— Уберите вы от меня этих двух, Михаил Сергеевич, — взмолился Шпульников, — только вот и делаю, что дрязги ихние разбираю.
Токарев подошел к Бокову. Тот отвернулся, прикрывая рукою подбитый глаз.
— Ну-ка, поднимитесь, Боков, — строго сказал директор.
Боков неохотно повиновался, все еще закрывая глаз рукой.
— Объясните, за что это Новиков вас ударил?..
— Известно, хулиганская привычка, — не поднимая головы, пробубнил Боков, — все время лезет ко мне из зависти… А я-то виноват, что больше его зарабатываю?
— Но вы же украли у Новикова детали!
— Не крал я, а свое взял.
— Позвольте, Михаил Сергеевич, я все разъясню, — вмешался Шпульников. — Заваруха эта у них еще вчера началась, вот… Боков по первому копиру фрезеровал и напортил сотни две, вот… А Новиков порченые откидал от своего фрезера, не стал пропускать. Мне не сказал ничего, сам распорядился, тоже мне хозяин!.. Вот… Я только недавно про это узнал. Ну само собой у Бокова заработок за вчерашнюю смену слетел. Он и потащил от Новикова сегодня, благо оба по одному копиру фрезеруют, вот…
— Значит, Боков считает, что взял свое? — Токарев сделал ударение на последнем слове.
— Натурально, — буркнул в ответ Нюрка.
— А ну покажите свою работу. — Токарев подошел к стеллажу, на котором были сложены березовые ножки стула, осмотрел несколько штук. Обработаны они были неряшливо, наспех.
В это время Ярцев перебирал такие же ножки у фрезера Новикова. Подал несколько штук директору:
— Сравни, Михаил Сергеевич!
Детали, обработанные Новиковым, были гладкие, без малейшего изъяна. Директор подозвал Шпульникова и Бокова:
— Скажите-ка, товарищ мастер, и вы, Боков, есть разница?
Боков искоса глядел на детали и молчал. Шпульников стал объяснять:
— У них ведь и в выполнении разница, Михаил Сергеевич, Новикову больше семисот за смену нипочем не сделать, а Боков до девятисот прогоняет.
— А норма какая? — спросил Токарев.
— Шестьсот двадцать.
— Вот видите! Значит, перевыполняют оба, только Новиков обрабатывает, а Боков прогоняет, ясно вам?! Так вот, пишите обо всей этой истории докладную и завтра перед сменой зайдите ко мне вместе с Новиковым и Боковым. — А ты, Новиков, запомни: руки не распускать! А то, знаешь, что за это полагается? Последний раз предупреждаю.
Токарев хотел идти, но вдруг вспомнил что-то:
— Да, а кто в этих ножках будет гнезда высверливать?
— Я, — отозвалась пожилая работница в серой косынке.
— Подойдите сюда, пожалуйста, и скажите, какие из этих вы возьмете в обработку, а какие отбросите?
— Как это? — не поняла женщина. — Если не поколоты и без сучков, все возьму.
— Все? А ведь боковские-то не годятся. Выходит, вы их тоже будете прогонять, а? Вот хоть эти… — директор подал работнице две ножки.
Покраснев, женщина растерянно молчала.
— А зачем бракеров отменили? — раздался тоненький голосок. Вперед выдвинулась маленькая круглолицая девушка с озорными глазами. — Мастер-то не поспевает разбраковывать, ну мы и берем, не спрашиваем!
— А вы-то сами? совесть ваша? разве не подскажет, что отбросить надо? — спросил ее Токарев.
— Пф-ф! — фыркнула девушка. — Что я, дура, что ли? Мне заработать надо! — и на всякий случай скрылась за чьей-то спиной.
— Как ваша фамилия? — отыскивая ее глазами, спросил директор. Но девушка промолчала. За нее ответила пожилая женщина:
— Козырькова ее фамилия, Нюрой звать. На шипорезе работает… А я, товарищ директор, вот что сказать хочу: совесть-то нам подскажет, это без сомнения, да мы еще мебельщики-то без году неделя. Кабы знать, что годится, что нет…
Токарев спросил, как фамилия женщины. Она ответила: «Федотова я».
— Хорошо. Спасибо за честный ответ, товарищ Федотова.
Из цеха директор и парторг пошли через лесобиржу. Посредине ее проходил железнодорожный путь. Он вел через западные ворота к лесозаводской ветке, протянувшейся на десяток километров и соединявшей Ольховский лесопильный завод с Северной горой. За веткой, отделенная стеною высоких елей и пихт, протекала Елонь. Туда и направились Ярцев с Токаревым.
Путь был знакомый. Не раз хаживали они этой дорогой после того, как совсем неожиданно встретились здесь — закадычные друзья школьных лет и старые институтские товарищи — Мишка Токарев и Миронка Ярцев. Радостный был тот день. А поскольку на работе за множеством дел успели переброситься лишь несколькими короткими фразами, вечером они уединились на берегу Елони. Долго бродили по береговым кручам, спускались к воде, сидели на старой коряге в густом ракитничке. В теплой воде дробилось розовое закатное небо, где-то на том берегу кричали коростели…
Вспоминали всё — от первой драки в школе до последней встречи в сорок четвертом, когда Ярцев, раненый, ехал в санитарном поезде на Урал, а Токарев после выздоровления возвращался в свою часть на Белорусский фронт. Встреча была короткой. Дороги, скрестившиеся на несколько минут, вновь разбежались на целых одиннадцать лет.
Ярцев приехал в Северную гору в мае 1955 года, на месяц раньше Токарева. Недавно он перевез из Новогорска семью — жену и троих сыновей — «боевой комплект», как любовно называл он мальчишек, старшему из которых шел десятый год.
Токарев жил один в небольшом флигеле возле конторы. Жена с восьмилетней дочкой осталась пока в Москве. Дома он бывал редко, приходил с фабрики только поздно ночью. Утром задолго до гудка его уже видели в цехах. Работе отдавал он все свое время, а если к вечеру особенно сильно начинала гудеть голова, уходил на берег Елони, всякий раз уводя с собою и Ярцева, с которым любил поговорить о фабричных делах или вспомнить далекие годы давней дружбы и беззаботной мальчишеской жизни в любимом городе на берегу старого Волхова.
Ярцев от этих прогулок никогда не отказывался, хотя и ворчал шутливо на своего друга, что тот не дает ему покоя, таскает за собой по ночам черт знает куда.
Вот и сейчас… Они остановились на высоком берегу, Ярцев тронул Токарева за плечо:
— Ну вот, опять с разговорами к реке приволок, товарищ директор!
— Я тебя насильно вроде не тащил, — невозмутимо ответил Токарев. — Хочешь — обратно пойдем.
— Черта с два! сам знаешь, что отсюда не скоро меня утащишь. Эх! Скорей бы ты, старый бобыль, семью сюда вез, а то брожу тут с тобой по ночам, как неприкаянный. Опять Лиза на меня ворчать будет…
Токарев не ответил. Ярцев легонько толкнул его и сказал:
— Смотри, красота какая!
Над Елонью клубился и медленно плыл вдоль русла голубоватый туман. Он скрадывал очертания заросшего кустарником берега, который казался совсем черным. Внизу слышалось осторожное, как будто сонное журчание воды.
Перехватываясь за кусты и тонкие стволы низкорослых осинок, друзья спустились к самой воде. Здесь было тепло и сыро. Токарев закурил трубку. Красноватый отсвет скользнул по его лицу.
— Скажи, Мирон, какое у тебя впечатление от Гречаника? — спросил он, присаживаясь на большую корягу.
— Что это ты сегодня о нем заговорил?
— Так… Ты скажи.
— Ну… опытный инженер. Труженик, привык не считаться со временем.
— Добавь: не в меру упрямый и однобокий.
— То есть как это однобокий?
— Очень просто. Уперся в свою нейтральную систему контроля и никаких чертей! А я вот походил сегодня по фабрике, посмотрел и вижу, что поступил совершенно правильно насчет контроля. Надо бы, чтобы и он не был в стороне. Ему-то здесь больше всех дела!
— Не бойся, не усидит в стороне.
— Да, — усмехнулся Токарев, — вот посмотришь, «преподнесет» он завтра на партсобрании…
— Не будем гадать, Михаил. Во всяком случае, сообща как-нибудь разберемся…
Наступило молчание. Потом Токарев выколотил трубку и поднялся.
— Хорошо здесь, — задумчиво произнес он. — Кабы не ждали тебя дома, честное слово, до утра не ушел бы.
— Ну утром-то тебя отсюда, пожалуй, и трактором не утянуть. Нигде я не видел таких рассветов, как здесь, над Елонью.
— А я всё новгородские вспоминаю… над Волховом, помнишь… Ну ладно, пошли! Дождусь же я, наверно, когда-нибудь от твоей жены выговора с предупреждением.
Ярцев рассмеялся. Они медленно поднялись наверх и пошли к фабрике.
1
Перед Токаревым лежали Танины документы: путевка, диплом, экзаменационный лист.
Таня ждала, сидя в кресле перед его столом, и волновалась. Куда-то поставят?!
А Токарев задумался о чем-то и, по-видимому, не торопился с ответом. Наконец, он вернул документы и медленно проговорил:
— Значит, будем работать. Ну, и на какой бы участок вы хотели?
— Туда, где не слишком легко, — просто ответила Таня.
— Но и не слишком трудно? — с едва заметной улыбкой спросил Токарев.
