Над крышами встали дымы. Стройно, дружно. Безветрие, Свет в окнах редок. Ни к чему зажигать, скоро высветит в заутренье.
Над железной дорогой, на холме, небольшой деревянный дом. Его называют «курортом Ассы». Да еще баню-лечебницу, которая невдалеке, в низине, среди густой травы и кустарника обосновалась. Лечебница тоже на целебных ручьях стоит.
Места эти, от Ассов до поселка Инзер и дальше, не только в мыслях государственных людей, но и в проектах обретают свои будущие контуры как зоны курортные, лечебные. Зоны отдыха. И, разумеется, массовые, с размахом планируемые. Башкирская Швейцария должна служить людям. И пользу давать. В поселке Инзер метится большое строительство. Говорят, в местах этих уремных есть где и совхозам животноводческим развернуться, угодий кормовых предостаточно, только умом пораскинь хорошенько да не ленись. Мощности леспромхозов тоже, говорят, можно разгулять вширь. Разгулять так, что заскрипят леса, зашатаются горы. Планы новые спущены. Как-то они впишутся в природу, в заботу нашу о ней? Сооружается комбинат стройматериалов. Автомобильную дорогу тянут в Уфу, впридачу и в помощь дороге железной. Громко, ломко шагает в эти края цивилизация. Благо несет, но и-проблемы-лишаи, вызревающие на благе.
Почему-то все чаще вспоминаю взорванный айгирский мостик. Забудешь о нем, а выплывет. Как навязчивая мелодия. Словно душа отделилась от останков мостика и вселилась в меня. Мелодия эта все пронизала — и тишину вагонную, и сумрак за окном рассветный. Она бьется в колесах и рельсах. Хорошо, если б коснулась ватманских листов, на которых рождается будущее края, определяется судьба людей. А вдруг не коснется?
Айгирским мостиком восхищались молодые рабочие и студенты. В редкие минуты отдыха, люди приходили сюда и, встав посредине мостика над бурлящим Малым Инзером, среди вековых камней, елей и сосен, тихонько раскачивались и пели. Какие тайны оживали вокруг? Может, здесь зарождалась первая любовь? Может, постигалась глубина связей человека и природы, являлась святость красоты? Человек открывал в себе новые миры.
На противоположном каменном «пятачке» ежегодно проводил свой отпуск один геолог. Он приезжал из Москвы и разбивал там палатку. Говорят, завещал, чтобы и похоронили его там… Но «пятачка» уже нет. Природный каменный храм превращен в развалины.
Художник Вячеслав Воронинбывавший у мостика не раз, говорил: «Всех, кто касался этого места, задевало, не оставляло равнодушным». Он сохранил образ айгирского мостика в своей графической работе. Назвал рисунок «Вдохновение». Вот это и было убито: вдохновение… Но оно осталось. В искусстве. И памяти.
— Разрушенный айгирский мостик разве не символ современного варварства? Слишком резко? Может… За распутство эта производственное и инженерное никого, разумеется, не наказали, да и не собирались. Ибо назвали факт сей первобытный просто — «производственная необходимость». Это официально. А в разговоре среди работного люда прорвалось оправдание: «подумаешь, невидаль!» Пострашнее, мол, творятся дела на белом свете да и на самой трассе и ничего, все сходит с рук: план есть план! Значит, ни запрета, ни суда праведного? Хочется воскликнуть: «Вот она «косная сила инерции… в хозяйственном мышлении! (Из речи Л. И.Брежнева на встрече с избирателями Бауманского избирательного округа Москвы. «Правда», 3 марта 1979 г.)»
Инерция в планировании и мышлении сказалась и на многом другом. 23 ноября 1978 года (почти через год после торжественного пуска магистрали) в «Правде» появилась тревожная заметка, заостряющая внимание на благоустройстве притрассовых сел и деревень, комплексном подходе в дальнейшем хозяйственном развитии края. Вот она:
«ЗАБЫЛИ
Около тридцати жителей нашей деревни Кумбино работают на железнодорожной станции Инзер. Примерно столько же детей ходят в ближайшую поселковую школу. Путь тех и других лежит через реку Малый Инзер. Нрав у этой речки буйный — она часто разливается. Стремительное течение не позволяет переправляться не только вброд, но и на лодке. На работу ли, в школу, магазин людям приходится идти далеко, в обход по прибрежным скалам.
Каждый год на средства Инзерского леспромхоза через реку строится деревянный мост. Весной его неизменно уносит течением. На затраченные деньги уже давно можно было бы построить капитальное сооружение, а заодно и провести электричество — в домах все еще горят керосиновые лампы.
Словом, неуютно живется в нашей деревне. Из-за этого молодежь покидает родительский кров. А кто же будет работать — в лесу, на станции, в поле?
Ф. Шарафутдинов.
Белорецкий район,
Башкирская АССР».
Есть там капитальное сооружение — железнодорожный мост. Помню, когда он строился, десятки людей задавались вопросом, а почему бы рядом с ним не соорудить мост автодорожный, по которому могли бы ходить жители Кумбино и других окрестных деревень? Сказали: не положено, нет в проекте и в смете. А почему нет в проекте и смете? И опять — не положено! К системе минтрансстрой это дело не относится.
Человек и природа сходятся в купели жизни. И на поле борьбы. Нелюбовь к природе и к человеку переносится, как заразная болезнь, на все: на труд, на качество работы, на воспитание людей. Построена одна трасса, продолжается возведение другой, еще более сложной и трудной. И конечно же она не раз порадует человека своими праздниками. У нее были, есть и будут свои стыковки, «серебряные» костыли и пусковые рубежи.
2От черемухового белоцветья минуло почти два часа. А горы все еще прячут солнце. И лишь при выходе с поворота на восток, в межгорье, вдруг на некоторое время прорвется зоревая желто-багровая разгарица.
Здесь тоже свистели пули. Об этом мне рассказывал Иван Федорович Челпанов, один из первых комсомольцев поселка Инзер. У него до сих пор сохранился комсомольский билет образца 1918 года. Серые картонные корочки, а как дороги они для него и для молодых людей, строителей, студентов, школьников, всех, кто держит их в руках, слушая рассказы Челпанова.
В комсомольской организации Инзера было человек двадцать. Секретарем комитета выбрали Татьяну Меркулову. Помощником — Костю Поперекова. Членами бюро были Иван Челпанов, Ахметьян Аминев, Михаил Закиров…
— Чем вы занимались тогда, Иван Федорович?
— Я плотничал. В леспромхозе.
— А в комсомоле?
— Посылали нас в самое пекло. Ездили по деревням со спектаклями. Ставили критические постановки — кулаков, приспешников продергивали. Синеблузниками были… Привлекали пожилых. Мокина Людмила была очень боевая. Всех поддевала… Собрания, воскресники. Девушки в красйых платках выходили на. воскресники…
В 1922 году объявились отряды вооруженных банд. Обратились к комсомольцам: кто добровольно хочет вступить в организацию ЧОН? Предстоит схватка. Могут убить. Записались одиннадцать человек. В том числе и Челпанов. Отправили отряд в Узян. Там учили борьбе с бандитизмом. А потом — на коней, вот тебе винтовка, вот тебе наган, и вперед, вдоль реки Инзер, по деревням, вдоль ущелий, по горам и лесам… Сказали, в горах хребта Зульмердяка скрываются бандиты. Во главе их влиятельный мулла Хамза. Будьте осторожны, у него в отряде есть пулемет… Шли ночью. По следам. Останавливались в деревнях.
— Был Хамза?
— Был…
— Где он?
— Уехал…
— Куда?
— Утром уехал, опоздали… Куда — в горы, вон туда!
В горы! Кругом горы. Ни дорог, ни тропок. Простор, как пропасть. Снова на коней и к следующей деревне. Был? Был! Куда ушел? В горы… Инзер, Ассы, Бриштамак, Зуяково, Габдюково… Проложили чоновскую трассу, над которой свистели пули. Ехал Иван Рябухин. Чок! И упала под ним лошадь. Кинулись в лес, а там каменистый обрыв. Бандитов след простыл.
Три года ездил в отряде ЧОНа Иван Федорович. Бандиты наводили страх на местное население, к старым порядкам призывали, грозили расправой тем, кто за Советской властью пойдет… Чоновцы наводили страх на бандитов. Укрепляли веру в Советскую власть…
Рассеялся отряд Хамзы, но борьба не окончилась.
…Комсомольцы ставили в Инзере спектакль. Зал — набит до отказа. Играют свои же, леспромхозовские, и заводские. На сцене «богатый» и «бедный». Бедный мечтал о земле, и Советская власть дала ему землю. Богатый мечтал о богатстве, и оно уходило теперь… К кому? К бывшему батраку! И вот богач взял обрез. И утром, когда бедняк вышел на пашню, чтобы вспахать поле, встретил его и сказал:
— Ты отобрал у меня землю…
Бедняк ответил:
— Она теперь народная…
— Уйди, откажись!
— Не уйду. Я всю жизнь мечтал о земле… И боролся за нее…
— Боролся? Тогда получай!
Завязалась борьба. И когда бедняк оказался сверху богача, зал грохнул от аплодисментов.
— Дай ему как следует! Обрез забери, обрез…
Но обрез снова в руках богача. Он встал на ноги и выстрелил в упор… Бедняк упал, раскинув руки… Артисты так хорошо сыграли эту сцену — выстрел, как настоящий, убийство, как настоящее, бедняк упал и раскинул руки — по-настоящему, что в зале прошелся легкий гул восхищения, кто-то крикнул: «Во, играют!» Потом: «Эй, хватит лежать, вставай, Иван!» Наступила пауза. Убитый лежал без движения. Артист, игравший богача, тоже был на какое-то время поражен всамделишной игрой своего товарища, но тут же опомнился и продолжал вести дальше свою жестокую, бесчеловечную роль.
