А на крыльце никого… Осипов, наверно, все перепутал.
И вдруг, словно выстрел, стукнула дверь. Вздрогнув, Володя выронил папиросу. Верочка, ухватившись за косяк, с разбегу останавливается на верхней ступеньке, смотрит сначала на дорогу, оглядывает двор, потом, уже на цыпочках, снова просматривает безлюдную улицу. А Володя почти прямо перед ней, стоит только перелезть через изгородь. Он машет рукой, и Верочка, не сдержавшись, радостно вскрикивает. Она прыгает на землю, бежит к изгороди, с маху переваливается через верхнюю жердь и, еще не осознав, что случилось, чувствует, как крепкие руки бережно держат ее на весу, а лицо ее вспыхивает от частых поцелуев.
— Володя!.. Пусти! Ты с ума сошел! Люди кругом…
Он ставит ее на землю, но его руки по-прежнему сжимают ее плечи. Вырваться невозможно. Она опускает глаза.
— Верочка, — тихо говорит Володя, — ну взгляни на меня. Я же тебя так давно не видел.
Верочка поднимает глаза и видит не Володино лицо, а только его взгляд, устремленный в самую ее душу — трепетную, чуть испуганную внезапной радостью, ощущением той полноты жизни, когда хочется и смеяться, и плакать, и говорить незначащие слова, которые для посвященных обозначают многое.
— А я?.. — прошептала она, не слыша своего голоса.
— Родная моя…
Он поцеловал ее долгим поцелуем, таким долгим, что у Верочки перехватило дыхание. И если бы люди, увидев их, показывали на них пальцем, Верочка все равно позволила бы Володе поцеловать ее, потому что она хотела этого, потому что он никогда еще не целовал ее так — она знала это, а люди не знали. Они не знали, что она всегда любила его, ждала его, хоть и боялась в том себе признаться. Она верила и не верила, и вот теперь сбылось. Как люди могут знать обо всем этом?..
— Володя, не надо… Подожди… Ты зачем меня вызвал? Почему сам не зашел?
— Хотел тебя увидеть, вот так, как сейчас… А там Лена, Осипов, им тоже есть о чем поговорить. Пойдем. Вон туда, по дороге, помнишь, там есть камень? Ох и идиот же я тогда был! Ты идешь, ведро у тебя в руке, а я смотрю и молчу, как дурак. Так и прошла, а я сижу и думаю: что же я есть такое? Ведь люблю же, жизнь за тебя отдам, и вот ты проходишь, будто чужая. Неужели в наши годы все бывают такие глупые? Знаешь, как я в колхоз поехал? Узнал, что ты уезжаешь, сел в автобус и в райком. Не мог я один в поселке остаться. Ты, конечно, тогда мне не поверила, а это так и было, теперь-то я могу и тебе, и себе признаться. И вообще я во всем виноват, только все это не со зла было, а так… в жизни еще маловато смыслил…
Она ласково посмотрела на него сбоку, улыбнулась.
— А теперь смыслишь?
— Ну не совсем, конечно. Жизнь — она, брат, хитрая штука, но кое в чем разобрался. К примеру, что я тебя люблю, что ты у меня замечательная, самая красивая и добрая…
— Володя, как тебе не стыдно? Ну можно ли после этого тебе верить?
— Верь, это же правда, — сказал он серьезно, на ходу обнял ее и прикоснулся губами к щеке. — Ты чудесная, Верочка.
Она смущенно отмахнулась от него рукой. Они прошли несколько шагов молча.
— О чем ты думаешь? — вдруг спросил Володя.
— Представь, ни о чем. Просто иду и иду, потому что ты идешь… Нет, я думала о том, что ни разу не слышала таких слов и даже не, подозревала, что ты знаешь их.
— Я тоже, — мягко улыбнулся он. — Это ты меня научила. Скажи, ты меня любишь?
Верочка, зардевшись, опустила глаза.
— Я, Володя, не могу… мне стыдно.
Но она тут же посмотрела на него — не обиделся ли? Володя взял ее за руки:
— Ну и не, надо. Так даже лучше. Ты скажешь это, когда мне будет трудно, хорошо?
— Да. Я обязательно скажу, милый. А ты?
— Я буду повторять это каждый час. Только тебе это скоро надоест.
— Нет, нет! Как ты можешь так говорить?
— Но я не смогу этого делать, потому что мы будем видеться два, а то и один раз в день. Нам надо быть вместе, Верочка. Это будет лучше всего.
— Да, но… нельзя же так сразу. У нас даже жилья нет.
Сказала — и осеклась, боясь взглянуть на него. Думала — сейчас он спокойно, уверенно хозяйским тоном ответит: «Как это нет? У меня же с сестрой свой дом в поселке, две отдельные комнаты…» Но Володя беспечно проговорил:
— А чего нам ждать? Подумаешь, жилье! Да я здесь в два счета комнату найду, хватит на первое время. А там, ежели потребуется, свой дом построю. Логинов поможет.
Если б он знал, как она любила его в эту минуту! Но она сдержалась, сказала просто:
— Я согласна, Володя.
— Ты не волнуйся, — ласково произнес он, тронутый до глубины души ее быстрым согласием, — я тебя не тороплю, мы еще успеем все это обговорить. А за то, что веришь мне — спасибо.
Володя пожал ей руку, но тут Верочка не выдержала, склонилась ему на грудь, спрятала лицо в отворотах белой рубашки и замерла так, прислушиваясь к биению своего и его сердца. Он целовал и гладил светлые ее волосы и думал о том, что для счастья, в сущности, надо не так уж много, все дело в том, как его добиться и удержать. Потом он сказал:
— Вот мой камень, Верусь. Посидим. После того случая я часто на нем сиживал и разное такое думал. Мечтал, одним словом… Что же ты о Кате ничего не спросишь?
Верочка покраснела до корней волос. Она совсем забыла о Кате! Это так поразило ее, что она не сразу нашлась что сказать. Как же это могло случиться? Неужели она такая черствая и бесчувственная, что способна ради собственного счастья забыть обо всем на свете, даже о том, что Катя, возможно, несчастна? Она презирала себя за беспримерный эгоизм.
— Вот видишь, что ты наделал, — жалким голосом проговорила наконец Верочка. — Нет, ты тут ни при чем, это я во всем виновата, я одна. Противная, гадкая эгоистка, вот кто я, и ты сделаешь большую ошибку, если женишься на мне, так и знай.
— Ладно, ладно, садись. Уж на такую-то ошибку я всегда готов, — усмехнувшись, сказал Володя: но так как она продолжала стоять, он легко поднял ее на руки и, поцеловав, осторожно усадил на камень. Сам сел на траву, у Верочкиных ног.
— Ну что же, ты молчишь? — нетерпеливо спросила она. — Ты видел ее? Говорил с ней, да? Она живет у Виктора? Говори же!
Володя сцепил руками колени, сгорбился, заговорил с внезапным ожесточением, не поднимая на Верочку глаз:
— С Виктором? Черта с два! У девчат в общежитии ночует. Едва разыскал. Девчат, понятно, попросил удалиться, объясняю ей, что приехал по твоему поручению. Вроде повеселела. Спрашивает, как, мол, там дела идут, кто да что. Ну я рассказал коротенько. Ругать не стал — вижу, она и так глаза прячет. А под глазами синие круги… «Работаешь?» — спрашиваю. «Пока нет…» «А с Виктором как?» — «Нормально, говорит, все хорошо…» Ну я не вытерпел, сказал ей напрямки: «Чего же хорошего, ежели ты по чужим углам скитаешься?» Зря, конечно, сказал, и без того все понятно, но она сама разве признается. Это, говорит, никого не касается, где я буду жить. А все-таки, спрашиваю, может, вернешься? Там Верочка и Лена о тебе беспокоятся, каждый день ждут. Отмолчалась. Напоследок велела привет вам передать, сказала, что напишет. В общем, худо дело. Потом я с девчатами разговаривал, узнал, что Катя весь день сидит дома, вечерами куда-то уходит, но в клубе ее не видали. Приглашали в драмкружок — не пошла. А Виктор, между прочим, в нем участвует… Хотелось мне его повидать, потолковать по-товарищески, да жаль — не удалось…
Верочка не перебивала. Она сидела, скрестив на коленях руки, прислушиваясь не столько к словам Володи, сколько к тому, что происходило в ней самой. Было поздно жалеть о том, что она не сумела разобраться, что происходит с Катей, завоевать ее доверие, не отговорила от опрометчивого поступка. Верочка страдала оттого, что сразу не поехала в поселок, не попыталась узнать положение подруги. Сможет ли она помочь ей теперь?
— Володя, а ты знаешь, что Катя ждет ребенка? — дрогнувшим голосом спросила Верочка. Еще час назад она ни за что не сказала бы ему об этом.
— Вот это вовсе, пожалуй, ни к чему, — мрачно отозвался Володя. — А ты откуда знаешь? Катя сама проговорилась?
— Нет, что ты! Только это точно. Логинов тоже догадался. А иначе она, по-моему, и не уехала бы. Страх да стыд ее толкнули.
— Понятно. Эх, черт, зря я еще на денек не остался. Уж я бы с этим нахалом поговорил! Ну ничего, мы еще с ним встретимся…
— Не в том дело, Володя. Может, Виктор ничего такого ей не обещал, с него взятки гладки.
— Тем более следует морду набить. Но и Катя глупая же… На кого понадеялась?
Володя сокрушенно покачал головой.
Однако Верочка смотрела на вещи иначе.
— Не глупая, а доверчивая очень. Все мы, наверно, в наши годы такие… Прямо не верится, что Виктор может обмануть. Такой способный и серьезный парень.
— Серьезный! Я да я — только и слышно. Он, наверно, потому и с Катей по-свински обошелся, что считает ее ниже себя. А вы все тогда в рот ему заглядывали, восхищались — какой Виктор вежливый да талантливый! — с горечью сказал Володя, вспомнив настороженное отношение к себе той же Кати, а вместе с ней Лены и Верочки. Впрочем, насчет Лены он, оказывается, ошибался. Да и Верочка… поняла ли она его намек? Володя виновато отвел взгляд.
