Ест мало, от звонков соседей вздрагивает. Уезжать ему, что ли, не хочется? Знамо дело, за горами хорошо песни петь, а жить дома лучше.
Эх, трудно подделаться под настроение молодых!
У соседей телевизор на какую программу включен? Наверное, на вторую. Веселый, видно, фильм. Вон как хохочут… Что же сон не идет?»
Евдокия не заметила, как заснула.
В воскресенье собрались уйти из дома все вместе.
Молодые решили пойти в цирк, звали с собой Евдокию, но она отказывалась:
— Я лучше по базару пробегусь. Вы не задерживайтесь, приходите вовремя обедать.
Когда молодые ушли, Евдокия стала собираться. И вдруг почувствовала легкое покалывание в ногах. Она знала этот ранний предвестник заунывной долгой боли. Может, на этот раз пройдет, если отлежаться? В спальне Евдокия легла, не раздеваясь, прикрыла глаза.
Она чувствовала себя все хуже.
«Ох, как бы не расклеиться в Костин отпуск… А он-то от матери совсем отдалился. Все к Татьяне льнет…»
Евдокия припомнила, как весело вчера смеялись молодые, как значительно поглядывали друг на друга. И тут только ей впервые пришла догадка о том, что Костя влюбился.
«Да это любому станет ясно, кто на них посмотрит. Что ж я, старая, видела, но не замечала… Вот проходимка! Опутала моего лопушка. Я ее приголубила, жизнь исправлять, бедняжке, задумала. Поделом мне старой! Не тащи чужой воз! Как малого теперь выручать? Тяжко! У него тоже норов пробудился».
Мысли Евдокии стали метаться. Терзала обида и на племянницу, и на сына. «Сговорились за моей спиной. Провести вздумали! Не на ту напали!»
Евдокия встала, заходила по комнате, выпила воды.
«Делать-то что? Э, разве сразу так путного что придумаешь, как положение исправить? На людях успокоиться легче. Пойду по делам. Авось голова что накумекает».
И впрямь на улице она пришла немного в себя, и даже боль отпустила. Евдокия стала рассуждать более спокойно:
«Еще неизвестно точно, потерял ли сын голову из-за этой паршивки. Мало ли что парень может изображать. Хотя мой-то без фантазий. Повыспрашивать у него нужно спокойно. А ежели что, наставить. Материнское слово коль горячо, в сердце проникнет».
Когда Евдокия вернулась с рынка, молодые были уже дома. Костя читал вслух книгу, облокотясь о подоконник. Татьяна сидела в кресле, поджав ноги. То и дело оба чему-то смеялись.
«Ишь ты, мадама как закатывается! То бирюком сидела, слова не добьешься, а то прямо вся рассыпается. Глаза не смотрят», — с неприязнью подумала Евдокия, присаживаясь на диван. Костя, отложив книгу, подошел к матери:
— В цирке такая программа была интересная. Клоун меня просто уморил. Кстати, он был под моряка разряжен. Как он в ванне тонул, это надо было видеть!
Сын с ужимками стал изображать клоуна. Евдокия вяло улыбалась.
«Чего хоть ломается? Не знает, как навеселить свою цацу»,
— Мам, а мы ужасно проголодались.
— Наконец-то пробудился твой флотский аппетит! — чересчур громко, как показалось Евдокии, рассмеялась Таня. — Наедайся дома про запас. А то ваш кок испугается твоего аппетита и сбежит с корабля.
— Пусть попробует! Если уйдет наш кок, вся команда разбежится. Мы его морским тросом к мачте привяжем.
— А ты не забудь прежде чем на корабль ступить — взвеситься. А то из-за лишнего груза другие могут пострадать.
«Слова-то у нее все какие-то крученые, — с еще более усиливающейся неприязнью думала Евдокия. — А мой под нее подстраивается. Ишь, в глаза заглядывает».
Костя стал подтрунивать над сонливостью
Татьяны, которая появилась у нее в последнее время. Оба заливисто смеялись.
Евдокия ушла на кухню. Она с трудом сдерживала раздражение, боясь преждевременно выдать свои мысли. Разогрев картофель с мясом и борщ, она сказала молодым, что ей нездоровится, и пошла спать.
На другой день она еле дождалась, когда Татьяна уйдет на работу. И как только за нею закрылась дверь, прямо у сына спросила:
— Ты что, совсем голову потерял?
— Это ты о Танюше? Кажется, да. — Костя улыбнулся, спокойно глядя на Евдокию. Это ее сразу взорвало:
— Неужели ты не разбираешься, что к чему? Разве такая тебе нужна жена? Она совсем неумеха. При тебе старается, за все берется. А позор-то весь при ней. Куда твои глаза глядят?
— Мама, — недоуменно спросил сын, — как ты можешь говорить так о человеке, с которым живешь под одной крышей?
— Вот именно! Я ее приютила. Хвост ее прикрываю…
— Мама! Я прошу…
— А, слова мои не нравятся! Я не хулю, а правду говорю.
Костя вскочил с кресла, снова сел. Правая щека у него вспыхнула, что, Евдокия знала, бывает, когда он сильно волнуется. Она приструнила себя и продолжала более спокойно:
— Неужели ты не можешь найти себе более подходящую девушку? У тебя так много разных знакомых. Вера Козлова чем плоха? Музыкальное училище заканчивает, вяжет, шьет. А Таня Лобанова почему не устраивает?
Скромная, обходительная, все при ней. Вы же с нею последнее время дружили.
— Все это детство, товарищеские отношения, — поморщившись, нетерпеливо перебил Костя.
Евдокия вздохнула, скрестив руки на животе:
— Там детство, здесь — любовь горячая? Чем эта краля тебя приворожила? Своими бессовестными глазами? Губки бантиком, носик крантиком. С лица воду не пить. Тебе человек для жизни нужен, а не кукла.
— Таня — добрый человек! — запальчиво выкрикнул Костя, с силой хрустнул костяшками пальцев. — Да, добрая, доверчивая. Случилось у нее такое… что, ее нужно теперь казнить за ошибку?
— Хороша ошибочка! За такую ошибку мне отец бы голову оторвал, муж в глаза наплевал, а люди дегтем ворота бы вымазали, пальцем показывали бы.
— Мама! — Костя встал, зашагал по комнате взад, вперед. — Сейчас совсем другие времена…
— Сейчас честь не в моде? — фальцетом выкрикнула Евдокия.
— При чем честь, когда девчонка ошиблась!
— Ладно, — вдруг вкрадчиво произнесла Евдокия. — У тебя любовь открылась, а у нее тоже? Вроде совсем недавно у нее к другому любовь была.
— Она просто потеряла голову.
— Сейчас тоже потеряла? — так же тихо, с особым нажимом спросила Евдокия и сразу повысила голос, загрозив пальцем. — При крыться она тобой хочет, стыд свой схоронить. А ты губы раскатал на ее улыбочки. Получи драгоценную радость, воспитывай чужого ребенка. — Евдокия раскинула в стороны руки.
— Мама! — сын стукнул по ноге рукой. — Ребенок здесь ни при чем. И не надо говорить о нем так пренебрежительно, — повысил голос. — Он — будущий человек.
— …которого она хотела упрятать в дом ребенка, — язвительно усмехнулась Евдокия.
— Это от отчаяния! — громко крикнул Костя. — У нее надломлена душа. Человек даже веру в людей потерял!
— Поэтому она прицепилась? Она так и будет всю жизнь изменять тебе.
Костя замотал головой:
— Меня не интересует, что у нее
