Статья моя должна была бы осветить роль интеллигенции в текущей революции. На фоне общей картины колебания и нетвердости, случайности и эпизодичности интеллигентской работы можно было бы зарисовать и факт собственного, постепенного оформления и прояснения. Можно было бы дать хорошие иллюстрации… Время идет. Мысли бледнеют, многое забывается, теряет остроту. Не написанной остается статья… И нельзя уйти. Мы должны быть на местах до-последней минуты. Впрочем, возможен отпуск. Подкрепление необходимо.
1 октября 1918 г.
Вслед за мною в партию коммунистов перешли: Зильберт, Топоров, юрист Смирнов с женой, бывший комиссар юстиции П. Соколов, заведывающий статистическим отделом Губсовдепа Озеров, правый эсер, студент Вячеслав Иванов.
Все убедились, все поняли, что революционеры собрались только по ту сторону баррикады, в лагере коммунистов. Все остальное — явно или тайно идет против или тянет назад. Я окончательно успокоился и чувствую себя твердо. Несколько недель уже состою секретарем окружного комитета партии. Веду широкую работу и чувствую себя так, словно занимаюсь ею долгие годы.
* * *
13 сентября было партийное собрание в Шуе. Поставлены были на обсуждение вопросы повестки дня областной конференции. Настроение приподнятое, ощущается желание расширить, раздвинуть партийную работу. Всего присутствовало человек тридцать — тридцать пять. Заседание было прервано известием о каких-то выстрелах. Разом поднялось человек десять красноармейцев и куда-то побежали. Тревога оказалась фальшивой, напрасной. Закончилось заседание глубокой ночью. Обращено было должное внимание на конструкцию партийного аппарата. Секретарем выбран т. Сахаров, молодой, вполне приличный работник.
22-го был уездный съезд коммунистов в Кинешме. Всего собралось до трехсот человек. Среди других вопросов был и вопрос об арестованных экс-работниках Совдепа, комитета и других организаций. Заседание длилось почти непрерывно семнадцать часов — с 2 час. дня до 7 час. утра. Вопрос об арестах занял десять часов. Принята резолюция о жестокой расправе с виновными, с объявлением конфискации имущества, доклад был сделан мною. Доклад, видимо, взбудоражил и дал богатую пищу разговорам о партийной дисциплине, организации сочувствующих и проч. Кинешма гостей встречала по-хорошему. Организовали чай, бутерброды, обеды по недорогой цене. Все семнадцатичасовое заседание было сплошным напряжением и ожиданием чего-то страшного. Ожидалась оппозиция обвинению арестованных, так сказать, защита грабежа, бандитизма и проч. Но «защитники» перепугались, закусили языки, увидели, что дело неладно и обстоит грозно. Цветкову, Савенкову и Зельдину грозит расстрел. Съезд прошел с большим подъемом.
27-го в Лежневе было проведено заседание партийной ячейки, которая существует вот уже несколько месяцев и до сих пор не утверждена. Всего набирается человек двадцать пять. У некоторых имеются вполне достаточные рекомендации. Я обещал утвердить ячейку в ближайшие дни (в понедельник, 30-го, делегаты были уже в комитете).
Среди присутствующих товарищей царило необыкновенное оживление. Их обидела невнимательность окружного комитета, который до сих пор не утвердил их ячейки. Высказывают большое желание работать.
Отдохнув часа полтора-два, провели лекцию на тему: «Как борются рабочие и крестьяне за социализм». Зал бывшего Кокушинского дома был переполнен, на улице за бортом осталось человек сто — сто пятьдесят. Лекция, продолжавшаяся два с половиной часа, была выслушана при гробовом молчании, с большим, видимо, интересом. После лекции учитель, лет сорока, в очках, по виду педант и брюква, — пожал руку и сказал:
— Кабы почаще такие беседы, — мы все бы сделались большевиками.
Была уже глубокая полночь. Решили ехать на Тейково, до которого оттуда верст двадцать — двадцать пять. Подали коней и мы с военным комиссаром затрухали по ухабистой дороге. Ночь была мокрая, скользкая, грязная. Лил дождь, по небу кочевали мутно-серые облака. Я закутался в халат и одну руку запустил в карман, придерживая револьвер. Товарищ спал, свернувшись, как котенок. Дождь разошелся не на шутку, дорога страшно набухла. Через три-четыре часа заблестели в тумане огни славного Тейкова. Приехали. На станции во всевозможных позах валялось человек сто пятьдесят — двести мешечников. Через три часа пришел поезд, набитый туго-на-туго «мучениками-мучниками». Пострадав еще час в телячьем положении, предстали мы в советский Манчестер.
30-го был в Кохме.
Собралось человек шестьдесят. У них много народу ушло со всевозможными отрядами, ушли и мобилизованные коммунисты. Ребята производят впечатление хорошо спевшегося хора, — все у них складно, все ладно. Среди них чувствуется твердость, спаянность, готовность. Они во-время исполняют все наши распоряжения и предписания. Сидели до глубокой ночи. Заслушан был мой доклад о работах окружного комитета. Задавались вопросы, разрешались недоумения. Товарищей живо интересует все, что касается партийной работы.
2 октября 1918 г.
Говорил о четырех собраниях, теперь приходится говорить о пятом, а в ближайшие дни о шестом, седьмом, восьмом… Работа кипит. Устраиваются всюду конференции — уездные и районные. Вчера пришла из Вичуги телеграмма, посланная в Иваново 25-го (шестьдесят верст шла пять дней!). Гласит следующее:
«1-го районный съезд. Высылайте представителя».
Поездов не было, телеграмма пришла в 1-м часу дня. Сейчас же по телефону:
— Отложите до 6-ти, приеду с товарным…
Но товарного не оказалось. Снова к телефону:
— Отложите до полночи, выезжаю с вечерним…
Приехал к ним полчаса двенадцатого. Подали на станцию лошадь, собралось сорок три человека… Беседовали часа три — три с половиной все о наших задачах, о работе партии. Довольно оживленно обсуждался вопрос о фактическом снабжении деревни газетой и литературой. Предлагали прибегнуть к помощи потребительских обществ, ибо эти общества объединяют по пять-шесть селений.
Предлагался и такой план: по волостям развозить из района или уезда, а из волости — по деревням; распространять таким образом: ближайшая деревня берет сразу десять— двадцать экземпляров, два — три оставляет у себя, остальные отсылает в следующую, там два — три экземпляра оставляют, остальные дальше и т. д. Поручили секретариату взвесить все предложения и окончательный план представить на обсуждение и утверждение комитета на первом же заседании.
В текущих делах обсуждался вопрос о том, работать или нет в кассе безработных анархисту т. Романову, памятуя то обстоятельство, что 1 Мая он выступал против политики Совета народных комиссаров. Решили оставить, как честного работника, надежного и верного товарища, не обращая внимания на идейные расхождения с ним.
Пили чаек, со вкусным двадцати шести рублевым ландрином. Это благоденствие всегда наводит меня на печальные размышления. Особенно эти размышления зачернели, когда пришел ночевать к т. Се-ву. Он угощал молоком, сливочным маслом и хлебом, а на утро ко всему этому прибавил: сахар, конфеты, чай, пирог с яблоками, пирог с картофелем… Правда, он угощал сравнительно редкого и, видимо, уважаемого гостя, но все-таки согласитесь, что стол не по времени, во всяком случае не «пролетарский» стол. Теперь всюду нас встречают товарищи прилично даже и с внешней стороны: обычно высылают на станцию лошадь, под ночлег отводят комнату. Дома у буржуазии отняты и нас теперь есть где принимать. Настроение среди коммунистов твердое, уверенное, смелое. У них, видимо, и мысли не зарождается о том, что власть когда-либо может пошатнуться. Им эти сомнения нейдут на ум. Правда, время до времени возникают стычки между фабрично-заводскими комитетами и Советами, а где есть правления — и между правлениями, но партийные комитеты всюду разрешают недоразумения. Товарищи думают еженедельно устраивать митинги в трех-четырех местах. Дают своих двух ораторов; одного думают брать из Кинешмы, одного от нас, из Иваново-Вознесенска. Словом, всюду на местах проявляется большая забота о рабочих, о просвещении их, о подъеме их настроения…
5 октября 1918 г.
4-го состоялся уездный съезд партии в городе Середе. Прикатило человек триста. В числе других прикатил и я. Нигде — ни в партийном комитете, ни в Совете, ни на заборах о съезде ни гу-гу. Можно было подумать, что вообще никакого съезда не предстоит. Обращаюсь в партийном комитете к секретарю:
— Объявлено ли, где состоится съезд и когда?
— Нет, пока не! объявлено.
— А рано ли думаете открыть (было уже 3 часа).
— Да, часа в 4.
— Так… А повестка дня готова?
— Нет еще…
— Так, когда же вы будете ее составлять? Какие вы будете вопросы разбирать?..
— А право не знаю… Мы хотели часика в три собраться, да покумекать на этот счет… А мне одному совсем некогда, мне за перегруженностью работы…
