Воскобойников должен был представлять сплавную контору в конфликтной комиссии. За полчаса до начала спектакля он позвонил Анне и сказал, что к у л ь т в ы л а з к а отменяется. Она долго молчала, Воскобойников даже усомнился, слышит ли она его.
— Андрей, но я ведь уже оделась! — выговорила наконец Анна. — Совсем оделась, чтоб в театр идти… Тогда ему показался немного смешным этот чисто женский довод, и он подумал снисходительно, что женщина — даже такая умная и самостоятельная, как Анна, — все-таки остается женщиной. Бодрым голосом Воскобойников сказал, что в ближайшие дни постарается изыскать время для новой, более удачной в ы л а з к и, и повесил трубку: агент пароходства торопил его ехать на плот. Сейчас довод Анны уже не казался ему смешным, и с поздним раскаянием Воскобойников упрекнул себя в грубости и бессердечии. Пойти вчера в театр он, конечно же, не мог, но надо было как-то утешить Анну, а не обижать ее своей тупой бодростью.
А сегодня в тресте он вел себя совсем уж по-вегетариански: так легко смирился и ушел. Надо было настаивать, доказывать и уж, во всяком случае, не уходить до тех пор, пока Анна не убедится, что им никак нельзя быть врозь. Просто нельзя, и все тут, — это же так ясно! Воскобойников удивился, как Анна ухитрилась не понять этого, и даже пожалел ее малость. Он загорелся желанием сейчас же, сию минуту, растолковать ей эту простую и очевидную истину, очистил краешек стола и сел писать письмо. Все-таки молодцы люди, что придумали грамоту!
Воскобойников писал, что никак не может поверить, будто у них все кончено: этого просто не может быть. Пусть он виноват, но не могут же они навсегда расстаться из-за недоразумения. Он просил ответить ему письмом, когда она успокоится, а еще лучше — прийти к нему самой, и тогда ее приход будет уже ответом на все его вопросы, и они помирятся без лишних слов и взаимных упреков. Чтобы помочь Анне найти его, Воскобойников описал подробно, где в поселке стоит его дом, и даже план небольшой набросал. И тут он вдруг засомневался, четвертая его дверь в коридоре или пятая, хотя жил в этом доме больше года. Он выскочил из комнаты, вспугнул в темном коридоре какую-то парочку и убедился, что его дверь четвертая. Воскобойников постоял немного на крыльце, чтобы парочка не догадалась, что главный инженер сплавконторы по ночам выбегает в коридор считать двери, и вернулся в свою комнату.
Надписывая конверт, он подумал, каким же наивным и глупым покажется это письмо Анне, если она не захочет мириться. Вспомнилось, как стояли они друг против друга, разделенные столом, и Анна говорила ядовито, что все его вопросы имеют теперь лишь академический интерес. Не перечитывая, Воскобойников поспешно запечатал конверт, еще раз потревожил парочку в коридоре и бросил письмо в почтовый ящик, висящий на стене конторы. И как только письмо с тихим шелестом скользнуло в узкую ненасытную щель ящика, Воскобойников сразу успокоился, словно до конца довел очень нужное и не очень легкое дело.
К своему удивлению, спал он лучше, чем ожидал. Два раза за ночь его будила дежурная телефонистка. В первый раз управляющий трестом спрашивал, как идет сдача готовых плотов пароходству, и заодно порадовал новостью: завтра к вечеру сплавконтора может получить тонну проволоки — возврат от местных потребителей древесины. Второе известие было плохим: сломался винт у буксирного катера пригородной запани. Воскобойников по телефону распорядился направить в пригородный участок катер из Белоборской запани и снова лег спать.
Уже под утро ему приснился Ивушкин — в куцых штанишках по колено и в пробковом шлеме «здравствуй-прощай». Диспетчер погрозил Воскобойникову пальцем и сказал внушительно:
— Пока не усвоишь колониального вопроса, Анны тебе не видать и с Сижмой по телефону не связаться!
5
Воскобойникова разбудил тонкий надрывный визг шпалорезки. С минуту он лежал неподвижно, ничего не помня о ссоре с Анной и бессознательно наслаждаясь простой здоровой радостью выспавшегося человека. Он не спеша прикидывал, что сегодня необходимо сделать за день, и одновременно с решением самому проверить по запаням, все ли остатки проволоки подобраны, в сонном еще мозгу вспыхнуло воспоминание о вчерашнем разрыве с Анной. Память услужливо напомнила о ночном всепрощающем письме, и Воскобойников поморщился, досадуя на свое слабоволие. Ведь слепому видно: раз Анна могла из-за такого, в конце концов, пустяка, как эта театральная история, зачеркнуть все, — значит, она его не любит.
Холодная струя воды из умывальника обожгла голову, и Воскобойников утешил себя, что еще не все потеряно: злополучное сентиментальное письмо лежало в почтовом ящике, и еще не поздно попросить письмоносца Ксению вернуть его.
За ночь поступило пять телефонограмм, и все об одном и том же: запани просили проволоку.
— Как Сижма? — осведомился Воскобойников.
— Молчит… — виновато ответила телефонистка.
Привычная сутолока рабочего дня подхватила Воскобойникова. Он перераспределял между запанями остатки проволоки, просил затон сплава ускорить выпуск катеров из ремонта, подписывал чеки в банк и заявки в техснаб треста, спорил по телефону с пароходством, которое необоснованно требовало снизить осадку плотов.
Поглощенному делами, ему казалось, что он сегодня такой же, как всегда, но чуткая Степановна заметила в нем перемену. Воскобойников несколько раз ловил на себе вопрошающие взгляды секретарши. А когда они остались в кабинете вдвоем, Степановна тихо сказала:
— Что-то вы сегодня невеселый, Андрей Петрович… Случилось что-нибудь?
— Нет, все в порядке! — очень правдиво, как он думал, отозвался Воскобойников, но Степановна с сомнением покачала головой и зашелестела обиженно бумагой.
«Не поверила — значит, заметно». Больше всего на свете он боялся сейчас расслабляющей душу теплой сострадательной жалости…
Воскобойников говорил с рабочими, мастерами, техником-строителем. Приходила жена многодетного мастера-такелажника Ильина, жаловалась на заведующую детским садом, срывающую отправку детей в санаторий, просила принять меры. Название санатория было сходно с фамилией Анны, только буквы переставить. А щеголеватый техник-строитель вдруг напомнил вчерашнего молодого человека, который входил в кабинет Анны во время их разговора. Всюду была она. Что бы он ни делал, все какими-то гранями неизбежно соприкасалось с Анной.
Очень легко было услышать голос Анны — стоило только протянуть руку к телефону и назвать памятный ему номер. Так близко и так недоступно далеко от него она будет теперь каждый день, А через месяц или через год доброхоты порадуют его вестью, что ее часто видят с каким-нибудь красавцем, а то он и сам столкнется с ними на улице, благо городок мал. А потом, вот в такой же буднично-суетливый день, ему скажут, что Анна вышла замуж, и тогда он, наверно, не совладает с собой и позвонит ей по телефону — пожелает счастья
