— Развалится ваше звено, — предрекал Шалаев.
Дождь, вначале напористо барабанивший по брезенту, затихал, снова светило солнце, взгоняя с теплой земли легкий парок. Сено, с таким трудом высушенное, лежало теперь мокрое.
— Говорят, техника и организованность решают все, а против природы все же мы слабы: брызнул дождик, и — ни тпру, ни ну, загораем, — принялся рассуждать Шалаев. — Чего-то Иван там застрял со своей бандурой?
— Машина новая, неотлаженная, — сказал Силантьев.
Иван остановился поодаль, не выходя из кабины трактора, листал инструкцию по обслуживанию рулонного пресс-подборщика, поступившего в совхоз впервые. Он и дома после работы изучал ее. Другие механизаторы старались отказаться от незнакомой техники, он взялся за нее.
— Что делать-то будем, Алексей Васильевич? Отбой? — спросил Шалаев.
— Конечно.
Горожане по команде бригадира с оживленными криками попрыгали в тракторный прицеп, покатили обратно в Белоречье. Им заботы мало.
Алексей подошел к брату, поинтересовался:
— Как успехи, Ваня?
— Видишь, какие рыхлые крутит, — Иван пнул сапогом в рулон и озадаченно приподнял большим пальцем козырек кепки. — Не знаю, в чем загвоздка? Регулировку пробовал менять и так и эдак.
— Сейчас разберемся, — уверенно заявил Силантьев.
Они подошли к подборщику, стали рассматривать механизм, сверяясь со схемой в инструкции. Два самых надежных, безотказных механизатора. Алексей смотрел на загорелую шею брата, крутые плечи, сильные, привыкшие к металлу руки и не впервой ловил себя на мысли, что в какой-то мере даже завидует его привычке к физическому труду, выносливости, крестьянской сноровистости. На поблажку со стороны директора-брата он никогда не рассчитывает, работает на совесть. Про Николая Силантьева и говорить нечего: если бы все механизаторы были такими! Работает, не считаясь со временем; любая техника в его руках как часики. Опыт. Рулонный подборщик тоже наладит. Вот стоит, твердо расставив ноги, коренастый, неторопливо-обстоятельный в своих действиях.
— Вы тут налаживайте, чтобы завтра оба подборщика были в ходу, а я поехал, — сказал Алексей.
— Будет сделано, Васильевич, — заверил Силантьев.
Из-под колес машины расплескивалась мутная вода, скопившаяся в колеях. Надоела эта бездорожица, мысли были невеселые. Сено, которое могло быть сегодня свезено в кипах под навес, оставалось в поле. Мытое дождем, оно потеряет качество. Удастся ли обеспечиться кормами? Трудный выдался год. Вечером будут звонить начальник сельхозуправления или сам Кондратьев, спросят сведения по заготовке сена, а они мизерные. Надо объясняться.
В машине было жарко от припекавшего солнца, а Логинов тревожно посматривал по сторонам на линию горизонта, и казалось ему, что вот-вот из-за нее снова выкатится темным угрожающим валом туча. Тогда и назавтра сено может не высохнуть…
Утром Логиков обошел дачников, сообщил им постановление сельсовета о том, что каждый из них должен принять посильное участие в заготовке сена для совхоза. Не застал дома Ивана Трошкина и потому сейчас снова подъехал к его крыльцу. Хозяин, крепкий кривоногий мужик средних лет, сидя на толстом чурбачке, чистил рыбу: одного щуренка держал в руках, два валялись на траве.
— Здравствуй, Иван Григорьевич!
— Привет!
— С уловом, значит! На удочку?
— А ты, поди-ка, нештатный рыбинспектор? — лукаво сузил глаза Трошкин.
— Своих дел полно. Вот пришел насчет сенокоса: такое постановление сельсовет принял, — Логинов подал извещение Трошкину.
Тот неторопливо прочитал бумагу, сунул ее в боковой карманчик старенькой клетчатой рубашки.
— Я не работать сюда приехал — отдыхать, так что не обессудь. Имею законное право.
— Имеешь. Но здоровью твоему не повредит, если ты возьмешь косу в руки да поставишь хотя бы стожок лугового сена для телят или выйдешь в поле вместе со всеми. Не даром — деньги заплатим.
Трошкин бросил на землю выпотрошенного щуренка, взял в руки другого и, щурясь от дыма сигаретки, торчавшей в тонких сухих губах, ответил с сознанием независимости:
— Косу в руки я не возьму, и денег ваших мне не надо.
— Жаль. Ведь ты не посторонний на этой земле, и теперь пользуешься ее благами.
— Хм, укорил! Ну, пользуюсь — и что? — Он зажал в плотно сжатых губах окурок, выражение его лица стало дерзким. — Чай, река и лес не совхозные. Дом у меня тоже свой, родительский, — показал через плечо большим пальцем на избу.
Ничего не ответил ему Логинов, направляясь к машине. Совсем бы не заводить этот разговор с Трошкиным… Каждый год умудряется брать отпуск летом, браконьерит на Сотьме, живет в свое удовольствие, а коснись хоть с малой просьбой, чувствует себя чуть ли не оскорбленным. Ну да черт с ним! Никто и не делает ставку на таких обывателей…
Сложная складывалась обстановка с заготовкой кормов, но природа вдруг явила милость: наконец установилась настоящая июльская погода, и дело пошло полным ходом. Силантьев запрессовывал до тридцати пяти тонн сена в день; старался не отставать от опытного напарника Иван Логинов.
Сегодня убирали клевер в Климове. Все-таки и в наш машинный век сенокос остается самой многолюдной, дружной и праздничной работой. Алексей Логинов весь день не уходил с поля. Кроме подборщиков здесь находились три трактора с прицепами, два других продолжали подкашивать клевер поодаль, за перелеском. На погрузке и разгрузке кип под навесом были заняты городские рабочие. И все это — артельно, с шуткой-прибауткой. Даже обедали всем миром, потому что, по распоряжению Логинова, обед привозили в поле: старались девочки-поварихи, освоившие новую столовую.
Подъехали трехосные вездеходы с Раменского лесопункта, выделенные для отвозки сена на станцию, для сдачи государству. Погрузчика не было, но рабочие, приспособив две половые доски, ловко закатывали в кузов рулоны. Сам Логинов помогал им, поддерживая общее трудовое настроение. Надо было максимально использовать погожие дни: установившееся вёдро еще казалось ненадежным.
— Пойду прокачусь с папой, — сказал Миша, находившийся вместе со взрослыми в поле. В это лето Алексей часто брал племянника в поездки по совхозу. Жаль, Сережка был еще мал.
Миша, освоившийся на сенокосе, побежал к приближающемуся трактору, размахивая гладким ивовым прутышком. За лето он немного похудел, загорел и вытянулся. Один из рабочих ловко смастерил ему шапку из газеты, и он весь день не снимал ее с головы. Вместе с Вовкой Капраловым ездил за обедом, потом — за водой на ключ. Занятий и ему в поле хватает, деловой парень.
Когда городские гурьбой повалили к реке купаться, Силантьев остановил свой агрегат, подошел к Логинову, торжествующе улыбаясь:
— Вот теперь-то наша взяла, Алексей Васильевич! Если погода не подведет, наверстаем.
— По ударному поработали, просто душа радуется! Ты смотри, какую палестину убрали! Чистота! — удовлетворенно повел рукой Логинов. — Подберите эти остатки, чтоб на случай дождя все сено было в кипах.
— Сейчас дошибем, — ответил Силантьев, вытирая рукавом потный, в грязных подтеках лоб. — Иван сегодня больше моего запрессовал. Молодцом!
Нелегко с утра до вечера трястись в жаркой кабине трактора, но не может не радовать результат. Только сам земледелец испытывает чувство праздничности при виде убранного поля. С таким чувством Логинов и Силантьев смотрели сейчас со взгорья от деревни в сторону реки, и казалось, само пространство над полем расширилось, выше поднялось голубое, без единой помарочки небо.
— Дядя Леша, я тоже купаться хочу! — подбежал Миша.
— Садись в машину, поехали!
Подрулили к реке немного выше того места, где купались городские. Миша скинул одежку раньше всех, помчался по песчаной отмели, поднимая брызги. Какое блаженство после сенокосных трудов смыть пот чистой сотемской струей, окунуться с головой в ее исцеляющую прохладу! Поистине живая вода, собранная из многочисленных жильников и ключей, не замутившаяся на каменистых переборах и песчаных плесах.
Стоя по грудь в воде, Логинов поманил племянника:
— Давай плыви ко мне! Не бойся.
Миша еще плоховато держался на воде, но сейчас обрел уверенность, проплыл метров пятнадцать.
— Молодец! Отдышись немного, и двинем вон до того мыска вместе, — ободрял Логинов. — Надо чувствовать себя как рыба в воде.
Потом он сидел на берегу и, причесывая влажные волосы, наблюдал за Мишей и Володей Капраловым, забавлявшимися в воде. Как представить жизнь Белоречья без реки! С детства она влечет к себе, дарит радость. О чем-то тихонько вызванивает на быстринах, хранит какие-то тайны в иссиня-зеленоватых омутах. Убери Сотьму — и сам характер здешних жителей оказался бы другим.
Солнце висело низко, слева от села, небо было ясным. Зудели надоедливые комары, осмелевшие, как только спала жара. Над рекой реяли проворные ласточки-береговушки. Из-за ольховника доносились вскрики и хохот городских рабочих. И, конечно, как всюду, пахло сеном над сотемскими лугами, в которых появились первые стожки. Отрадно было Логинову видеть их и родное село, раскинувшееся по взгорью за рекой. Обнадеживала мысль, что сенокосная погода установилась надолго.
