— Право, не знаю, как быть…
— Ты преспокойно переночуешь у меня, а завтра вместе съездим в Меллужи. Харро нас отвезет.
— Ты по-прежнему считаешь, что Увис в Меллужах?
— А где же еще! Об Увисе ты меньше всего должна беспокоиться, уверяю тебя, никуда он не денется. Сколько ему лет?
— Скоро тринадцать.
— Надо же! И когда ты только успела?!
— Вот уж четырнадцать лет, как мы с Арнольдом поженились.
— Тихий ужас! — со смехом воскликнула Лиесма.
— Чего ты смеешься?
— Откровенно говоря, сестричка, я тебе завидую…
— Как не стыдно!
— Ужасно тебе завидовала и тогда, когда ты ушла из Меллужей. Это было просто ослепительно!
— Арнольд меня вытащил. От кого-то и куда-то уходить — это у него, можно сказать, в крови. Он человек, который вечно кого-то бросает…
— Кого ж он теперь бросает?
— По-моему, меня.
— Вот уж не ждала от Арнольда! Другая завелась?
— Ты не знаешь Арнольда, из-за другой он никогда бы этого не сделал, в этом я уверена, другой у него никогда не будет.
— Чего ж он тогда бесится?
— Он не бесится, нет, он потихоньку разваливается… По-моему, Арнольд не может мне простить: я, видите ли, заманила его в свои сети, зачем понадобилась эта женитьба, лишь для того, чтобы обмануть распределительную комиссию и остаться в Риге?
— Он тебя упрекает?
— Нет, но чувствую, что хочет упрекнуть.
— А ты была зачинщицей, сестричка? Прости, что спрашиваю, но раз уж мы начали…
— Да, я.
— Но ведь он не возражал? Его это даже устраивало.
— Я думаю, в ту пору мы были немножко влюблены. Да и потом все было хорошо. Ему хотелось устроиться в какой-нибудь НИИ и заниматься наукой.
— Разве сейчас Арнольд не может заняться этой самой наукой? Теперь у вас квартира, машина…
— Господи, ты ничего не понимаешь!
— Ну зачем же так? Арнольд не пьет, на шею никому не вешается, много работает, почему ты считаешь, что нельзя начать все сначала?
— Я же говорю, ты ничего не понимаешь: для науки он уже трижды состарился. Он сам это прекрасно сознает.
— Прости, Арика, я и в самом деле ничего не понимаю, но ведь в постели вам хорошо?
— В том-то и дело, что нехорошо!
— Сестричка…
— В последнее время я стала такой бесчувственной, ну прямо каменная, и он, мне кажется, сам виноват. Ничего не могу с собой поделать. Хоть режь меня, не могу себя превозмочь.
— Ты должна отдохнуть, сестричка, и опять все будет хорошо. Давай куда-нибудь съездим… Возьмем с тобой две путевки на Кавказ, что скажешь на это, сестричка? А может, Арнольд сам нас отвезет туда на машине?
— Похоже, мы никуда не поедем на этой машине.
— Почему?
— Арнольд взял деньги в долг у своего старика, и не знаю еще, у скольких друзей. Теперь он будет из кожи лезть, чтобы расплатиться с долгами.
— Научись сама водить машину! Послушай, колоссальная идея! Хочешь, я попрошу Харро, он тебя научит. Только тебе придется быть начеку, любит руки распускать… А знаешь, я и сама начала учиться, какое это все-таки наслаждение…
— Ты о чем? Когда твой Харро «руки распускает»?
— …сидеть за рулем машины, ты поняла меня правильно.
Порядок был восстановлен, комната прибрана, только храп Харро все еще беспокоил. Арика озабоченно оглядела парня: плечистый, с крепкими руками, усы, с какими нынче щеголяют гитаристы из оркестров, синяя рубашка на груди расстегнута. Арика неожиданно вспомнила свой урок в школе: из всех солдатских писем, которые она читала, лучше запомнилось письмо, адресованное Таллуците. Потому что оно дышало чистой, большой любовью? Первой любовью… У нее сразу был Арнольд. Первый и единственный. Кроме него, никого. Ее курс был настоящим «девичьим пансионом». В большинстве своем девицы повыходили замуж, некоторые ухитрились даже выйти по второму разу.
«Вот кто у нас молодчина!» — с завистью говорили девочки, когда она на последнем курсе обженила Арнольда.
Молодчина, да, может, и молодчина, но этого наверное никто не знает.
— Три часа, не пора ли на боковую? — предложила Лиесма.
— Даже не знаю, не лучше ли мне все-таки уйти… Не могу я, когда он тут храпит в углу…
— Успокойся! Он спит как сурок. Харро ко всему привычен. Настоящий спортсмен-гонщик, и с тех пор, как ушел из дома…
— Перестань, уж лучше я уйду…
— Сестричка, никуда тебя не пущу! Хотя ты никогда и не слушаешь меня, все равно не отпущу! Ты дома не сможешь заснуть, разве я тебя не знаю.
— Не беспокойся, посуду бить не собираюсь.
— Уж это точно, Арнольд отучил.
— Прости, Лиесма, лучше нам не ссориться. Не могу же я раздеваться в присутствии Харро.
— Да ведь он же спит! — с недоумением воскликнула Лиесма. — Если так ставишь вопрос и если ты в самом деле не можешь, я сейчас разбужу его и отправлю спать в машину. Ты за него не бойся, Харро привык. Харро, мальчик, ну-ка вставай, мне очень жаль, но тебе придется переспать в машине!
Лиесма принялась трясти Харро за плечи.
— Где он так наклюкался?
— Он совсем не пил, разве что стаканчик… Харро просто переутомился. Он под вечер моряков отвез в Вентспилс, и те дали ему бутылку виски. Харро, да вставай же!
— Угу.
— Ну вот, малыш, так оно лучше. А завтра поутру ты поднимись к завтраку. Потом нам надо будет съездить в Меллужи, ведь ты нас отвезешь?
— Плесни глоточек, и я пошел, — попросил Харро.
— Кофе дам, а виски нет, я его в шкаф заперла.
— Ну и ну…
— Спокойной ночи, Харро! Постой, провожу тебя, чтобы ты чего-нибудь не опрокинул в коридоре, не всполошил соседей!
— Ну и ну.
— Харро, ты не сердись, сегодня сестричка останется со мной, она неважно себя чувствует.
Харро и Лиесма вышли. Арика бухнулась на диван и закрыла глаза. Ей показалось, что диван медленно поплыл по комнате. Арика чувствовала стремительный ток крови в жилах. Внизу на улице взвизгнули тормоза. Харро с ума сошел, если он вздумал в таком виде куда-то ехать, Харро… Лиесма… Лиесма… Харро… Звенит в ушах! Звенит колокольчиком горных лугов, горных зеленых, цветущих лугов, упасть бы лицом в траву, а впереди белеет Эльбрус…
— Сестричка, ты бы разделась… — откуда-то издалека донесся голос Лиесмы.
— Сил нет, Лиесмук.
— Дай я тебе помогу…
— Ладно, не беспокойся, Лиесмук… С Харро у тебя серьезно?
— Сама не знаю.
— И что ты в нем только нашла.
— Он славный парень. Ведь между нами ничего еще не было… Я разрешаю ему подняться ко мне. Иногда он дожидается меня после спектакля…
Лиесма легла рядом. Сначала она открыла окно, комната наполнилась прохладой майской ночи.
— Помнишь, как мы тайком забирались друг к другу в постели? — спросила Лиесма.
— Да, сначала ты ко мне, потом я к тебе…
— Не знаю, почему матери это так не нравилось.
— Да ведь она и не замечала.
— Думаешь?
— Не до нас ей тогда было, ей не терпелось поскорей сбежать к своему хахалю, этому придурку из меллужского кабачка…
— По-моему, ты путаешь… Он был пожарником, сестричка, ты все забыла, хотя как раз тебе и следовало лучше помнить.
— Ничего я не забыла.
— А напрасно, нам с тобой не мешало бы научиться забывать, так было бы лучше, понимаешь, — выбросить из головы, и все дела.
— Ты имеешь в виду отца?
— В прошлом месяце он приезжал и останавливался у меня.
— Что ж ты не позвонила, Лиесма?
— Поздно было, он только на ночь…
— Все равно должна была позвонить.
— Ты же сказала, что слышать о нем не желаешь. Он работает там же, в Вентспилсе, капитаном небольшого буксира. Сын его в этом году заканчивает одиннадцатый класс. Собирается в Риге поступать в институт, а пристроиться негде, в общежитие не хочет, просил подыскать ему койку в какой-нибудь порядочной семье.
— Отец тебя об этом попросил?
— Да, Арика, что тут особенного. Чему ты удивляешься?
— Ведь мы же с тобой поклялись никогда с ним не встречаться, а если и встретимся случайно, то сделать вид, что незнакомы, если в дверь постучит — не открывать, у нас это было в рифму придумано, могли прочитать как стишок.
— У тебя голова всегда была стишками забита…
— Нет, я серьезно.
— Мы же теперь взрослые, и глупо дуться на отца. Моя комната на его деньги куплена и твоя квартира наполовину им же…
— Разве мать у него взяла?
— А ты не знала, сестричка?
— Я в денежные дела не вникала, все устраивал Арнольд, у него были всякие знакомства по части квартир.
— Сестричка, давай-ка лучше спать, скоро уже утро, а мы тут шепчемся… Ты знаешь, я этого мальчика возьму к себе!
— С ума сошла!
— А почему бы и нет, комната довольно просторная. Вечерами я в театре, он сможет заниматься…
— Лиесмук, ты ничего не понимаешь! Этот «мальчик» давно уже взрослый мужчина! Ведь ты совсем его не знаешь, и тебе самой надо устраивать жизнь.
