Шли бреющим. Черным потоком неслась под крыльями выжженная земля переднего края. Провалы воронок, сгоревшие танки, трупы, зигзаги окопов… Потом пошли тощие кустарники, обглоданные свинцовым ветром войны, лесок, дорога.
Борис уверенно ведет звено.
Как в тумане, видит Лагутин свой аэродром. Превозмогая боль, искалеченной рукой ставит кран шасси на выпуск и затягивает газ. Мотор притих, набегает земля. Он находит в себе силы, чтобы выбрать на себя штурвал, и при первом же касании колес о землю теряет сознание. Неуправляемый на пробеге самолет начал вихлять, потом, все ускоряя угловое вращение, волчком крутнулся на месте и замер в облаке оседающей пыли. Первым на крыло лагутинского самолета вскочил Усач. Осторожно расстегнув на Лагутине ремни и освободив его от лямок парашюта, богатырь легко вынул обвисшее тело Николая из кабины и бережно отнес к подкатившей санитарной машине. По пути он успел заметить, что у Лагутина раздроблены два пальца.
— Сердяга, как он только управлял самолетом…
Подбежали летчики лагутинского звена. У Бориса в кровь покусаны губы, лицо осунулось. Сережка нервно курил, и кончики его пальцев заметно дрожали.
Санитарная машина ушла. Усач ободряюще похлопал своих младших товарищей по плечам и похвалил:
— Молодцы, ребята! Дрались, как тигры. Когда вы выходили из боя, за вами несколько столбов дыма висело от вражеских самолетов. А Лагутин поправится. Его полет мы запишем в историю нашего гвардейского полка как пример мужества и высокой силы воли…
Валентин был назначен дежурным по полетам и с утра помогал ответственному командиру разбивать старт.
Есть что-то своеобразно-романтическое в предполетном виде аэродрома. На востоке постепенно светлеет небо. В том месте, где нежно-голубой его цвет незаметно переходит в зеленоватый, потом в золотистый и, наконец, в бледно-розовый тон, сияет утренняя звезда. Солнце еще за горизонтом, но его близость заметна по стрелам лучей, которые выхватывают из небесной сини краешки отдельных облаков, зажигают сияние на вершинах гор, покрытых вечным снегом. Солнце в своем движении прогоняет ночную прохладу, и она, спасаясь, отступает на запад, заставляя шевелиться белые и красные флажки на аэродроме. Кругом тишина. Все готово к началу большого летного дня, а день этот еще не наступил.
Флажки на высоких древках отмечают углы большого квадрата. В этом месте должны находиться все, кто не ушел в воздух — механик, курсанты, ожидающие своей очереди подняться в небо, и другие. Комсорг расставляет здесь большой фанерный щит, укрепленный на треноге. На щите лозунги, схемы и небольшая стенная газета «Стартовка», где будет отражен ход сегодняшней работы. Сейчас в ней пока изложены задачи на день и призывы к лучшему их выполнению. Большая часть листа пока чистая.
Со стоянок донесся дружный хор курсантского приветствия командиру, а через минуту раздалась команда: «По самолетам!» Теперь не зевай. Валентин с флажками в обеих руках бросился навстречу рулящим самолетам.
Издали самолеты похожи на живые существа. Деловито покачиваясь на неровностях, они приближаются, временами поворачиваясь из стороны в сторону, словно осматривая пространство. Ветер от винтов поднимает за их хвостами облака пыли. Валентин машет флажками, одним — показывая на взлетную полосу, другим — на заправочную, потом складывает флажки крестом, и самолеты идут на взлет или — прилетевшие — выключают моторы.
Вот уже первые машины поднялись в воздух и сразу же окунулись в солнечные лучи. Рубиновым светом вспыхнули пятиконечные звезды на их крыльях, ослепительным отблеском засиял плексиглас фонарей кабин. Еще минуту, и из-за лилового вала гор поднялось жаркое солнце. Ветерок подул сильнее. На мачте, над столиком руководителя полетов, затрепетал, забился шелк авиационного флага.
Летный день начался.
Большинство курсантов летной смены уже заканчивало программу самостоятельных полетов. Это был ответственный период тренировки. Как это ни странно, большинство курсантов допускает мало ошибок в управлении самолетом во время первых самостоятельных полетов. Робость и некоторая неуверенность в данном случае играют положительную роль. Курсант со всем старанием делает все так, как его учил инструктор, как написано во всевозможных инструкциях и наставлениях: выдерживает нужные скорости, сохраняет определенные обороты мотора, направляет свой взгляд соответственно каждому этапу полета. Нарушить что-либо из этих правил курсант, попросту говоря, боится: «А вдруг получится что-нибудь такое, с чем я не справлюсь». По чистоте выполнения первые полеты заслуживают хорошей оценки, и командиры, поздравляя курсантов с самостоятельным вылетом, обычно говорят: «Летайте всю жизнь с тем вниманием, с каким летали сегодня».
Но вот курсант «облетался». Глаза его уже не вылезают из орбит, а даже слегка щурятся в довольной улыбке; кроме всего, что необходимо в полете, курсант уже замечает и кое-что другое: как, выкручиваясь на изгибах железной дороги, красным червяком ползет поезд, как от столовой отъезжает «авиакобыла» с бричкой, на которой обычно возят завтрак, и даже ухитряется подумать о том, что не мешает плотно подзакусить. Проносясь над небольшой деревушкой, он уже рыскает по ней глазами, пытаясь узнать крышу дома, где живет его знакомая девушка. Все круче и резче закладывает курсант крены, порой бросая самолет в такие невероятные эволюции, от которых бы стошнило самого опытного летчика. В этот период курсант самый отчаянный летчик. Прикажи ему на максимальной скорости нырнуть под проводами или еще что-нибудь в этом духе, и он, не задумываясь, ринется сломя голову.
Командирам и инструкторам в эту пору хлопот полон рот. Призывая на помощь весь свой опыт, все средства воздействия — партийные и комсомольские собрания, стенную печать, беседы агитаторов, — командиры стараются предотвратить болезнь зазнайства у своих воспитанников. И все-таки нет-нет да кто-нибудь и «отколет» сногсшибательный номер. То какой-нибудь «ас» преждевременно выровняет машину из угла планирования, и она, потеряв скорость на большом расстоянии от земли, неуправляемой массой обрушится на посадочную полосу, приседая на весь запас амортизации; то другой «ас» пренебрежет гироскопическими силами мотора, и они в наказание тащат машину поперек взлетной полосы; то третий «ас», забравшись в зону пилотажа, отклонится от ее центра и, не учитывая превышения местности, ведет машину над холмами, чуть не задевая «брюхом» скалы…
Полетами руководил командир эскадрильи. Могучий, кряжистый как дуб, он невозмутимо стоял под развевающимся над его головой авиационным флагом и, казалось, равнодушно смотрел на самые невероятные фокусы молодых «летунов» и только иногда подносил к губам микрофон и насмешливо журил или подсказывал по радио: «Ноль седьмой, убери шасси; держи, держи правой ногой! Ну, куда ж ты, дурень, выкатился?!»
Посреди квадрата стояли два друга инструктора: Олег Князев и Демьян Беляев. Оба наблюдали за полетами своих курсантов, но реагировали на их пилотаж совершенно по-разному. Демьян был спокоен, Олег то и дело курил, бросал недокуренную папиросу и тут же доставал из портсигара новую.
— Что он делает? Ох, что он делает?! — восклицал он, обращаясь к Демьяну.
— Петлю делает, — с усмешкой отвечал Демьян.
— Да какая же это петля?! — возмущался Олег. — Это какой-то поворот вокруг хвоста по вертикали! Смотри, качается, как сосиска! Сейчас сорвется в штопор! Это сумасшедший вырвался на свободу! — Олег ткнул себе в зубы папиросу, но не тем концом, выплюнул ее и помчался к руководителю полетов.
— Товарищ командир, — еще издали закричал он, — подскажите моему грузину, чтобы не тянул по-страшному! Он развалит самолет!
Командир запрокинул голову и некоторое время молча смотрел за пилотажем Берелидзе. Потом сказал:
— Не развалит. Отлично пилотирует ваш курсант… А кто это там «козла» сотворил? Опять Терентьев? Выньте его из кабины, пусть на земле с мыслями соберется…
Над стартом, стрекоча, пролетел легкомоторный самолет и, сделав круг, зашел на посадку. Руководитель полетов поднял правую руку. Высоков сорвался со скамейки и стремглав подбежал к нему.
— Товарищ Высоков, когда этот самолет сядет, — он показал рукой, — бегите к нему и скажите летчику, чтобы заруливал на левый фланг первой стоянки. Это привезли перегонщика. Объясните ему, как найти «комнату приезжих».
Самолет сел, и Валентин подбежал к нему. Это был такой же самолет, как тот, на каком он впервые обучался летать. Велико же было его удивление, когда он увидел в кабинах Васюткина и Соколову.
Валентин вскочил на крыло и с чувством пожал им руки. Нина и Вовочка улыбались. Их лица раскраснелись от ветра, и они оба казались еще моложе, чем были год назад. Опомнившись после первого момента встречи, Валентин начал объяснять, как и куда надо рулить, но Нина прервала его: