не хотят, чтоб еще раз десятки миллионов их были уничтожены, они должны твердо знать, куда и зачем их толкают, и должны знать, за кем идти следует им.
(1931)
На-днях в одной из белоэмигрантских газет было напечатано:
«Нью-Йорк, 4 июля.
Уволен в отставку четырнадцатый по счету полицейский судья Нью-Йорка. Увольнение объясняется крупными злоупотреблениями по службе — получением взяток. За последние полгода из 25 полицейских судей Нью-Йорка более половины оказались преступниками».
Месяца три тому назад те же газеты сообщили, что в одном из штатов Северной Америки был арестован за преступление по службе судья, который во время суда над ним признался, что за время своей деятельности по борьбе с преступностью он утвердил не менее тысячи бесчестных приговоров за взятки со стороны родственников и друзей преступников.
Тысяча преступлений, совершенных одним судьей, — это, разумеется, очень много, но следует помнить, что американцы любят грандиозное. И — в данном случае — следует верить белоэмигрантской прессе: она не только усердно, а даже яростно защищает капиталистический строй, и, значит, не в ее интересах сообщать читателям непроверенные факты, которые компрометируют этот любезный ей строй.
Значит, она сообщает факты эти или «по неосмотрительности», или по глупости, или потому, что для нее безразлично, чем кормить читателя, лишь бы он покупал газету. Поэтому она печатает в игривом тоне, например, такие сообщения:
«Перед судом исправительной полиции в Лионе должен был предстать бродяга, обвиняющийся в воровстве. Жандармы долго не решались ввести подсудимого и уступили только после настойчивого требования председателя. Перед судом предстал человек… без штанов. Бродяга заявил, что он изодрал свои штаны в виде протеста против несправедливого ареста, а затем, чтобы показать, „на что он способен, если его будут дальше мучить“, съел значительную часть лохмотьев. Судья распорядился вернуть бродягу в тюрьму, дабы там ему справили пару брюк».
Очень весело рассказано, хотя и чувствуется, что «бродяга» — из новых, из созданных безработицей.
Но вернемся в Америку, к судьям, которых в таком солидном количестве сажают на скамью подсудимых. Разумеется, сажают не всех. Например, Фуллер, губернатор одного из штатов, убийца Сакко и Ванцетти, кажется, еще продолжает губернаторствовать. Не был посажен на скамью подсудимых и тот судья, который, будучи в ресторане, взглянул на часы и сказал публике: «Через минуту три человека сядут на электрический стул. Я не убежден в их виновности, но нахожу, что, в пример другим, их нужно казнить».
Кажется, публика рукоплескала ему. Известно, что в эти дни дожидаются смерти восемь негров, почти мальчики. Их обвинили в анархизме, хотя данных для обвинения не было и нет. Очевидно, их убьют «в пример другим».
Итальянцев Сакко и Ванцетти убили, в сущности, тоже «в пример другим». Приговорив к смерти, этих мучеников держали семь лет в тюрьме, чего не делалось даже в русских тюрьмах царского времени. Пролетариат Европы протестовал против приговора, протестовала интеллигенция. Это — не помогло. Сакко и Ванцетти были убиты. Наверное, будут убиты и восемь негров, несмотря на протесты пролетариата Европы и Союза Советов.
Протестовать против цинической жестокости капиталистов необходимо потому, что это организует классовое самосознание и классовые интересы солидарности пролетариев.
Но было бы наивно думать, что эти протесты могут оказать какое-либо влияние на суд капиталистов, людей, которые опьянены своей властью и которых все более опьяняет животный страх пред социальной катастрофой. Они чувствуют, что революция неизбежно сметет и смоет их с лица земли, загрязненной ими. Им ничего больше не остается, как становиться все более беспощадными по отношению к врагу, пока еще недостаточно организованному для последнего, решительного боя. Но враг организуется, и поэтому Зеверинг, прусский министр внутренних дел, советует полицейским «не жалеть патронов», как это советовал в 1905 году петербургский градоначальник Трепов.
4 июля Зеверинг «обратился ко всем полицейским учреждениям с циркуляром», в котором говорится:
«Если в предыдущем циркуляре допускалось применение выстрелов в воздух, то отсюда никак не следует, что разрешаются только холостые выстрелы, а стрельба патронами воспрещена. Я не откажу в защите ни одному чиновнику, который пустит в ход огнестрельное оружие, руководствуясь предписаниями этого циркуляра».
Из этой прокламации министра для всякого грамотного революционера совершенно ясно, что министр готов убить не восемь, а 800, 8000, даже — если удастся — 80 000 рабочих. Он организует свою армию к битве. И этим он учит немецких рабочих: организуйтесь! Они организуются, уходя из рядов социал-демократии в компартию.
Все идет, как следует. Приближаются сроки величайших боев и уничтожения трудовым народом всех его паразитов.
Коммунизм, как судья, приговорил старый мир к смерти, как вождь трудовых масс силою их он разрушит его, а как организатор трудовой энергии — построит на земле новый мир.
Это не пророчество безумного, не утешение для слабых духом, это — неизбежная, неоспоримая логика фактов, логика истории.
(1931)
РАБОЧИМ МАГНИТОСТРОЯ И ДР
Дорогие товарищи!
Спасибо за приглашение приехать к вам на стройки индустриальных крепостей! Я очень хотел бы посмотреть, как вы создаете гигантские заводы, побеседовать с вами, кое-чему поучиться у вас, но у меня нет времени на поездки, я занят работой, которую со временем вы, надеюсь, оцените как полезную для вас. Вы сами знаете, что каждый человек должен делать свое дело во всю силу своих способностей, со всей энергией, которой он обладает, — лучшие из вас особенно хорошо знают это, и трудовой героизм их служит примером для всего трудового народа Союза Советов, служит примером и для меня. Время для нас дорого, нельзя терять даром ни единой минуты; задачи, которые мы обязаны решить, — огромны; никогда еще, никто, ни один народ в мире не пытался поставить пред собою такие трудные цели и задачи, которые поставил и разрешает рабочий класс Союза Социалистических Советов.
Нам нужно в кратчайший срок уничтожить всю старину и создать совершенно новые условия жизни, — условия, каких нигде нет. Мы должны вооружить наше многомиллионное крестьянство машинами, облегчить его каторжный труд, сделать землю более плодородной, научить бороться с засухами и другими капризами природы, которые уничтожают посевы на полях; создать миллионы километров хороших дорог, уничтожить тесные, грязные деревни, построить для работников полей хорошие города со школами, театрами, общественными банями, с больницами, клубами, хлебопекарнями, прачечными — вообще со всем тем, чем богаты города и что издавна создавало различие между обычаями, привычками, бытовыми особенностями — «душевным строем» — людей города и деревни. Это вредное различие, навязанное нам прошлой историей,
