— Но ведь ты знаешь, бабушка нас с тобой не спрашивает. Она у тебя, знаешь, какая. О!
Василий Андреевич поднял палец и вытаращил глаза, показывая, какой у бабушки крутой характер и что с ней шутки плохи.
Он ушел. Васька стоял у двери. Он уже понял, что попал в детскую комнату, и был убежден, что мера эта временная. Наверное, Василий Андреевич надеется на Вась-кино чистосердечное признание. Не знает он, чем пахнет это признание! Забьет его Капитон до полусмерти — это уже обязательно. Нет, лучше колония для малолетних, по крайней мере, жив останешься.
А Павлик, весело глядя на него, спросил:
— Ты тоже потерялся?
Не поняв вопроса, Васька мрачно отвернулся, а Павлик продолжал:
— Ты боишься, что тебя не найдут? Да?
— Никто меня не терял.
— Сам прибежал?
— Ну, сам… А тебе что?
Оглянувшись на дверь, Павлик заливисто засмеялся, подбежал к Ваське и потянул его за рукав. Васька присел, и Павлик сейчас же приник к его уху всей своей пухлой мордочкой. Теплые губы зашевелились около уха, теплый смех заиграл, и Васька услыхал теплые слова:
— Они думают, что я все теряюсь, а я и не теряюсь вовсе. Я сам прихожу.
— От бабушки удираешь. Да?
— Ну что ты! Нет. Бабушка от меня удирает!
Васька отстранил от себя мальчика и поудобнее уселся против него на ковре. Нет, тут что-то не так. Этот парнишка не так прост. Он скорей всего наученный парнишка. Подсаженный. Такие тоже соображают.
— Врешь ты все, — мрачно перебил его Васька.
— Да нет же… — Павлик округлил глаза и снова потянулся к Васькиному уху.
— Ты мне в ухо не нашептывай. Говори нормально.
Все время посмеиваясь и поглядывая на дверь, Павлик начал рассказывать что-то про бабушку, про кино, про детский сад… Васька сразу ничего не мог понять, а когда разобрался, то восхищенно воскликнул:
— Вот это бабка! Вот это сообразила! Значит, сама в кино, а тебя в милицию? Ловко!
Дело обстояло так. В детском садике не хватало мест, а у Павлика кроме папы и мамы, которые весь день на работе, была еще и бабушка. А это значит, что ребенок присмотрен и может подождать, пока выстроят еще один детский сад. О том, что ребенок за это время вырастет и пойдет в школу, никто и не думал.
Бабушка и в самом деле хорошо ухаживала за внуком. Он всегда ходил чистенький, вовремя накормленный и оттого жизнерадостный. В общем, бабушка любила своего внука, но это не означало, что любовь заменяла ей прочие радости жизни, доступные ее возрасту. Она посещала все агитпункты своего района, и если было время, прихватывала и соседние районы. Нечего и говорить, как обожала она кино.
Вот этого увлечения своей бабушки Павлик не разделял. Там надо было сидеть спокойно, а он этого не умел. Больше пяти минут он не выдерживал. А так как характер у него был веселый, то он вообще не мог сидеть в темноте и смотреть, как на экране что-то происходит без его участия. И он не выносил одиночества, ему требовалось общество.
Зрители не разделяли этих его желаний. Они жаловались на него директору кинотеатра, и тогда перестали пускать в зал зрителей с маленькими детьми. Это был удар для бабушки. Она слегка поскандалила с билетершей и, ничего не добившись, вышла из кино и бессильно присела на скамеечку у чьих-то ворот.
А Павлик между тем прогуливался по тротуару и забрел очень далеко от того места, где бабушка медленно приходила в себя. Когда она наконец начала соображать, что творится вокруг, то прежде всего хватилась внука.
Павлика нигде не было.
Она всполошилась. Бросилась в одну сторону, в другую, добежала до угла и должна была прислониться к стенке и перевести дух. И тут она увидела внука. Он сидел на руках у милиционера, пытаясь завладеть полосатой палочкой.
Сгоряча бабушка бросилась к внуку. Ну, конечно, не очень-то стремительно это у нее получилось. Просто ей казалось, будто она рванулась к внуку, а в самом деле она несколько раз качнулась из стороны в сторону. А пока она раскачивалась, милиционер дошагал до своего отделения и скрылся там вместе с Павликом.
К этому времени бабушка окончательно оправилась и даже сообразила, что все получилось как нельзя лучше. Теперь вся милиция охраняет ее внука и несет за него полную ответственность. Она была городская, житейски очень грамотная бабушка и отлично разбиралась во всех своих гражданских правах и обязанностях.
Сообразив все это, она отдохнула и спокойно пошла в кино. Когда кончился сеанс, она тут же из автомата позвонила в отделение милиции. Охая и причитая, она спросила, не попадался ли им мальчик в коричневой меховой шубке, подпоясанный красным пояском. «Такой уж он у нас непоседливый, такой вертолет, стоит на минутку отвернуться, как уж его и нет… Искали его искали, все ноги обили, спасибо, добрые люди надоумили…»
А Павлик отлично проводил время в детской комнате и ни за что не хотел уходить домой. Здесь ему все очень понравилось: и ковер на полу, и всевозможные игрушки, а главное, старая милицейская палочка.
Как уже было сказано, человек он был жизнерадостный, считавший, что все на свете принадлежит ему. Дома это его мнение не всегда встречало поддержку, а вот здесь захотел палочку — дали, потребовал милицейскую фуражку — где-то нашлась старая — дали. Вот это жизнь!
В следующий раз, когда Павлик с бабушкой очутился около кино, он долго не раздумывал. По нахоженной дорожке добежал до постового милиционера, и тот, признав знакомого нарушителя порядка, отнес его в детскую комнату.
А потом, не обнаружив постового на его постоянном месте, Павлик не растерялся, сам прямым ходом направился в отделение. Бабушка стояла за углом и наблюдала, чтобы внук не сбился с дороги. Когда он добрался до знакомой двери, она спокойно направилась в кино. Так у них и пошло: внук — в милицию, а бабушка в кино или еще куда-нибудь по своим делам.
Однажды, когда она явилась за внуком, ее проводили к самому начальнику.
— Плохо наблюдаете за внуком, гражданка, — с официальной строгостью сказал он. — Который раз он у вас теряется.
— Ох, и не говорите!.. Только отвернусь, а его уже и нет.
— А вы не отворачивайтесь.
По бабушкиному румяному лицу пробежали многочисленные лучики морщинок, таких улыбчатых и светлых, словно весенние ручейки. Она вдруг сделалась до того похожей на своего внука, что суровый начальник не выдержал. Он засмеялся и сказал вовсе уж неофициально:
— Да ну вас…
— …Вот так я сюда хожу и хожу. А бабушка все говорит: «Ну, я теперь за Павлика спокойна». А когда ты вошел, я подумал, медведь, а это у тебя шуба такая лохматая, как собака…
И хотя Васька, занятый своими невеселыми мыслями, ничего не ответил, Павлик все продолжал что-то болтать и заливаться своим теплым, домашним смехом.
А тут и бабушка явилась. Сразу было видно, что пришла Павлушкина бабушка, — она была такая же маленькая и очень разговорчивая.
— Что это ты, такой большой и потерялся? — спросила она у Васьки.
— Он по делу, — пояснил черноусый дежурный, стоя в дверях.
— Смотри-ка, такой маленький и уж по делу? — опять удивилась она, разглядывая Ваську своими веселыми глазками. — А родители у тебя есть?
— Есть, — горько вздохнул Васька.
— В какой школе учишься?
Все разузнав и про школу, и в каком Васька классе, она спросила:
— Как звать учительницу?
— Да зачем вам все это? — не выдержав допроса, воскликнул Васька.
Но бабушка строго на него глянула и сказала:
— Да, пожалуй, и не говори. Я и сама все знаю: Мария Николаевна у вас учительница.
— Хочу к маме! — заявил Павлик.
И, собирая внука, она не переставала говорить:
— Да ты хоть минутку постой! Только отвернешься, а его уж и след простыл. Детскую комнату, спасибо, при кино открыли, так он и оттуда убегает. Прямо беда. Пока сеанс высидишь, ну вся как есть переволнуешься.
— Плохо у вас, видать, получается, — не без ехидства посочувствовал черноусый дежурный.
— Это у вас в милиции плохо получается! — накинулась на него бабушка. — Ишь ты, какой усатый. Сами ребенка привадили, сами и отваживайте. А у меня так очень прекрасно все получается… Ну, всего вам хорошего… Павлик, дай дяде ручку.
Но Павлик, глядя на дежурного блестящими глазами, взял под козырек.
— Ого, службу знает! — засмеялся черноусый и тоже взял под козырек.
Ушла бабушка и увела своего веселого внука; а Васька остался дожидаться неизвестно чего; а они сейчас идут себе по улицам, торопятся; а дома Павлушка, может быть, расскажет, какую он видел мохнатую куртку, похожую на медведя.
Расскажет и заливисто рассмеется — чего ему, любимому, согретому, накормленному. Ему хорошо. Вон, даже милиционеры играют с ним. Милиционеры! О родителях уж и говорить нечего.
