— Будь по-настоящему счастлив, — прибавила Людмила.
— Когда будешь в тундре — поклон ей от меня, — сказал Марк.
— Спасибо, однако. — Степа глотнул шампанского, закашлялся.
Марк подцепил вилкой ломтик сыру и положил его на тарелку Людмилы. В ту же секунду Степа так боднул его ногой под столом, что Марк ойкнул.
«Сумасшедший!» — подумал он.
А Степа снова наполнил фужеры, попросил Марка:
— Скажи что-нибудь.
— Скажу. — Марк посмотрел на Людмилу, потом на Саню Кердыша. — Скажу вот что: мне сейчас очень хорошо. Я познакомился с девушкой, которую нельзя не полюбить. И я ее полюбил, девушку Людмилу… Степа, не пинай меня ногой, выслушай до конца… Полюбил так, будто она моя сестра. Вы не сердитесь, Люда?
Людмила засмеялась.
— Не слишком ли быстро вы разобрались в своем чувстве, Марк? Вы ведь меня почти не знаете.
— Я знаю Саню, — сказал Марк. — А Саня, по-моему, не ошибается в людях… И мне сейчас очень хорошо, потому что я вижу, как счастлив Саня. Посмотрите в его глаза — вы там все увидите…
Степа вдруг сказал:
— Не надо «вы». Когда друзья, так не говорят.
— Степа прав, — согласилась Людмила. — Вы не возражаете, Марк?
Марк не ответил. Будто и не слышал. Чуть подавшись вперед, он смотрел на двух человек, только что вошедших в зал.
Саня Кердыш спросил:
— Что там, Марк?
Марк глухо выругался:
— Ч-черт!
2
Прилетев со Шпицбергена, Беседин в тот же вечер отправился в ресторан. Он был уверен, что Марина там, а ему, как никогда, хотелось ее увидеть.
«Ты хочешь знать все? — вспоминал он слова Марка. — Спроси у нее, она тебе все расскажет…»
Она никогда не говорила о Марке, ни разу не назвала его имени, но Илья чувствовал, Марина все время о ком-то помнит. Теперь-то Беседин знал, о ком! И думал: если бы не любила — не помнила бы! Трудно было разобраться, какое чувство было сейчас сильнее: ревность, любовь к Марине, острая неприязнь к Марку или совсем непонятная, неведомая доселе жалость к себе. Илье начинало вдруг казаться, что счастье изменило ему. Теперь он уже не был уверен в себе так, как раньше. Внешне как будто ничего и не изменилось, но той внутренней силы, на которую Илья всегда опирался, он уже не чувствовал. Холоднее стали относиться к нему сварщики, реже хвалило начальство, и даже верный оруженосец Харитон Езерский, в недалеком прошлом готовый ползать перед ним на брюхе, стал все чаще огрызаться и проявлять «непослушание»…
Беседин не подавал и виду, как остро он все это переживает, но с самим-то собой он был откровенен. «Закатилась твоя звезда, Илья, а когда — ты сам не заметил».
Ему было жаль себя, но он не падал духом. Все будет хорошо. Только бы не отвернулась Марина, только бы она поняла его по-настоящему. По дороге в ресторан Илья думал о том, как они встретятся. Черт возьми, он не всегда был к ней справедлив! Далеко не всегда, теперь-то он это понял. Но и она должна изменить к нему свое отношение…
«Скучала ли она без меня? Всплакнула ли хоть раз от тоски? Другие ведь плачут». Ему хотелось увидеть ее сейчас грустной, подавленной разлукой, побледневшей.
В ресторане Марины не оказалось. Костя Любушкин, томно зевая, сказал: «Марина?.. Сегодня не работает».
Даже не взглянув на Любушкина, Илья помчался к ней домой. Анна встретила его неприветливо. Сказав: «Марина куда-то ушла», она захлопнула дверь перед самым его носом.
Илья вышел на улицу и долго стоял у подъезда, не зная, что предпринять. Он чувствовал, как в нем поднимаются раздражение и злость.
Опустив голову, Беседин медленно побрел домой: «Теперь она знает, что я прилетел. Придет сама».
Но она не пришла. Ни на другой день, ни на третий. Илья поклялся, что сам больше не сделает и шагу, чтобы встретиться с ней. Поклялся — и снова пришел в ресторан, прихватив с собой Харитона.
Харитон сказал:
— Сегодня — густо. Позвать Любушкина?
— Позови, пусть организует столик.
Илья стоял в десяти шагах от Марины и, хотя не смотрел в ее сторону, видел все, что она делает. Вот к ней подошел старик Пашецкий, наклонился над стойкой, о чем-то начал говорить. Марина засмеялась, шутливо замахнулась на Пашецкого салфеткой. Тот перехватив ее руку и, как показалось Беседину, очень уж долго задержал в своей. «Старый хрыч! — в душе выругался Илья. — Туда же со своими телячьими нежностями!»
Взяв поднос с графинчиками, старик отошел от буфета. Марина осталась одна, и теперь Илья посмотрел на нее. Нет, она не была ни грустной, ни бледной. Все такая же, даже еще оживленнее, чем обычно. Не очень-то, видно, переживала разлуку.
Марина почувствовала его взгляд. Словно кого-то отыскивая, медленно повернула голову — и увидела Илью. Беседин ждал: она, конечно, сейчас улыбнется… Нет, выбежит ему навстречу, может быть, даже обнимет. При всех. Ведь бесконечно долго не виделись!
Марина даже не улыбнулась. Только кивнула, просто как знакомому.
Илья тоже кивнул. И, натыкаясь на стулья, пошел по проходу.
— Илья Семеныч, сюда! — Харитон поднял руку, щелкнул пальцами.
Между столом, где сидели Марк и его друзья, и окном, задернутым длинной шторой, Любушкин поставил маленький стол и два стула. Харитон вначале заартачился: ему не нравились соседи, он хотел бы сидеть подальше от них. Но Любушкин сказал: «Другого ничего предложить не могу». Пришлось согласиться…
Кто-кто, а Беседин умел держать себя в руках. Как ни гадко у него было на душе, по внешнему виду никто не мог бы догадаться, что он расстроен. Все в нем, как всегда: уверенные движения, слегка ироническая улыбка, независимый тон.
— О, здесь, оказывается, дружная компания! — Он остановился у стола, окинул всех быстрым взглядом, обратился к Людмиле:
— Разрешите вас приветствовать, коллега. Мне кажется, что я не видал вас уже тысячу лет!
Людмила протянула Беседину руку:
— Здравствуйте, Илья Семеныч. Мы и вправду це виделись тысячу лет, но кажется, не истосковались друг по другу.
— Зачем же так? — засмеялся Илья. — Мы ведь и врагами никогда не были. Тот случай, когда вы обрушились на меня вместе с Ваненгой на собрании, — маленький эпизод. Я о нем забыл. Ваненга может это подтвердить. Точно, Степа?
Степан простодушно ответил:
— Не могу этого подтвердить, однако. Ничего ты не забываешь, Беседин. Память у тебя шибко крепкая.
— Значит, мирз не быть? — Беседин сокрушенно покачал головой.
— Садись, Беседин, с нами, — неожиданно предложил Степа. — Будем вместе пить-есть, будем товарищами.
Саня Кердыш взглянул на Людмилу. Она положила в фужер с шампанским ломтик лимона и, сосредоточенно помешивая ложечкой, не отрывала взгляда от бокала. Казалось, Людмила настолько поглощена этим занятием, что больше ничего не может ни видеть, ни слышать. «Она не в восторге от предложения Степы», — подумал Саня.
Об этом, наверное, подумал и Беседин.
— Спасибо тебе, Степа, — сказал он. — Мы с Харитоном кое-кого поджидаем. Будет не совсем удобно.
Беседин сел за свой столик и придвинул к себе меню. Но, читая названия блюд, Илья ничего не понимал. Он был взвинчен до предела. «Отчалила! — со все возрастающей злостью думал он о Марине. — Почуяла, видно, что я шатаюсь. Не нужен стал… А эта некоронованная королева, — Илья покосился на Людмилу и скрипнул зубами, — возомнила о себе черт знает что! Хотя тоже небось прикидывает, с кем выгоднее: с Санькой или с Талалиным… Погрызлись бы они из-за нее — было б дело!»
Любушкин принес бутылку коньяку, закуску, поставил все на стол, но не уходил. Илья слышал, как Харитон о чем-то договаривался с официантом, но не мог заставить себя отвлечься от своих мыслей. «Талалин, конечно, явился сюда ради Марины… Будет ждать ее, как раньше ждал я. А потом пойдет с ней и…»
Илья отодвинул от себя рюмку, взял стакан, почти до краев наполнил его коньяком и залпом выпил. Любушкин, наклонясь, сказал:
— Вы все такой же, Илья Семеныч…
Не глядя на него, Илья спросил:
— Какой?
— Ну, мужественный. Вам сам черт не брат…
Беседин поднял на него глаза, мрачно бросил:
— Давай работай иди. И реже тут появляйся. Ясно?
Он поднялся, переставил свой стул к соседнему столу и сел рядом с Марком. Людмила принужденно улыбнулась.
— Все-таки тянет к брату докеру?
— Тянет, — ответил Беседин и тоже улыбнулся. — Разве мы можем друг без друга? Как все равно приварены один к одному. Правда, Талалин?
Марк между тем все время наблюдал за Бесединым. Его не обманывали ни улыбки, ни кажущееся спокойствие Ильи, ни его деланная непринужденность. Марк и видел, и чувствовал: с Бесединым что-то происходит, нервы его натянуты, и он прилагает все силы, чтобы удержать себя в рамках.
