— Исследовательская рабочая группа по конструированию и испытанию радиоизотопного прибора, — пояснил он.
— Ах, вон что!
Глаза ее потемнели, голос стал сухим.
— Разрешили официально создать такую группу, — продолжал он, разглядывая загорелую шею Киры, ее светлые волосы и чувствуя, как нежность захлестывает его.
Нервно прошелся по комнате. Резким движением едва не свалил чертежную доску.
— Ты должна быть с нами! — почти выкрикнул он, теряя самообладание.
И увидел отчужденное лицо.
— Какое мне до всего этого дело? — тусклым голосом сказала Кира, — На днях я уезжаю в Москву сдавать экзамены. Ты со своим Карзановым управишься и без меня. Желаю удачи...
Он ушел обескураженный.
17Снова Алтунин проверял, подтянуты ли направляющие, забиты ли клинья крепления бойков, хорошо ли подогрет шток.
— Открыть вентиль пара!
— Продуть пароподводящую систему!
— Удалить из цилиндра воду...
И опять при каждом ударе молота содрогались стены и пол. На гидропрессе Алтунин уже успел отвыкнуть от этой дьявольской тряски. Молот казался теперь Сергею каким-то анахронизмом: коэффициент полезного действия всего два процента, тогда как на прессах превышает семьдесят. А качество ковки? На прессах деформация металла охватывает весь объем заготовки, на молотах же она носит поверхностный характер. Санитарно-гигиенические условия труда вовсе не поддаются сравнению — на молоте они, пожалуй, в сто раз хуже, чем на гидропрессе! Под тобой земля дрожит, хлопьями летит во все стороны окалина, слух и зрение быстро утомляются даже у привычного кузнеца.
Но зато здесь можно было не волноваться — все давно проверено, результат заранее известен. Неспроста технологи совсем не заглядывают сюда — уверились в Алтунине. Да и чего там мудреного выковать шестерню из заготовки в сорок килограммов или кронштейн из заготовки в шесть кило. Странновато все это после гидропресса. В одной руке можно удержать поковку.
«Из царства бурь — в царство штиля!» — так охарактеризовал Алтунин свое возвращение на паровоздушный молот. Дрейфуй себе потихоньку у берегов с голубыми дюнами. «Собаку, что ли, завести?» — думал он иногда. У Киры была собака. Вспомнилось, как однажды в сквере поджидал Киру и вдруг ощутил на своей руке, свесившейся со скамейки, горячее дыхание. Повернул голову и увидел коричневую собаку с длинными отвисшими ушами, курчавой шерстью и коралловым языком, высунутым наружу: черный нос обнюхивал натруженную руку кузнеца. Это был ирландский спаниель Киры.
Алтунин никогда не увлекался собаками, но тот пес привел его в восхищение. Сергей стал даже тихо завидовать людям, которые обзаводятся собаками. Самого его удерживала от такого обзаведения хроническая нехватка свободного времени — собака ведь требует постоянного внимания, ухода. Достаточно с него кинолюбительства!
Теперь он проявил все пленки, на которые была отснята Кира, и вечерами крутил проекционный аппарат, снова переживая те счастливые дни, когда они были вместе. С экрана она улыбалась ему, забавно гримасничала, махала рукой, уходя в глубь просеки. Он мог с ней разговаривать, а она даже не подозревала об этом. На заводе Кира больше не появлялась — взяла отпуск. И напрасно Сергей простаивал часами под ее окном: она не выходила, как вышла когда-то. Неужели возможно вот так оборвать все? Из-за чего?.. Алтунин поддержал Карзанова? Но разве из-за этого можно рассердиться навсегда? Неужели они с Кирой так и проживут жизнь чужими?..
Почему любовь — мучение? Говорят о счастье любви. Но испытал ли его, это счастье, хоть кто-нибудь? Или любовь для всех и всегда одно мучение, жестокое мучение, нравственное мучение? Истинная, большая любовь посещает человека, должно быть, только раз за всю жизнь. Все остальное — ее эхо, как бы кто не уверял себя в обратном.
Почему, например, не женат Носиков? Говорят, был женат, но неудачно. А что значит неудачно? Женятся удачно и неудачно. Чет — нечет. Если женятся неудачно, значит, кто-то кого-то обманул, было притворство, а потом выяснилось: в притворстве существование невыносимо. Любовь — это свобода. А не рабство...
В одной из брошюр Сергей вычитал, что в буржуазной социологии существует сейчас две основные концепции семьи: психологическая и институционалистская. Так называемая психологическая объясняет необходимость существования семьи индивидуальными стремлениями людей к общению, к взаимной поддержке, а другая, с длинным, как анаконда, названием — социальными нуждами, нормами, обычаями, нравами. Как все просто! Выпал всего лишь такой пустяк, как любовь! По этим принципам Алтунин давно мог бы обзавестись семьей. Но зачем она, если не было любви?.. А теперь вот пришла любовь... и принесла с собой такое одиночество, какого он еще никогда не испытывал. Лучше б ее совсем не было, такой любви... Нет, нет! Пусть будет хоть такая, какая есть...
А на маленьком экране плясал голубой луч проекционного аппарата: лицо Киры, ее дрожащие от смеха обветренные губы, смуглая, будто литая, шея, смуглые, сильные ноги, обутые в узкие туфли на высоком каблуке. Она может казаться и очень взрослой, умудренной, рассудительной и почти ребенком — все это без переходов, как-то сразу...
Алтунин совсем разучился спать. Словно в полубреду, в полусне выходил он за полночь из дому и слонялся по прямым городским улицам, сквозящим рассеянной душной синевой. Ужасно знойное лето. Иссушающая жара. И всюду цветы, лоснящиеся темные цветы. Цветочный дурман висит над городом. До утра фланирует по городу, по просторным скверам публика.
Утром Алтунин подставлял голову под водопроводный кран и, освежившись, отправлялся на работу. Иногда у проходной встречал он Скатерщикова. Отчужденный, с высоко поднятой головой проходил мимо Петр. Алтунин как-то попытался заговорить с ним. Скатерщиков сначала смотрел на него безразлично и молчал. Но когда Сергей завел разговор о рабочей группе Карзанова, резко оборвал:
— Карзанов стибрил у тебя идею автоматизации на изотопах, а ты радуешься Теперь хочешь, чтобы и я отказался от всего в его пользу. Хват!
— Ты что, сдурел? С каких это пор автоматизация свободной ковки стала чьим-то личным достоянием? У этой идеи борода длиннее, чем у Мокроусова: почитай для начала хотя бы сборники Экспериментального научно-исследовательского института кузнечно-прессового оборудования. Сейчас важна не идея, а принцип ее осуществления. А твой принцип бесперспективен. Пройденный этап. Одичал ты, Петя, со своей корыстью, одичал.
— Ну и катись. Тебя за твою приверженность к Карзанову даже Кира презирает. Корчишь из себя психолога, а простой вещи понять не можешь: она ушла от него к тебе, поверила в тебя, а ты вместо того, чтобы поддержать нас в трудную минуту, пошел против нас. Как она должна относиться к тебе? Восхищаться?
— Ты чем-то напоминаешь мне Нюсю Бобкову... Помяни мое слово: Кира сама во всем разберется.
С тем и разошлись. Серьезный разговор не состоялся. Был ли уязвлен Алтунин? Как ни странно, нет. Понимал: Скатерщикова занесло, и он пойдет до конца. Вернуть его на правильный путь почти невозможно. Ведь «синяя птица» была почти в руках...
После того как бригада гидропресса отковала по технологии, разработанной еще Алтуниным, вал турбогенератора из слитка в сто сорок тонн, произошло именно то, что предвидел Сергей. Начало положила заводская многотиражка — в ней появилась заметка «Скатерщиков берет реванш». Говорят, герой дня, прочитав такой заголовок, рассвирепел не на шутку.
—-Я этого редактора в бак с маслом посажу, чтобы поостыл маленько: в реваншисты меня зачислил.
Но, дочитав заметку до конца, сам поостыл: тут воздавалась хвала кузнецу, который, едва выписавшись из больницы, спас, можно сказать, завод от позора, выковав отличный промышленный вал. Это тронуло Скатерщикова, в знак благодарности он подарил редактору самопишущую ручку в виде шахтерского отбойного молотка.
— Пишите чаще в таком же духе. А для статьи о делах Алтунина на паровоздушном молоте я сам придумал оригинальный заголовок — «Над вечным покоем». Дарю и это в придачу к самописке.
Все знали любовь редактора к заголовкам, заимствованным из классического наследства. На заводе долго помнили его собственную статью «Луч света в темном царстве», сообщавшую о смене электропроводки и установке новых светильников в складских помещениях.
Скатерщиков мог теперь иронизировать сколько душе угодно. Даже над редактором. Чего стесняться, если выковал отличный промышленный вал из уникального слитка!
Алтунин видел этот чудовищный слиток. В прессовый цех его доставили на платформе-лафете широкой колеи. Платформа остановилась возле камерных нагревательных печей. С гулом, будто прокатился отдаленный гром, по рельсам выдвинулся под, мостовой кран с электрокантователем подхватил пышущую жаром темно-бурую толстенную болванку в виде усеченного конуса и бережно посадил на подину. Подина задвинулась. Рабочие поспешно закрыли магнезитовым кирпичом смотровые щели, тщательно замазали крышку огнеупорной глиной... Все — и техника и люди — сработало с изумительной четкостью. И вал получился изумительным — произведение искусства!
