— Как же ты, Яша, выбрался? — будто все еще не веря в то, что он здесь, спрашивает Валя.
— Вот так и выбрался, — широко улыбается он.
— Ну, как ты?.. Ах, что ж это я! — снова поднимает Валя руку к виску. — Это ведь так неожиданно: работа, самый обычный день и вдруг — ты…
— Почему же — вдруг?..
Они снова умолкают и смотрят друг на друга. Жадный, пристальный взгляд его ищет в ней черты школьной Вали, и эти черты постепенно проступают, будто приближаются к нему. Уже не говоря о глазах, у нее тот же маленький носик и та же привычка лукаво морщить его, те же чуть припухшие, полуоткрытые губы и та же узенькая, ослепительно белая полоска зубов.
Но в ней много и незнакомого. Это и прежняя Валя, и в то же время совсем другая, новая. Якову трудно сейчас отделить первую Валю от второй, так как та расплывается в нежной розовой дымке, а эта стоит перед ним, живая, полная женственности. Валя будто выросла, пополнела и утратила девичью хрупкость, и все же она очень хороша…
«А какие у нее чудесные блестящие глаза! Какая откровенная радость светится в них! Она рада мне, рада…»
— Валя, можно тебя поцеловать? — тихо спрашивает Яков.
Она вспыхивает и испуганно оглядывается на дверь. Потом протягивает ему руку, ладонью кверху, и Яков отчетливо видит тоненькую синюю жилку на ней.
— Ты мне даешь только руку? — с шутливой обидой спрашивает он.
Ласково глядя на него, Валя кивает головой.
Яков прижимает к губам мягкую теплую ладонь, пахнущую земляникой, и не отрывает от нее губ до тех пор, пока Валя, слегка сжав ему лицо, не забирает руку.
— Ты рада мне, Валя? — спрашивает он.
«Разве ты не видишь?» — отвечают Валины глаза.
* * *
— Валя, где тут у вас гостиница?
— Зачем тебе? — удивленно подымает она брови.
— Я хочу остановиться в гостинице.
— Ты будешь жить у нас…
Они возвращались из библиотеки уже к вечеру. Солнце стояло совсем низко, и чем ниже оно опускалось, тем длиннее становились тени домов, деревьев, людей. Они уже совсем закрыли улицу, лишь верхушки деревьев и крыши домов жарко пламенели, и ярко блестели стекла в окнах, обращенных на запад.
Яков почти весь день пробыл в библиотеке, хоть Валя и отсылала его домой отдохнуть. «Ты ведь утомился в дороге. Я совсем не хочу, чтобы ты вечером клевал носом!» — лукаво смеялась она. Но Горбатюк не мог уйти. Он столько думал о ней, так мечтал об их встрече, что сейчас не хотел ни минуты быть без Вали.
— Ты занимайся своими делами, я не буду мешать тебе, — сказал он и поставил для себя стул в самом дальнем углу кабинета. — Здесь меня никто не заметит. Я буду читать, а ты не обращай на меня внимания.
Не обращай внимания!.. Он и сам хорошо знал, что это невозможно, так как за все время, пока сидел здесь, не перевернул ни одной страницы в книге, которую дала ему Валя. «Очень интересная книжка, увлекательная», — сказала она. Но разве могло его сегодня интересовать что-нибудь другое, кроме Вали? Ему хотелось смотреть на нее, подмечать каждое движение, ловить каждое ее слово, пусть даже не обращенное к нему. Важно было не то, что она говорила, а как произносила слова…
В кабинет то и дело заходили люди, преимущественно работники библиотеки. Они называли ее Валентиной Михайловной, и Якову немножко смешно, непривычно было слышать это «Михайловна», так как для него она оставалась только Валей, Валюшей… Валя что-то отвечала им, часто выходила куда-то, каждый раз ласково взглянув на него, и он, согретый этим взглядом, потом еще долго чувствовал его тепло и невольно улыбался.
Яков попробовал было читать, но немногие прочитанные им фразы показались лишенными какого бы то ни было смысла, так как они совсем не относились к Вале…
Вместе с тем, оставаясь вдвоем, они большей частью молчали, словно приберегая все разговоры к тому моменту, когда никто уже не будет мешать им. И это молчание еще больше подчеркивало их волнение.
Уже перед самым обедом резко зазвонил телефон. Валя взяла трубку, и Яков, не пропускавший ни одного ее движения, заметил, что она чем-то недовольна. Бросила на него огорченный взгляд, немного помолчала, потом коротко ответила в трубку:
— Хорошо, сейчас иду.
«Куда это она?» — забеспокоился Яков, даже не заметив, что поднялся вместе с ней.
— Мне нужно в райисполком, Яша, — сказала Валя. — А ты иди домой обедать.
— Без тебя? — Он не понимал, как может куда-нибудь пойти без нее.
— Я не успею. Там приехало какое-то областное начальство… Я постараюсь поскорее освободиться.
Проводив Валю до райисполкома, находившегося в нескольких десятках метров от библиотеки, Яков пошел бродить по городу, хоть Валя еще раз велела ему идти домой обедать. И если до этого он не замечал, как летело время, то теперь стрелки часов будто прилипли к циферблату.
Немного погодя — ему казалось, что прошло не меньше часа — Горбатюк зашел в библиотеку и спросил, не вернулась ли Валя.
— Валентина Михайловна еще не пришла, — ответила ему молоденькая девушка с большим синим бантом в русой косе. Она почему-то засмеялась, потом стала неестественно серьезной, а он, насупившись, вышел из библиотеки.
Яков подошел к зданию райисполкома, постоял, глядя на окна, потом решил еще походить. Он снова кружил вокруг библиотеки, как маленькая планета вокруг солнца, и все с бо́льшим нетерпением посматривал на часы, так как решил, что вернется туда не раньше, чем через полчаса.
На этот раз Валя уже была там. Узнав, что Яков так и не ходил обедать, стала укорять его за это, а он и не думал оправдываться, ибо глаза ее говорили другое: она счастлива, счастлива даже этим непослушанием, этой возможностью ласково отчитать его!..
Сейчас они вдвоем идут домой, и Якову кажется, что никогда в жизни ему не было еще так хорошо. Он не отрывает жадного взора от ее лица, замечает каждую гримасу, упивается ее голосом, — и если сейчас ей чего-нибудь недостает, чтобы быть той Валей из далекой юности, то в своем воображении он щедро наделяет ее всем необходимым для этого.
— Слышишь, Яша, ты останешься у нас, — повторяет Валя.
— Хорошо, Валя, но…
— Никаких «но»!
Яков не может сразу согласиться, слишком еще свежо воспоминание о разговоре с Валиной матерью.
— Видишь ли, Валя, это будет неудобно… Нет, ты подожди, выслушай меня! — замечает он ее нетерпеливый жест. — Видишь ли, если я буду жить у вас, могут возникнуть всякие нежелательные сплетни…
— Яша, ты говорил об этом с мамой?
Он вспоминает свое обещание ничего не рассказывать Вале. Но это свыше его сил — скрывать от нее правду, когда она смотрит ему в глаза, и Яков предпочитает молчать.
— Я так и знала, — вздыхает Валя. — Но ты все равно будешь жить у нас! Я поговорю с мамой.
Что ж, он не возражает. Ему нелегко было бы каждый вечер покидать уютный Валин домик и уходить в гостиницу.
— Вот мы и пришли…
Валя берется за ручку дверей, но не открывает их, а поворачивается к нему:
— Как все-таки хорошо, что ты приехал, Яша!
Она благодарно смотрит на него, и при свете заходящего солнца ее чудесно помолодевшее лицо розовеет так же нежно, как у девушки в парке, державшей на своих коленях голову любимого…
Надежда Григорьевна встретила их так, словно они каждый день приходили домой вдвоем. Поинтересовавшись, почему не пришли обедать, она снова вернулась к плите, где на сковородке жарились золотистые блины.
Из соседней комнаты вихрем вылетел Вадик и, обхватив Валины ноги, уткнулся покрасневшим лицом в мамину юбку. Валя, положив руку на голову сына, быстро оглянулась на Якова, и в ее глазах он прочел какой-то вопрос. Или, может быть, это ему только показалось?
— Ты расскажи маме, как ты сегодня бабушку не слушался, — ласково сказала внуку Надежда Григорьевна, наливая на сковородку очередную порцию теста.
Вадик приглушенно смеялся, вертел головой и ни за что не хотел оторваться от маминых коленей. Якову были видны лишь худенький затылок с высоко подстриженными волосами и потешно оттопыренные уши.
— Как тебе не стыдно, Вадик? Значит, ты не любишь свою бабушку? — укоряла сына Валя, но ее лицо никак не соответствовало строгому тону, и Вадик, бросив на мать быстрый взгляд, снова спрятал личико в ее юбке и весь затрясся от неудержимого смеха.
— Ну, хватит, Вадик, хватит!
Валя, снова оглянувшись на Горбатюка с тем же загадочным выражением, мягко отвела от себя руки Вадика.
— Это мой сын, Яша, — тихо сказала она.
Вадик серьезно посмотрел на Якова, потом перевел пытливый взгляд на мать. Он, видимо, не понимал, что нужно здесь этому незнакомому дяде. Под этим детским взглядом Якову стало как-то не по себе, и он погладил мальчика по жесткому хохолку.
— Мы уже знакомы. И, конечно, станем друзьями. Правда, Вадик?
