— С сегодняшнего дня покой для тебя наступит, Варюша, — сказал Иван Филиппович, оставляя улики неопровергнутыми. — Забыла, что на неделю в Москву отправляюсь? Детище свое повезу. А заодно и твое все, да, да! Не удивляйся! И капустные пироги твои, и воркотню, и все три твоих чайника, которые на плитке сжег, — все! Давай-ка собираться станем лучше, чем ругать меня за чужие-то грехи!
Иван Филиппович уезжал в двенадцать часов дня, и Таня едва не прозевала проститься с ним. Сегодня она, против обыкновения, проспала долго.
Алексей, хотя и пришел в восьмом часу утра, был уже на ногах. После обеда он собирался уезжать в Новогорск вместе с Горном: нужно было согласовать некоторые изменения в конструкции узлов линии, заказанных машиностроительному заводу.
Таня собиралась выйти во вторую смену вместо заболевшего Любченко, но Алексей сказал, что не нужно, что он заменит своего мастера; утром в цех приходил Гречаник и дал согласие на эту временную замену.
— Только с начала моей смены на часок придите, — попросил Таню Алексей, — а то я только с шестичасовым «рабочим» вернусь.
Он еще сказал ей, что Гречаник просил зайти днем, потому что, пока болеет Любченко, нужно временно поручить кому-то выполнение обязанностей старшего мастера.
— В цеховую заодно загляните, — просительно сказал Алексей, — посмотрите, как у меня с документацией со всей, порядок ли?
Горн по пути на станцию зашел за Алексеем. Тот уже собирался выходить. Он нес чемоданчик отца.
— Батю к поезду заодно проводим, — сказал он, идя навстречу Горну.
Иван Филиппович держал в руке новенький скрипичный футляр. На старике были, как и полагалось при поездке в столицу, новое пальто и высокая барашковая шапка «пирожком».
— Батя сегодня здорово похож на кого-то из наших известных скрипачей, — сказал Алексей, помогая отцу спуститься с крыльца. — Правда, Александр Иванович?
— Во всяком случае, не на Марину Козолупову, — серьезно ответил Горн.
Таня вышла вместе с ними. Проводив попутчиков до угла, она попрощалась и повернула к фабрике.
Пурга утихла еще под утро. По едва натоптанным тропкам идти было трудно, к тому же ноги сегодня болели еще сильнее вчерашнего. У домов, у заборов — повсюду возвышались сугробы. Вздыбленные, с закрученными гребнями, они напоминали застывшие волны. На ветке рябины отчаянно стрекотала и кланялась кому-то сорока. На углу облепленные снегом мальчишки выкапывали в сугробе пещеру. Окна домов отражали светло-серое, почти белое, небо и казались начисто вымытыми. Медленно падали крупные мягкие хлопья. Они щекотали лоб, глаза, губы.
Проваливаясь в глубоком снегу, Таня переходила улицу и думала, почему сегодня все кажется таким ослепительно белым, даже при хмуром небе. Возможно, оттого, что все становилось на свои места?
Георгий сказал, что пробудет у Тани целую неделю! А потом? А потом он поедет в Москву. Что и как будет дальше, Таня пока не думала. Она знала, верила: все сложится хорошо. Он сказал сегодня утром:
— Ты знаешь, Татьянка, пока я, стараясь приглушить боль, ездил по стране, мне открылось что-то совсем новое и большое. Где бы ни играл я: в поле, в совхозном клубе — везде меня встречали вдумчивые, внимательные глаза тех, кто слушал музыку. Часто они были близко, почти рядом. Если бы ты видела их! Такие глаза бывают у большого, настоящего друга. Если бы не они, я не знаю, что было бы со мною вообще, где бы брал силы.
…У фабрики, возле ворот, Тернин собственноручно приколачивал объявление. Большие фиолетовые буквы виднелись издалека. Подойдя, Таня прочла, что на завтра, на пять часов вечера назначается расширенное заседание фабричного комитета «по вопросу о дальнейшем улучшении рабочего взаимоконтроля и введении почетного личного клейма для передовиков качества».
— Ну, Татьяна Григорьевна, — сказал Тернин, разглаживая объявление ладонью, — как думаете, получится? — и провел пальцем, как бы подчеркивая слова: «личного клейма для передовиков качества». Не дав Тане ответить, он солидно и утвердительно произнес: — Получится! Обязательно получится, если делать будем!
Наступление продолжалось. Жизнь шла вперед. От этого делалось еще светлее и радостнее.
На фабрике Таня задержалась недолго. До начала смены оставалось еще порядочно времени, но домой нужно было спешить. У Георгия сегодня опять концерт в Новогорске. Скоро ему на поезд. «Он ждет меня!» — подумала Таня. Ждет! Как радостно звучало это слово сейчас!
Таня шла к дому, не переставая улыбаться. Чему? Всему, что было вокруг: ослепляюще белой земле; белому небу; завтрашнему дню, такому же полному и трудному, как вчерашний, обыкновенному и, в то же время, совсем особенному; всем дням, которые будут после; своему счастью; жизни!
Поселок Юг — Пермь
1954–1958
В столярном деле прифуговывать — пригонять, пристрагивать, при помощи фуганка; самая точная столярная пригонка.
Цулага — приспособление для фрезерного станка. Цулажники — мастера, занимающиеся изготовлением и ремонтом цулаг.
