Ознакомительная версия.
6
Петли
Ванда Стадницкая с трудом привыкала к пятой девичьей бригаде. Она как будто не замечала ни нарядности и чистоты спальни, ни ласковой деликатности новых товарищей, ни вечернего их щебетания, ни строго порядка в колонии. Молча она выслушивала инструктивные наставления Клавы Кашириной и назначенной к ней шефа Оли Коломиец, круглолицей, некрасивой, но серьезно-приветливой девушки, кивала головой и скорее отходила, чтобы по целым часам стоять у окна и рассматривать все одну и ту же картину: убегающую дорожку парка, ряд березовых вершин и небо. В столовой она боком сидела на своем месте, как будто собиралась каждую минуту вскочить и убежать, ела мало, почти не поднимая взгляда от тарелки. И новое школьное платье, которое она получила в первый же день: синяя шерстяная юбка в складку и две миленькие батистовые блузки – очень простой и изящный наряд, который ел шел и делал ее юной, розовой и прекрасной, – и блестящие вымытые волосы – ничто ее не развлекало и не интересовало.
Но однажды и Ванда разговорилась с Олей. Они сидели в парке на скамье. Ванда спросила:
– Эти девочки, которые в колонии живут, они откуда?
– А девочки у нас из разных мест.
– А почему они здесь живут?
– Тоже по-разному… Вот у Клавы давно родители умерли, а у меня есть отец и мать. Только отец больше не работает, а мать похлопотала, меня сюда и приняли.
– А такие девочки… беспризорные, есть?
– Наверное, есть.
– А разве ты не знаешь?
– Я не знаю. Да у нас никто не знает.
– А как же так?
Ольга удивлено посмотрела на свою подшефную:
– Тебе разве не все равно?
– Конечно, интересно.
– А мы даже и не думаем об этом. И некогда думать. То то, то другое, все некогда. А зачем про это думать, разве не все равно? И мальчики тоже. К некоторым родители приезжают, а то письма получают, а есть и такие, которые не получают. А только мы этим не интересуемся. И Алексей Степанович говорит, не нужно на это время тратить.
– А может, я – беспризорная?
– Ну, так что?
– Может, я на улице жила?
– На улице? У нас девочки не живут на улице. Мальчики бывают, если очень балованные. А девочки нет. Если у кого родители умрут, так сейчас же в колонию.
– А я знаю, что есть: просто девочки и живут на улице.
– Может быть, и есть. Только все равно. Поживешь немного, а потом, все равно, в колонию. И те – колонистки, и те – колонистки.
Так Ванда ничего нового и не узнала в этом разговоре.
В швейной мастерской, которая помещалась в одной из комнат в здании школы, Ванде предложили было серьезную работу, но оказалось, что она ничего не умеет делать. Тогда ей поручили метать петли. Эту работу обычно выполняли самые маленькие, таких в бригаде было около полдюжины: бойкие, веселые, тонконогие, у них по углам спальни водились куклы. Но и петли Ванда метала очень плохо, медленно, лениво. Старшие молча наблюдали, неодобрительно поглядывали друг на друга, показывали, поправляли. Ванда покорно выслушивала их замечания, на время уступала им работу, скучно посматривала боком, как ловкая, юркая игла мелькает между розовыми опытными пальчиками.
Однажды Ванда пришла в мастерскую, когда уже давно стучали машинки. Не отрываясь от работы, Клава спросила:
– Ванда, почему ты опоздала?
Ванда не ответила.
– А вчера ты ушла раньше времени. Почему?
Неожиданно Ванда заговорила:
– Ну что же, и скажу. Не буду работать: не хочу.
– Не будешь работать? А как же ты будешь жить?
– Ну и пусть. Поживу без ваших петель.
– Стыдно, Ванда. Надо учиться. Мы все с петель начинали.
Ванда бросила работу. В горле у нее стояли рыдания, она дико оглядела комнату:
– Куда мне до вас! Петлями начинали! А я кончу петлей!
Она вышла из комнаты, хлопнула дверью.
Вечером она лежала, отвернувшись к стене, ужинать не пошла. Девочки посматривали на ее белокурый, нежный затылок испуганными глазами. Клава сводила брови и что-то шептала про себя.
Утром, когда Ванда одна гуляла по спальне, к ней пришел Захаров. При виде его она покраснела и поправила юбку.
Он улыбнулся грустно, сел у стола:
– Что случилось, Ванда?
Ванда не ответила, продолжала смотреть в окно. Он помолчал.
– В столярной хочешь работать? Там интересно: дерево!
Она быстро повернулась к нему.
– Ой, какой же вы человек. Такое придумали: в столярной!
– Хорошо придумал. Ты вообрази: в столярной!
– Будут смеяться.
– Напротив. Первая девушка в нашей колонии пойдет в столярную. Честь какая! А то девчата все считают: их дело тряпки. Неправильно считают.
Ванда задорно взметнула ресницы:
– А что же вы думаете? И пойду. В столярную? Пойду. Сейчас?
– Идем сейчас.
– Идем. – Он повернулся и, не оборачиваясь, пошел к двери, она вприпрыжку побежала за ним и взяла его под руку:
– Это вы нарочно придумали?
– Нарочно.
– У вас все нарочно?
– Решительно все, – сказал он, смеясь. – Я туть еще одну вещь придумал.
– Скажите. Про меня?
– Про тебя.
– Скажите, Алексей Степанович!
Он наклонился к ее уху, прошептал таинственно:
– Потом скажу.
Ванда ответила ему таким же секретно-задушевным шепотом:
– Хорошо.
После работы Игорь решил погулять в окрестностях колонии. Взяв с собой книгу, он прошел парк и вышел на плотину. Слева блестел пруд, а справа между двумя скатами холмов в заросшем камышами овраге еле-еле пробивалась речушка. На вершине противоположного холма стояла дача, по белой стене к черепичной крыше поднимались простодушные побеги «крученого паныча», пестрели его синие, лиловые и розовые колокольчики. У самого дома возвышался ряд тополей, за ними темнел приземистый садик. По эту сторона домика деревьев не было, небольшая площадка огорожена была плетнем, на площадке расположился огород. Огород был не такой, как у крестьян: между грядами проложены были дорожки, и кое-где стояли деревянные диванчики.
Игорь заглянул через плетень. На огороде никого не было, только у одного из диванчиков лежала большая рыжая собака. Увидев Игоря, она поднялась, зарычала, потянулась и побежала к дому. Присмотревшись к огороду, Игорь заметил, что ближайшие грядки были политы и у самого плетня, накренившись на кочке, стояла пустая лейка. «Где же они воду берут?» – подумал Игорь, и в этот же момент увидел калитку в плетне, привязанную к нему старой проволокой. Проследив дальше, он увидел, что вниз к речке спускается узенькая, хорошо протоптанная тропинка, а в конце тропинки, у самых камышей, медленно поднимается с двумя ведрами на коромысле Оксана. Ведра были большие, свежеокрашенные в зеленый цвет; по тому, как слабо они раскачивались на коромысле, было видно, как они тяжелы. Это было заметно и по тому, с какими осторожностью и напряжением делала Оксана маленькие шаги.
Игорь быстро сбежал и схватил дужку ближайшего к нему ведра. Оксана пошатнулась от толчка, подняла к нему испуганные глаза:
– Ой!
– Я тебе помогу.
– Ой, не надо! Ой, не трогайте!
– Игорь даже не знал, что у него в запасе имеется такая сила. Одной рукой он шутя поднял вверх выгнутое плоское коромысло, подхватил его другой рукой. Оксана еле успела выскочить из-под заходивших вокруг них ведер и коромысла. Выскочила и рассердилась:
– Кто тебя просит? Чего ты пристал?
– Леди! Никто не имеет права…
Договорить было трудно: коромысло вертелось на его плече, как на шарнире. Игорь попробовал остановить его, но стряслась другая беда, тяжесть руки перевесила всю систему, одно ведро пошло к земле, другое нависло почти над головой. Оксана уже смеялась:
– Ты не умеешь, без привычки трудно. Поставь на землю. Вот прицепился, что ты будешь делать! Поставь на землю.
Игорь уже сам догадался, что поставить ведро на землю надо. Оксана заговорила с ним на «ты». Ему было весело.
– Дорогая Оксана! Это правильная мысль – поставить их на землю. К черту это допотопное изобретение. Как оно называется?
– Да коромысло ж!
– Коромысло? Получите его в полное ваше распоряжение.
Он взял ведра в руки, потащил в горку. Нести было так тяжело, что он не мог даже говорить. Оксана шла сзади и волновалась:
– И где ты взялся со своей помощью? Поставь ведра, тебе говорю.
Но когда Игорь поставил ведра у самого плетня, она глянула на него из-под дрожащих ресниц и улыбнулась:
– Спасибо.
– Разве можно такое… носить? Это же черти, а не ведра. Это кровожадная эксплуатация!
– А как же ты хочешь? Без воды сидеть? Огород пропадет без воды.
– Культурные люди в таких случаях водопровод устраивают, а не носят на этих самых коромыслах.
– А у нас вся деревня на коромыслах носит. Тут совсем близко. И вода добрая, ключевая.
Ознакомительная версия.
