пуфик поближе к столику.
— Даже и не думайте, мы вас так просто не выпустим. Все готово, оторвитесь на минутку, выпейте хоть глоток чая.
И Воронин понял, что препираться бессмысленно, и ухватился за спасительный буквальный смысл в словах — «х о т ь г л о т о к».
Чай и впрямь был хорош. А от всего иного Воронин отказался наотрез, как бы ни пододвигали к нему то одно, то другое блюдце, устроив на столике настоящее круговращение посуды. Зоя уплетала за обе щеки, хозяева дома выжидающе улыбались. А делать здесь дальше было совершенно нечего, и Воронину больших трудов стоило сдержаться, не наорать на Зойку, чтобы она заканчивала свой ужин. Сергей Иванович поблагодарил за чай, поднялся и демонстративно стал укладывать инструменты в ящик. Мужчина встревоженно взглянул на жену, та с недоумением пожала плечами.
— Молодой человек, простите, не знаю вашего имени-отчества. Вы что, уже собрались уезжать?
«Нет, — с неожиданной злостью подумал Воронин, — останусь у вас ночевать», но вслух сказал сдержанно:
— Ничего опасного нет. Можно принять что-нибудь тонизирующее, но может все и так пройти.
— Как это — ничего опасного! — заволновался мужчина. — Вы посмотрите внимательней — положение очень серьезное. Она только виду не подает, но я-то знаю, как ей тяжело.
Зоя застыла с протянутым ко рту куском торта, удивленно, испуганно заморгала бледно-голубыми своими глазами.
— Боря, — вмешалась женщина. — Оставь. Не унижайся. Молодому человеку, наверное, лучше знать, как я себя чувствую. Может быть, я и в самом деле здорова?..
— На тебе лица нет — и это называется здорова? — возмутился мужчина. — Я не врач, но если бы меня вызвали к человеку и у него был бы такой вид, я сказал бы: ему нужен абсолютный покой, неделю, пять дней, ну, в крайнем случае, три дня. Я тут же, без осмотра, выписал бы ему бюллетень на три дня.
— «Скорая помощь» бюллетень не выписывает, — угрюмо заметил Воронин, взял ящик и выразительно посмотрел на Зою: мол, ты идешь или остаешься здесь чаи распивать? Та поперхнулась, встала, стряхивая на пол крошки.
Воронин прочитал в глазах мужчины откровенное разочарование.
— Не может этого быть! А если человек настолько болен, что имеет право на бюллетень?
Воронин хотел было возразить, что женщина вовсе не так больна, но предпочел не вдаваться в полемику и решил, что чем раньше он покинет этот дом, тем лучше будет и для него, и для хозяев. Поэтому он миролюбиво заметил:
— В таких случаях мы даем справку, где указываем предположительный диагноз, описываем состояние больного. А уже в поликлинике врач решает, как быть с больничным листком.
— Вот и чудесно, — обрадовался мужчина. — Дайте хотя бы эту справку, если уж бюллетень не хотите.
Пока происходил разговор, Сергей Иванович старался подойти поближе к двери, туда же переместился и хозяин дома. Ситуация складывалась комическая и в тоже время непростая; во всяком случае, Воронин впервые за всю свою практику столкнулся с такой проблемой: он не мог выйти из квартиры.
Женщина подала голос:
— Не унижайся, Борис! Как-нибудь перемучаюсь, к утру, может, полегчает.
— К утру, к утру! — ворчливо передразнил ее муж. — Завтра ученый совет, ты разве забыла? А тебе никак нельзя на нем появляться…
Мужчина осекся, спохватился, что сказал лишнее, потом, после некоторых колебаний, подошел к Воронину вплотную, положил руку на плечо:
— Ну, так и быть, давайте начистоту. Ведь мы свои люди, не правда ли? Что и говорить, Сонечка не очень больна, вы правы. И если подойти формально, то на бюллетень рассчитывать не может. Но если по-человечески, по-хорошему, то от вас не убудет от того, что вы дадите ей справку. Ну, в самом деле, одной справкой больше или меньше.
— Да поймите, я не имею…
— Все понимаю, дорогой, все понимаю. Иначе я не стал бы говорить с вами так доверительно. Мне кажется, и вы должны меня понять. Вся беда в том, что в поликлинике, куда Сонечка прикреплена, ее врач сейчас в отпуске. А идти в районную… ну, вы сами представляете, какой там конвейер… и никаких различий не делают, кто перед ними. В общем, только поэтому и пришлось вас вызвать. Мне кажется, вы человек вполне интеллигентный…
— Извините, меня ждут больные, — резким голосом, давая понять, что дискуссия окончена, отрезал Воронин. — Зоя, ты идешь или остаешься?
— Очень, очень жаль, — холодно заметил мужчина. — Люди должны помогать друг другу. Вы мне окажетесь полезным, может, и я вам когда-нибудь пригожусь. Очень жаль, что я ошибся.
Воронин не отвечал, вышел в коридор, принялся на ходу надевать шинель, но от волнения и злости запутался в рукавах, мысленно чертыхнулся. За дверьми надрывалась собака, словно стремилась своим лаем договорить то, чего не успел сказать хозяин.
Сергей Иванович вышел на лестничную клетку и, дождавшись Зою, сказал ей сердито:
— Ну, что ты расселась, словно в гостях у тетушки?.. Давно надо было встать и уйти, разве не понятно было, что от нас хотели?
Зоя обиженно надула губы:
— Ничего особенного они не хотели. Подумаешь, справка. Она ни к чему не обязывает. А им, может, она пригодится…
— Конечно, пригодится! Ты все еще ничего не поняла?
— Где уж мне, дуре необразованной! — окончательно обиделась девушка.
Воронин понял, что надо давать обратный ход:
— Ну-ну, ладно, я погорячился. Нам теперь надо найти автомат, позвонить в диспетчерскую.
— Вот и идите сами, если такие гордые. Не хотели говорить из квартиры, теперь бродите по переулкам. А автоматы небось все поломатые.
«Поломанные», — хотел было поправить Воронин, но удержался.
Телефон он нашел быстро. И, удивительно, он был исправен, впрочем, эти автоматы новой конструкции были гораздо надежнее старых, дозвониться по ним стало проще.
Римма обрадовалась его звонку, потом стала, выговаривать:
— Куда вы пропали? Уже три вызова на вашу машину. Записывайте!
Когда Воронин сел в «рафик», Егорыч и
