закончена. Но все охотники выстрелили, первый стрелок метнул гарпун, следом потянулся длинный ремень с тремя привязанными к нему пых-пыхами (это шкура нерпы, снятая целиком, надутая и крепко завязанная). Пых-пыхи отстояли друг от друга метра на два-три. Маркин не заметил, как второй гарпун был брошен Вири. Кит был уже на шести пых-пыхах. Они не дадут ему уйти под воду.
Черная глянцевая спина кита была с левого борта байдарного строя, это мешало охоте, потому что надо стрелять под левый ласт, еще лучше в дыхало, но зверь был повернут правой стороной к зверобоям. Строй рассыпался, байдары шли на полной скорости, стремясь окружить животное и зайти слева. Это удалось. Со второй байдары еще метнули два гарпуна с пых-пыхами, раздался общий залп, и Маркин поймал себя на том, что ему-то выстрелить так и не удалось. Он взял карабин на изготовку. Но все уже было кончено.
Маркину казалось, что все произошло в считанные минуты. Так всегда идет незаметно время, когда властвует охотничий азарт.
Он посмотрел на часы и ахнул. Оказывается, прошло три часа, как вышли в море. И, как минимум, час ушел на преследование.
Люди в байдаре улыбались. Никто не обратил внимания на растерянность Маркина.
Покачивалась спина кита, окруженная пых-пыхами. Пошел легкий пушистый снежок.
Вири что-то крикнул соседней байдаре. Бойко застучали моторы. Все кричали, шумели, и вот лодки рванули, как на соревновании, наперегонки, к берегу.
Туша кита осталась у льдов.
— Домой, чай пить! — весело сказал Вири.
— Чай, чай! — подтвердил немногословный капитан.
Ничего не понял Маркин. Но решил не спрашивать, просто наблюдать, смотреть. Ему передалось веселое настроение охотников.
А на берегу их уже встречали.
Каким-то образом люди узнали об удаче. И на берег высыпал весь поселок. Дети, женщины и все, кому полагалось быть на рабочем месте, прервали свои дела и ждали охотников на берегу.
Они принимали у охотников рюкзаки, оружие, снаряжение и несли в поселок, домой.
Те, кто не мог оказать какую-нибудь услугу зверобоям, помогали вытаскивать байдары на берег. Под каждую байдару подложили пых-пыхи. Лодки скользили по надутым нерпичьим мешкам легче, и вскоре все четыре байдары покоились перевернутые на берегу, на возвышении.
— А кит? — все-таки спросил Маркин у Вири.
— Вельботы! — махнул рукой старик.
Маркин посмотрел в сторону колхозного пирса и увидел, что люди копошились у вельботов.
Охотники отдохнут, попьют чай, а потом на вельботах отбуксируют кита к берегу. Вельбот мощнее байдары, чего уж тут непонятного.
— Опять поедем в море?
— Нет. — Старик сказал это спокойно и с достоинством. И Маркин понял, что главное наблюдатель сделал. А уж доставят тушу и без него.
Они пошли домой. Малыш Алик нес рюкзак с утренней провизией. Аминак тащила два карабина — Маркина и Вири.
Шли неторопливо, и Маркин вдруг по каким-то неуловимым деталям понял, что и женщина, и мальчик гордятся ими, двумя мужчинами, сделавшими настоящее дело. «Выпить бы надо, — подумал Маркин, — отметить это».
Дома он достал из рюкзака флягу и, пока Аминак возилась на кухне, разлил по стаканам. Сам выпил залпом, Аминак чуть пригубила. Вири только поднял стакан — он был непьющим.
…В тот же день вельботы доставили тушу. Трактор с помощью металлического троса вытащил ее на берег. Был вечер, люди жгли костры. Начали предварительную разделку, решив все остальное завершить утром.
— Самый вкусный кит, — сказал Вири. Он помогал Аминак укладывать мясо в мешок из нерпичьей кожи. У всех женщин были такие мешки.
Возле большого костра на бревнах сидели старушки в цветастых камлейках, весело переговаривались, курили.
— Китов вспоминают, — кивнул в их сторону Вири. Они сидели с Маркиным невдалеке и тоже курили. Отблески костра высвечивали черные гладкие пятна туши.
— Они говорят, другие киты хуже, — рассказывал старик Маркину. — Для гренландского собирают мыхтаграк… видел на косе кустики?
— Не помню, — признался Маркин.
— Такие маленькие листочки. Как лавровый лист, только маленькие… похожи на лавровый лист…
«Наверное, хомкения бутерлаковидная, — вспомнил одно из похожих растений Маркин. — Хомкения пеплоидес».
— На косе растет, на песке… утром покажу. Хорошо с мясом. И на зиму запасают. Лучше всего с китом. Старушки говорят: когда вспоминаются прежние времена, обязательно надо вспоминать мыхтаграк и мясо гренландского кита.
— Почему именно гренландского?
— Других китов мы не очень любим. У них мясо с запахом. У гренландского мясо сладкое. И кровь не портится. Она только кислая-кислая бывает. Хорошо хранить на зиму с травами. Вот о чем старушки говорят, они знают.
— Но ведь мало добывали?
— Мало… Копьем трудно… всегда ждали льдов… С оружием легче, но все равно мало.
— Зато самый большой, — сказал Маркин.
— Толстый… — засмеялся Вири. — Долго хватало… всем.
Из темноты вынырнула Аминак. Присела рядом, подбросив в костер несколько щепок.
— Приезжай зимой, — сказала она Маркину. — Праздник будет. Время Больших Танцев. Полъялык.
— Когда?
— В декабре. Праздник посвящается гренландскому киту.
— Этому?
— Да.
— А почему не сейчас?
— Праздник — он надолго, — просто сказала она. — А вдруг завтра на охоту? Завтра моржи придут. Пока охота не кончится — нельзя праздновать.
«Делу — время, потехе — час, — подумал Маркин. — Все правильно».
— Праздник будет зимой, приезжай, — повторила она.
Вири кивнул.
Маркин вздохнул, сказал неуверенно:
— Как выйдет. Постараюсь.
— Идемте домой, — предложила Аминак. — Сидеть холодно.
Все встали и неторопливо пошли по тропинке в гору, домой. И опять, как и днем, поймал себя Маркин на мысли, что Аминак радостно идти вот так неторопливо с ними, с двумя мужчинами, с настоящими охотниками.
Костры на берегу горели долго. Изредка мелькали тени людей у тихого моря. Кто-то уходил, кто-то приходил к огню. До самого утра люди не оставляли кита в одиночестве.
Утром костры погасли. К киту прибежали дети.
3
— Бум-бум-бум-бум, — глухо заговорил саяк.
— Бум-бум, бум-бам, — вторил ему чуть звонче в соседнем доме.
Люди, слышите? Скоро праздник Больших Танцев! Праздник, посвященный гренландскому киту! Идите скорее к «аглюит имтугмит», туда, где в землю врыты челюсти кита — вешала, идите туда! Там стоит яранга имтугмит, там будет праздник. Слышите? Атусиматахтук! Атусиматахтук! Составитель песен и танцев принялся за работу! Скоро праздник! Потерпите! Составитель танцев уже работает, ждите! Готовьтесь! Готовьте свои песни!
Род имтугмит — хозяин праздника. Потому что Вири из этого рода. А это он, имтугмит Вири, добыл кита, он, Великий Наблюдатель и Охотник.
Это праздник рода, но на него будет приглашено все село. Готовьте, женщины, нарядную одежду для себя и мужей, для детей своих.
А пока юноши надевают самую старую одежду, надевают облезлые меховые штаны мехом вовнутрь, рваные кухляночки, по лицу проводят сажей от жирника полосы. Отрезают от шкурки песца или лисицы нос или всю пасть, надевают маску зверя, смешно на них глядеть, и сами они такие веселые бегают по селу из дома в дом, извещают о начале праздника, приглашают. Кричат с самого порога;
— Оок! Камай, саехси! Оок! Там в яранге бросьте саяки!
— Эй! — отвечают обрадованные хозяева. — Сейчас!
А юноши бегут дальше, и всем становится весело. И только слышно у следующего дома:
— Оок! Камай, саехси!
Вот время проходит, и собираются все в яранге. Ее специально построили для праздника — большую ярангу, чтобы вместила всех.
— Бум-бум-бум-бум, — ведет свою песню саяк, пробует голос.
Вири, и капитан байдары, и стрелки — гребцы байдары садятся рядышком на лавочке в яранге. Напротив них занимают места женщины. Жена напротив мужа. Только напротив Вири нет женщины — он одинок.
Праздник общий, но танцевать будут только люди того рода, который загарпунил кита, — люди имтугмит.
Много народу пришло на праздник — яранга полна.
Женщины устраиваются на лавке — они будут танцевать сидя. На них только коротенькие шортики из нерпичьей шкуры, торбаса из стриженой нерпы черного цвета с завязками из белой нерпичьей мандарки, простые обыкновенные женские повседневные торбаса — «камыпик агнахтак».
Коротенькие шортики оторочены по краям полосочками белой, красной и опять белой мандарки. Кроме шортиков и торбасов, нет на женщинах никакой одежды — только нитки бус на груди да на руки надеты из бус браслеты, и у всех одинаковые прически: волосы разделены пробором посередине и заплетены в две косы, концы кос подобраны вверх, чтобы были кольца, и вот два кольца выпускаются вперед — красиво! Косы украшены бисером, нанизанным на жилы морзверя, и все эти нити соединены медной пряжкой. Тоненькая полоска сажей от жирника проведена по подбородку — так положено.
