От легкого ветерка нежные лепестки шевелились, будто дышали. Роскошный ярко-красный мак, простой и волшебный, долгожданный и неожиданный, стоял облитый солнечным светом и, казалось, смущенно улыбался. Наверно, так раскрывается сердце навстречу любви…
Красная чаша цветка трепетала, удивляясь и радуясь миру. В черном блюдечке на самом дне шевелились тычинки пепельной окраски. Они окружали бледно-зеленую, еще слабую от младенчества будущую маковку, у которой по кругу шли зазубринки, и сама она была похожа на маленькую золотую корону.
Своей стыдливой прелестью цветок привлекал внимание людей. Им любовались, и в глазах я замечал восхищение, нежность и грустную тень воспоминаний. Даже строгий старичок сосед Федор Степанович, глядя на дрожащее живое сердце цветка, задумался. Может быть, он вспомнил свою молодость, ведь никогда не поздно заново пережить забытые волнения юности. Или он думал о том, о чем думали все мы, ставшие свидетелями светлого таинства природы? Не так ли рождается великий миг всякого творчества? Может быть, бессмертный Микеланджело, работая искусным резцом, вот так же увидел распускающийся цветок и, потрясенный душой, учился у него рождению Красоты. Сердце художника переполнилось радостью, и он сам дивился творениям своих рук.
Законы прекрасного едины для всего сущего. Распустится ли цветок, вспыхнет ли новая звезда во вселенной, рождается ли великое произведение искусства — все подчинено законам Природы — праматери жизни и творчества.
А как быть мне с моей наивной верой в счастье? Ведь я наблюдал миг рождения… Втайне я тогда загадал желание. Почему же удача не спешит ко мне?
Но может быть, счастье в том и состояло, что я был свидетелем рождения Красоты?
Краски осени легли на донецкую землю.
Небо густо-синее, чистое, холодноватое. На его ярком фоне отчетливо видны черные треугольники шахтных терриконов, дымят вдали заводские трубы.
Белые хатки шахтерских поселков увешаны желтыми гирляндами кукурузных початков. На крышах сараев греются на солнце оранжевые тыквы.
В посадках вдоль дорог, в парках и садах — листопад. Укрыли выжженную, покрытую пылью траву багровые, желтые листья кленов, тополей, дубков.
Плывут в чистом воздухе паутинки, вспорхнет редкая поздняя бабочка. Воробьи сидят на проводах, взъерошив перышки, они собираются стаями — так легче бороться за жизнь…
На полях, где недавно зеленели заросли подсолнуха, теперь торчат одни палки. Кукуруза шелестит сухими лентами листьев.
Унылая пора, очей очарованье,
Приятна мне твоя прощальная краса…
К вечеру поплыли облака — низкие, черные. Над ними в вышине навалены вороха белых облаков. Вот солнце скрылось, снопы его лучей, как прожекторы, косо просвечивают сквозь облака на землю. Небо заиграло красками. Нижний слой облаков засветился золотом, верхние стали пунцово-красными, сиреневыми, малиновыми. Все это переливалось одно в другое и тускнело, вспыхивало и снова гасло. Длинные тучи перерезали солнце двумя черными мечами.
Стемнело. Засверкали звезды. Луна сеяла серебристо-призрачный полусвет.
В рудничных поселках, на улицах, в парках по-осеннему тихо. Лишь возле шахты на просторной площади звучит репродуктор. Из Москвы передают песни революции. Хор молодых голосов негромко и задушевно поет:
Там, вдали за рекой,
Уж погасли огни…
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала.
Всю ночь до рассвета плавала, ныряла в облаках полная луна. А когда замерцала на востоке бледная полоса зари — застрекотал на скошенном поле трактор. Он готовил землю под новый посев.
Осень — пора плодов. В эту пору все чаще и неспокойнее задувает ветер. У него свои дела: он расселяет по земле семена растений. Давно отцвели травы, ветер разнес их семена. Далеко разлетелось от материнского дерева крылатое семя кленов, летят по ветру стручья белых акаций, катятся по полю сухие шары перекати-поля, они мчатся, подпрыгивают и щедро сеют семена на своем пути.
Хорошо. Земля это любит: пали семена в землю — продолжается жизнь…
НЕ ПРОСТИЛА
Рассказ деревенского охотника
Вот какая история случилась с моей собакой Тайгой. До сих пор не могу ни понять, ни забыть. Послушай, может, вину мою рассудишь…
Весной купил я щенка из породы легавых пегой масти. Обошлась покупка не дешево: шестьдесят рубликов отвалил да в придачу еще кусок сала. Принес щенка домой, хотел посадить на цепь, как теща велела, да уж очень печально смотрела на меня Тайга, как будто понимала все и осуждала.
Утеплил я конуру, постелил вдоволь соломы. Кормил, не жалел продуктов и не заметил, как вымахала знатная собака. Умная была, по грядкам не бегала, понимала — нельзя топтать рассаду. Зимой, когда выпадали сильные морозы, я уводил собаку в дом, и она спала возле меня на коврике.
Хорошо было охотиться с Тайгой. Тут она раскрыла весь свой талант. Ни лиса, ни заяц от нее уйти не могли. Сколько я их пострелял — со счету сбился. Выходило так, что собака раз десять себя окупила…
По характеру Тайга была гордая и добрая. Еще когда была щенком, любила играть с ребятишками в футбол. Мой старший внук Саша водил мяч против Тайги. В воротах стоял младший — Ваня. И что удивительно: Тайга понимала игру. Бывало, возьмет резиновый мячик в пасть и смеется одними глазами, хвостом дразнится, дескать, попробуй-ка, отними мяч. А сама норовила проскочить с мячиком мимо Вани в ворота. Мальчишка растопырит руки, не пускает, но Тайга все равно пробегала, и тогда считалось, что гол забит. Потеха…
Однажды приблудилась к нашему двору кошка. Жила на чердаке, где у меня сено хранилось. Одичала кошка, людей избегала, а с Тайгой, представь себе, подружилась. Они даже ели из одной чашки. И если, бывало, теща запустит веником в кошку, Тайга обижалась, отходила недовольная в сторону, как будто давала знак кошке, мол, не бойся, иди поешь…
Пришла осень. И тут, как на беду, кошка привела котят. Они тоже росли дикими, доверялись одной Тайге. Если кошка-мать уходила куда-нибудь покормиться, котята прибегали к Тайге, играли возле нее, боролись друг с другом. Собака позволяла им взбираться на спину. Котята, наигравшись, так и засыпали под животом у Тайги. Ей нравилось греть своим теплом чужих деток.
Признаюсь, надоели они мне, но если я терпел их из уважения к Тайге, то теща требовала всех порешить.
Приказ тещи хуже приговора. Поймал я кошку. Посадил в мешок всех ее котят, взял охотничье ружье и пошел пз дому. Аккурат ночью снег выпал — белый, чистый. Солнце вставало над дальним лесом, и тень от меня пролегла по снегу чуть не на километр. Красота вокруг, воздух легкий, только жить да жить, а я вышел на убийство… Однако делать нечего. Снял с плеча ружье, поставил на бой. Размахнулся мешком и вытряхнул на снег всю кошачью семью. Котята от испуга растерялись: один присел, другой побежал, проваливаясь в снегу, а кошка-мать будто почуяла беду, уставилась на меня желтыми глазами и ждет. Ну, взял я их на мушку и одним залпом всех уложил.
Вижу, во дворе мечется Тайга, бегает от дома до калитки и обратно, просится, чтобы выпустили ее со двора. Потом разбежалась и перемахнула через забор. Примчалась ко мне и смотрит, как я лопатой собираю в ведро снег вместе с котятами. Постояла Тайга и пошла прочь.
Как нарочно в тот день я ни разу не вспомнил о собаке. А Тайга моя исчезла — как сквозь землю провалилась. Хватился искать — нигде не могу найти. Сел я на велосипед и по зимней дороге покатил в Петровское. Там не нашел. Кинулся окольной дорогой в Бузланово, оттуда в Николо-Урюпино. Все ближайшие деревни объехал, спрашивал у людей — никто не видел собаку. Поместил объявление в местную газету — опять никакого следа.
Так и ушла от меня Тайга, не простила…
С той поры ношу в душе грех. Стыжусь чего-то, а чего, сам не знаю. Вообще-то ничего особенного не произошло: порешил котят, ну и бог с ними, ушла собака — другую можно купить. А вот поди же ты — мучает, грызет душу совесть, и как от этого освободиться — не знаю.
В каждом зерне заложено будущее. Как великое таинство, как предчувствие чуда дремлет оно в недрах зерна. И стоит семечку прикоснуться к земле, погрузиться в ее теплые глубины, таящие в себе силу материнства, как мечта обернется сказкой — невиданной, чудесной, придуманной самой матерью-природой.
В маленьком желуде заложен дуб. Крошечный, почти невесомый плод с забавной шапочкой на макушке с годами превращается в могучее красивое дерево с мощным стволом в три обхвата, с цепкими корнями, с роскошной лиственной кроной.
