Андрей Черкасов - Человек находит себя

На станции Северная гора Таня сошла одна.

Красный фонарь последнего вагона быстро уплыл вперед и исчез. Над лесом повисло облачко паровозного дыма. Вскоре оно растаяло, и Тане показалось: вместе с ним исчезло последнее, что связывало ее с Москвой.

Было раннее июльское утро. Тускло желтели вдоль путей огни стрелок. Поодаль темнело станционное здание. Рельсы, мокрые от обильной росы, влажный песок с пятнами мазута, черные на фоне рассветного неба столбы — всё выглядело неприветливым и чужим. Вокруг не было ни души. Таня стояла возле двух своих чемоданов, и чувство одиночества все больше и больше овладевало ею.

Неподалеку от путей белела деревянная будка с дощатой дверью и крохотным, в радужных переливах, оконцем. За нею возвышался навес, под которым свалены были ящики, бочки, рогожные кули.

«Наверно, там сторож», — подумала Таня, подходя к будке. Нужно было у кого-то узнать, как попасть на мебельную фабрику. Таня потянула дверь за ржавую скобу. Дверь подалась и… сорвалась с петель. Девушка испуганно отскочила. Гремя железной накладкой, дверь рухнула на влажный песок. Таня беспомощно оглянулась и вздрогнула от неожиданности. Позади нее, почти рядом, стоял высокий молодой человек в рабочем комбинезоне и кепке. На большой прямой лоб его выбились вьющиеся русые волосы. Карие глаза под резко очерченными и очень подвижными бровями были прищурены. Губы сложились в насмешливую улыбку.

— Ясен вопрос! — с деланной строгостью произнес незнакомец, запуская руки в карманы. — А я-то смотрю: кто там у склада орудует? Ладно, подоспел вовремя.

Он замолчал, окидывая Таню изучающим взглядом. Во всем ее облике: в стройной фигурке, в выражении лица, в больших и немного усталых серых глазах — была растерянность. Она поправила пеструю косыночку, из-под которой виднелись тугие светлые косы, уложенные кольцами на затылке, и, поеживаясь от утренней сырости, одернула рукава тонкого серого плащика.

— Товарищ, вы не скажете, как мне найти мебельную фабрику? — спросила она, чуть заметно улыбнувшись уголками губ.

— Вы с московского, что ли? — не очень любезно вместо ответа спросил незнакомец. — Чемоданы ваши?

— Мои. Пристроить бы их куда-то на время. Одной не унести. Я думала: в будке сторож, — виновато заговорила Таня.

Незнакомец по очереди приподнял оба чемодана, покачал головой:

— Шариковые подшипники везете? Хорошо! Это хозяйство у нас на фабрике постоянно требуется.

— Там книги, — не обращая внимания на иронию, ответила Таня. — Вы разве с фабрики?

— Так точно. А вам туда зачем?

— Я инженер-технолог, на работу приехала.

— Вот оно что! Ясен вопрос. Ну что ж, инженеры нам нужны, — сказал незнакомец таким тоном, будто именно он решал судьбу приезжей девушки. — Месяца два-три поработаете, если раньше не съедят.

— У вас что, людоеды водятся? — усмехнулась Таня.

— Людоеды — не людоеды, а так… В общем, дамский персонал в нашем производстве не ко двору. Не подумайте, что запугиваю, сами увидите. В вашем положении один только запасной ход — неженатых парней в поселке хоть отбавляй.

Таня вспыхнула.

— Вы на фабрике штатной гадалкой или свахой по совместительству? — с холодной строгостью спросила она. Лицо незнакомца оставалось серьезным и даже, как показалось ей, немного грустным. Таня успела заметить, как резко у него меняются настроение и тон разговора. На этот раз он ответил просто и почему-то задумчиво:

— По механической части я… Багаж-то понесем? Куда, вам его? — спросил он и шагнул к чемоданам.

— У вас, наверно, общежитие есть?

— Общежитие? Там теснота! Вам на квартиру надо бы…

— Ну какая у меня здесь квартира?

— Если хотите, найдется. Могу хоть сейчас отвести. — В глазах парня не было и тени насмешки. — У нас тут в поселке музыкальный мастер живет, Иван Филиппович Соловьев. У него комната сдается. Вам вполне подойдет. — Он дернул за козырек свою кепку, надвинув ее на лоб. — Ну, решаете? Впрочем, могу и в общежитие проводить, — уже безразличным тоном заключил он.

Таня колебалась недолго:

— Ну что ж, ведите к музыкальному мастеру, если время у вас есть.

— Времени у меня вагон, — незнакомец взглянул на ручные часы. — Сейчас пяти нет, а на работу к восьми надо. Я ведь так, ребятам третьей смены помочь пошел… Ну, двинемся?

Он разом поднял оба чемодана, но тут же снова опустил.

— Постойте, девушка, на квартиру-то я вас приведу, а кого привел, не знаю. Имя — фамилию вашу скажете? — Парень приподнял брови и улыбнулся.

— Моя фамилия Озерцова. Татьяна Григорьевна, двадцати четырех лет. Биографию рассказывать? А вас я тоже еще не знаю, ни фамилию вашу, ни должность. Вдруг вы какой-нибудь «людоед» по специальности?

— В людоедах век не бывал. А зовут Алексеем. Биографию рассказать не стыжусь: самый что ни на есть рабочий класс, в стружках родился. Все рассказывать?

— Ладно уж, идемте, — улыбнулась Таня, — а то на работу опоздаете.

Таня едва поспевала за Алексеем. На переезде у шлагбаума он поставил чемоданы, чтобы размять затекшие пальцы, потом снова подхватил багаж и свернул в сторону от проезжей дороги. Через низкорослый березнячок, через огороды они вышли на главную улицу большого поселка. Утро омыло край неба, зажгло поднимавшиеся из-за леса облака. Над рекой плыла, струилась молочная полоска тумана. Бездымным алым пожаром пылали окна дальних домов. Из-за невысоких изгородей выглядывали подсолнухи. Петухи голосисто орали по дворам. Из труб тянулся в небо розоватый дымок.

Свернув в переулок, они подошли к домику с палисадником и зеленой крышей.

На крылечке, вытирая полосатым фартуком таз, стояла пожилая женщина. Алексей поставил чемоданы и рукавом вытер лоб.

— Квартирантку привел, — коротко сказал он, как будто все было условлено заранее.

Женщина поставила таз на перила крыльца, вытерла руки о фартук и, сказав радушное «милости просим», отворила дверь в дом.

Поднимаясь на крыльцо, Таня не видела, как Алексей за ее спиной приложил палец к губам, загадочно прищурив правый глаз. Пройдя в дом, она остановилась у порога. Алексей внес чемоданы и, ничего не сказав, вышел. Таня не могла услыхать, как он старательно объяснял:

— Ты, мама, приготовь комнату, только не говори, что я… Ну, в общем, я сказал, что знаю квартиру. В общежитиях у нас уж больно тесно… Если проговоришься, не останется еще, пожалуй. Ясен вопрос?

— Да уж кто, кроме меня, Алешенька, твои чудеса понимает, — с глубоким вздохом сказала женщина. Добродушное лицо ее стало грустным. Она хотела сказать еще что-то, но Алексей осторожно отстранил ее и прошел в кухню, затворив за собою дверь.

Ну вот, теперь все в порядке, устраивайтесь, а я пошел. На фабрике, возможно, встретимся, — негромко сказал он, обращаясь к Тане, и уже собирался уйти, когда из соседней комнаты донесся старческий, но довольно бодрый голос, в котором слышались нотки раздражения:

— Ты, Алексей, пластинки для циклей мне когда-нибудь обдерешь? Или опять прикажешь самому подпилком елозить? Экой ты беспамятный стал; пустяковое дело для отца выполнить не можешь!

Алексей сразу как-то съежился: неожиданно и с треском лопнул его маленький заговор.

— Сделаю сегодня, отец, к обеду у тебя будут, — проговорил он растерянно.

Из сеней вернулась хозяйка и засуетилась около Тани.

— Вы, голубушка, раздевайтесь. Давайте пальто ваше, на вешалку его… Ох! да у вас ноги-то мокрехоньки! Где это вам помогло? — всплеснула она руками, увидев мокрые Танины чулки и туфли. — Снимайте всё, подсушим…

Не обратив внимания на растерянный вид Алексея, сна сказала с нарочитой вежливостью:

— Вы бы, Алексей Иванович, чемоданы-то в сторонку отодвинули, а то неловко, поставили тут на самой дороге.

— Ладно уж, мама, отменяется сеанс, — хмуро проговорил Алексей. — Разоблачил батя нас с тобой. — Он отставил чемоданы и, сняв кепку, набросил ее на гвоздь у дверей и уселся на табуретку в стороне.

— Вы проходите в комнату… не знаю, как вас по имени-отчеству, — обратилась к Тане хозяйка.

— Называйте просто Таней. А с квартирой я постараюсь сегодня же устроиться. Я совсем не предполагала…

— Да нет, что вы это? Зачем же, — решительно перебила Таню женщина. — Разве только не поглянется вам у нас.

— Не в этом дело, я не капризная, только хлопоты ваши…

— Полноте! Какие там хлопоты, — стала уверять хозяйка. — До войны семья большая была, привыкли к хлопотам. — Она вздохнула и дотронулась до глаз краешком своего фартука.

Радушие женщины тронуло Таню. Она не стала настаивать на своем.