казалось бы, связывает людей, однако и оно не всегда способно удержать.
Когда подъехали к железной дороге, переезд был закрыт. Напротив на платформе с узлами, чемоданами толпились пассажиры. Рейнис никак не мог отыскать среди них Юстину. Но Каспар сразу разглядел ее: изящная брюнетка в светлом плаще, с коричневой сумкой в руке прогуливалась вдоль платформы. Голова не покрыта, и ветер играл волосами. Каспару показалось, он видит ее нежные карие глаза.
Подошедший поезд загородил от них станцию. Рейнис вышел из машины.
— Она наверняка будет смотреть сюда. Выходи, Каспар, не мешкай!
Каспар спрыгнул на дорогу. Все-таки он волновался, комкал в руке косынку, чего-то ждал.
Поезд тронулся. В третьем вагоне опустилось окно, и в нем показалась Юстина. Увидав зеленый, забрызганный грязью грузовик, она радостно замахала. Рейнис в ответ замахал обеими руками, потом обернулся к Каспару, который стоял как вкопанный, вырвал у него розовую косынку и стал размахивать ею.
— До свидания! — кричал Рейнис.
Пополз черный дым, поезд скрылся за поворотом.
Сторож лениво поднимал шлагбаум. Путь был свободен, можно было ехать дальше.
— Откуда она у тебя? — спросил Рейнис, кивнув на косынку.
Каспар сидел за рулем, разговаривать было некогда: дорога ужасная, машина с трудом продвигалась вперед. В кузове со звоном прыгали неприбранные железки.
— Ты ничего не рассказываешь. Встречался с ней после поездки на электростанцию? А?
Каспар не ответил. Рейнис затянул песню, безбожно перевирая мотив. Каспар не просил его прекратить, тогда Рейнис сам замолчал и тяжко вздохнул при этом.
Прошло еще несколько дней, лето боролось с осенью. И как-то поутру земля была бела от инея, а под вечер листья на деревьях сразу пожелтели, стали осыпаться.
Рейнис получил письмо. Адрес на конверте был написан крупными, корявыми буквами, и он знал, что письмо начнется словами: «Здравствуй, сынок…»
Прочитав письмо, он уселся на скамейку перед конторой и задумался. Мимо проходили люди, он их не видел, подошла собака, положила морду ему на колени, он и этого не заметил, мысли его были далеко. Придя в себя, он вошел в контору и без стука раскрыл дверь директорского кабинета.
Старик сидел за письменным столом. Перед ним стопка бумаг, он брал их одну за другой и, не читая, подписывал, ставил печать.
— Ты? — сказал директор. — С чем пожаловал?
— Прошу освободить меня от работы.
Старик отодвинул от себя бумаги и поудобнее устроился в кресле, чтобы лучше видеть собеседника.
— На вот закури, — сказал он, доставая папиросы. — Перед решающим шагом всегда сначала надо закурить и хорошо подумать, иначе можно промахнуться.
Рейнис закурил.
— Садись, — сказал директор. — Теперь говори, что тебе у нас не нравится?
— Да не в этом дело… Мать письмо прислала. Болеет она. А дома никого нет — брат в школе, сестра в институте учится.
— И вся беда? Так вези сюда свою мамашу! Дадим вам отдельную комнату в общежитии, будет своя плита, где готовить. Дадим машины вещи перевезти. Сколько машин тебе надо? Две? Три?
— Мать не поедет. Никуда из своего дома она не поедет. У нее там… — Рейнис хотел еще много о чем рассказать, но нужные слова не приходили на ум.
— Сначала все хорошенько обдумай. Ну какие золотые горы ждут тебя в колхозе? А здесь тебе чем не жизнь? Зарабатываешь прилично. Раз в году месяц оплачиваемого отпуска. Спецодежду получаешь. Живешь в общежитии. На старости лет будешь иметь хорошую пенсию. Чего тебе еще? Пойдем, покажу эту комнату. Да ты кури, кури!
— Не могу я остаться. Мать болеет.
— Да кто ж вместо тебя тут будет работать? Я бы тебя, глядишь, со временем в академики вывел! Вон погляди, как Каспар за учебу взялся — скоро техникум закончит, много ли осталось.
— Вместо меня мог бы работать и Харис…
— А кто Хариса заменит?
— Кто-нибудь из армии придет. Мы ведь тоже пришли прямо из армии.
— Ты смотри, у него на все готов ответ. Просто беда с вами. Ладно, пиши заявление.
Наступил день отъезда. С озабоченным видом они втроем крутились по комнате, но все у них валилось из рук. Впрочем, Рейнис свой чемодан уложил за пять минут. Сверху легли книги и заветные тетрадки со стихами. Одну из них он полистал, присев на скамеечку.
— Это у тебя про Юстину? — несмело спросил Каспар, когда Харис отлучился из комнаты.
— Так, набросал кое-что. Не знаю, что получилось. Сам не пойму.
— Ну, дай почитать. Может, оставишь на память?..
— Нет, что ты, — сказал Рейнис, покраснев, и спрятал тетрадку в чемодан. — Не могу. Когда кто-нибудь читает мои стихи, мне кажется, меня догола раздели и разглядывают. Другое дело — посылать в редакцию. Это далеко…
Тяжело было Каспару расставаться с Рейнисом. Завтра он проснется, а Рейниса не будет. Кто-то другой займет его место. Придет, положит свой чемодан туда, где лежат сейчас вещи Рейниса. Скажет «здравствуйте». Интересно, какой он будет?
— Ты тут присмотри за маленьким Ломоносовым, — сказал Рейнис. — Теперь он, правда, в школу ходит, но все-таки… Может, как-нибудь в лес его свозишь.
— Хорошо, Рейнис. Это нетрудно.
— Ну, кажется, все. Давай-ка посидим перед дорогой.
Потом втроем направились в гараж. Дорога была грязная, шли гуськом. Харис с чемоданом впереди, за ним — Рейнис, потом Каспар.
Из репродуктора над мастерской ветер принес песню. Каспар остановился от неожиданности. Песня без слов… На этот раз ее исполнял женский хор. Жаль, не услышал начала…
— Ты что? — обернувшись, крикнул Харис.
— Иду, — отозвался Каспар.
У машины они слегка повздорили из-за того, кому сидеть в кабине. Рейнис наотрез отказался. Пускай садится Харис. Пора ему привыкать к своему новому месту.
Всю дорогу ехали молча. И только когда показались крыши станционного поселка, Харис спохватился:
— Послушай, Каспар, мы что же, так и расстанемся с Рейнисом? Сбросим его на станции, а сами домой, да? Притормози-ка драндулет, магазин рядом!
Старенький грузовичок с большой зеленой будкой поверх кузова — ремонтная мастерская на колесах — неуверенно прошлепал по лужам и остановился напротив двухэтажной каменной постройки.
1958
Никто нас не знакомил, и все же мы знали друг друга. В последнее время мне случалось бывать по делам в небольшом городишке Н-ского района, и всякий раз мы встречались с ним в чайной, просторном доме, стоявшем на городской площади рядом с автобусной станцией. В общем-то, это была не станция, просто навес с тремя стенами, под которым разгуливал ветер, и потому в холодную погоду пассажиры предпочитали дожидаться автобуса в чайной. Вот там я и встречал его.
Это был старичок, бедно одетый, изрядно потрепанный жизнью, но
