— Плывите, тут перед вами путь открыт. А мы подождем, что вы нам скажете…
2
По рассказам станичников, Зубов знал, что мошкара исчезнет с появлением стрекоз, и с нетерпением ждал, когда же наконец это произойдет. Мириады беснующихся мошек изнуряли людей до изнеможения. Как только всходило солнце, мошкара темным туманом поднималась с земли и носилась в воздухе до поздней ночи. Работавшие на огородах женщины спасались от мошки, закутываясь платками, рыбаки закрывали лица и шеи смоченными в керосине сетками…
Зубов с непривычки готов был бежать от мошкары куда угодно. Он бродил по станице мрачный, с припухшим лицом, исполосованный красными зудящими расчесами, и спрашивал жалобно:
— Когда же исчезнет эта ваша божья кара?
Но вот в один из жарких дней над займищем появились первые стрекозы. Сверкая на солнце прозрачными слюдяными крылышками, стрекозы облетывали зеленые сады, озерные заросли, леса, нежились в чистом, пахнущем травами воздухе, и их становилось все больше и больше. Василий ни разу не видел, чтобы стрекоза охотилась за мошкой, но полчища мошки действительно начали таять, рассеиваться, исчезать куда-то, как будто неведомая сила погнала их прочь от измученных людей.
Только один профессор Щетинин, казалось, не страдал от мошкары и даже не заметил ее исчезновения. Он целые дни проводил на тоне, наблюдая за выловом белуги, расхаживал, насупившись, по опушке Тополихи или лежал на горячем песке, набрасывая что-то карандашом в своей измятой тетради. Полинялый костюм старика так сливался с песком, что издали его нельзя было разглядеть. Рыбаки часто искали Щетинина по кустам, думая, что он прячется где-нибудь в тени, а он, услышав свое имя, поднимался из-за песчаного холмика, шел к неводу и молча рассматривал улов.
Василий знал, что Илья Афанасьевич нервничает. Старику не терпелось узнать, как ведет себя на нерестилищах перевезенная на шлюз белуга: здорова ли она, не повредили ли рыбу при перевозке? Никто не мог ответить профессору на эти вопросы. Где-то на нерестилищах разгуливали в речных глубинах двадцать девять самцов и икряных самок. Но разве немая река так быстро скажет, что делается под водой? Разве кто-нибудь может денно и нощно наблюдать за поведением отмеченной ярлыками рыбы?
Щетинин уже не раз брал у Зубова моторную лодку, переправлялся за шлюз и часами маневрировал в тех местах, где была выпущена белуга. Стоя на носу лодки с биноклем в руках, он всматривался в речную гладь и следил, не вскинется ли где-нибудь огромная рыбина, не даст ли о себе знать хоть секундным плесканием. Он часами говорил с бакенщиками, лесниками, ловцами верховых рыбколхозов и все расспрашивал, не видел ли кто-нибудь из них вскидывания белуги. Но люди отвечали, что они ничего не видели.
Прошло несколько дней. Рыбаки выловили и перевезли за шлюз еще тринадцать белуг, но о тех, которые были выпущены раньше, ни один человек ничего не знал.
В один из вечеров, когда Зубов, помогая Марфе вскапывать огород, трудился на усадьбе и лениво перебранивался с Витькой, во двор вбежала Груня Прохорова. Это удивило Василия: Груня никогда не приходила к Марфе. Сейчас у нее был испуганный вид, она не успела даже надеть туфли и прибежала босиком, раскрасневшаяся и взволнованная.
— Где Илья Афанасьевич? — издали закричала Груня.
Василий, не выпуская из рук лопату, пошел к калитке.
— Что случилось, Грунечка? — спросил он, глядя в заплаканные глаза девушки.
— Ой, Вася, там рыбаки белугу поймали, — пробормотала Груня, оглядываясь, точно кто-то мог подслушать ее слова.
— Ну и что ж? — поднял брови Василий. — Какую белугу?
— Меченую белугу, Васенька! Надо искать Илью Афанасьевича!
Груня заторопилась, отбежала от калитки, потом вернулась и зашептала, глотая слезы:
— Знаешь, Вася, белуга эта… она…
— Что?
— Она мертвая, Вася… побитая вся… вода выбросила ее через плотину… мальчишки увидели, сказали рыбакам… рыбаки вытащили ее на тоню…
— Где же она сейчас? — спросил Василий, оставляя лопату.
— На тоне. Туда уже все побежали. И председатель там и все бригадиры. Только Ильи Афанасьевича нет, и я не знаю, где его найти и как ему сказать…
Витька, который стоял сбоку, посматривая то на Василия, то на Груню, бросил грабли и ринулся на улицу.
— Я сейчас найду его! — на бегу крикнул он Зубову. — Они с секретарем райкома на линейке поехали в полеводческую бригаду!
— Подожди! — закричал Зубов. — Надо сказать ему осторожно, чтоб не напугать старика, а то черт знает что получится.
— Я знаю! — отмахнулся Витька и, не оглядываясь, побежал по улице.
Зубов и Груня пошли к реке. Когда моторист перевез их на левый берег и хотел идти вместе с ними на тоню, Зубов вернул его, приказав дожидаться Щетинина у станицы, чтобы тотчас же перебросить на Тополиху.
Вокруг вытащенной на песок мертвой белуги толпился народ. Огромная рыбина, белея вздутым брюхом, лежала точно колода. Ее остекленелые глаза, бока и плавники были засыпаны песком, но даже сквозь песчинки были видны длинные ссадины, кровоподтеки и раны, багровевшие на туловище, как страшные следы батога.
— Вся чисто побита! — изумлялись рыбаки.
— На левом боку четыре жучки содрано!
— Под жабрами кровь запеклась!
— И кожа вся поснесена!
Загорелые, широкоплечие ловцы медленно ходили вокруг белуги, щупали ее бока, покачивали головами и угрюмо отходили в сторону, посматривая на правый берег.
— Едет, едет! — закричали мальчишки.
— Профессор едет!
Когда моторная лодка на полном ходу врезалась в песок и кто-то бросил широкую сходню, рыбаки увидели Щетинина и замолкли.
Он шел без фуражки, в расстегнутом кителе, тяжело волоча ноги и кинув за спину дрожащие, испачканные илом руки. Следом за Щетининым шел секретарь райкома Назаров. Он тоже был без фуражки, в запыленных брюках и серой, подпоясанной ремнем рубашке.
Рыбаки расступились. Щетинин подошел к мертвой белуге, наклонился, положил ладонь на ее холодное тело, и все вдруг услышали, как по-стариковски трудно и сипло дышит этот высокий седой человек.
Щетинин долго стоял с опущенной головой. Он, казалось, не видел ни людей, толпившихся вокруг него, ни реки, ни заходящего за речной излучиной солнца. Неловко переступая с ноги на ногу, он смотрел на мертвую рыбу и молчал.
— Да-да, — хрипло сказал он наконец, — н-не вышло…
Назаров осторожно взял старика за локоть и повел его вдоль берега.
— Не вышло? — спросил он.
— Да-да, Тихон Филиппович, н-не вышло, — махнул рукой Щетинин. — Это рыба номер четыре… самка с невыметанной икрой…
Его тяжелый подбородок задрожал.
— Подождите, — негромко сказал Назаров, — разве так можно? Надо спокойнее к этому относиться. Так? Надо найти причину. Так?
Назаров и сам волновался и не знал, что сказать старику. По-прежнему держа Щетинина за локоть, он заговорил с ласковой укоризной:
— Нет, так же нельзя, Илья Афанасьевич. Могут быть разные причины. Значит, надо разобраться, подумать. А? Правда ведь? Подумать надо?
— Мне все понятно, — глухо сказал Щетинин, — это смерть от внутреннего кровоизлияния… артериальный конус…
— А кровоподтеки?
— Это следы кукана. Рыбаки травмировали белугу куканом… п-потом она билась в водаке… в результате — н-нервный шок и гибель…
— Значит, нужно удалить эту причину, — тряхнул головой Назаров, — поискать иных путей переброски…
И уже не будучи в силах сдержать острую жалость к старику, Назаров обнял его за плечи и повел к лодке.
— Поедем домой, — сказал он, — будем думать вместе. Так?
— Хорошо, поедем домой, — безвольно согласился Щетинин, — только прикажите, чтобы с мертвой б-белуги сняли ярлык…
Не глядя на людей, он побрел к лодке.
3
Во время весеннего паводка в голубовском полеводческом колхозе было затоплено девяносто гектаров пшеницы и ячменя; высокая вода, залив посевы, начисто снесла верхний слой почвы, разметала все борозды, размыла и унесла в реку миллиарды слабых, еще не окрепших пшеничных ростков. Девяносто гектаров колосовых превратились в черное болото, на котором позже пустили корень занесенные ветрами семена сорняков.
Секретарь райкома партии Назаров решил сам осмотреть уничтоженные посевы, проверить общее состояние колхозных земель и после этого поставить вопрос о перестройке голубовского колхоза, который каждую весну подвергался затоплению, терял посевы колосовых и не мог выбраться из числа отстающих.
Положение голубовского колхоза уже не раз тревожило Назарова. Секретарь райкома был старым коммунистом, он привык к тому, чтобы любые неполадки устранялись трудом и твердой волей советских людей. Он любил повторять давно уже ставшее народной поговоркой утверждение: «Нет таких крепостей, которых большевики не взяли бы», — и непоколебимо верил в то, что советский человек никогда не склонит голову перед трудностями. Но весь земельный участок голубовского полеводческого колхоза располагался на ежегодно затопляемой пойме, и от воды не было никакого спасения. Каждую весну голубовцы сообщали в район о гибели посевов колосовых, и районная комиссия каждый год составляла акты о стихийном бедствии. Весеннее наступление воды никто не мог остановить. Это раздражало Назарова, и он решил изучить голубовский колхоз и просить областное управление сельского хозяйства о том, чтобы колхозу было придано животноводческое и садово-огородное направление.
