— Ну что ж, в добрый час! Рано или поздно все люди совершают этот рискованный шаг. Но все-таки, сынок, тебе следовало бы показать свою невесту нам — мне, Милочке, Сергею. И получить наше благословение…
— Ты же знаешь, папа, что секретов от вас у меня нет. Покажу непременно. Уверен, что вы все одобрите мой вкус. Милочка, я завтра же приглашу ее к нам!
— Ой, только не завтра!.. Я хочу все подготовить как надо, а завтра я работаю. Лучше послезавтра, — сказала Милочка.
— Договорились, послезавтра так послезавтра. Я парень покладистый, на все согласен! Другой бы возражал, а я вот нет, прямо ангел во плоти.
— Расхвастался, — подал голос Иван Васильевич. — И такой и сякой. Где твоя скромность?
— На самом деле, жених, чем дурака валять, рассказал бы хоть, кто она, какая. Красивая? — В Милочке заговорила женщина.
— Сказать красивая — мало. Она необыкновенная, во всем мире такой другой не найдешь. Ты, конечно, не в счет… У нее благородная поступь, осанка, достойная принцессы крови, руки что крылья, волосы как у Василисы Прекрасной, а глаза! Ну что за глаза, в них утонуть можно. Они не голубые, как море, нет, а скорее зеленоватые, волшебные. Короче, таких глаз нет ни у кого и быть не может. Все ясно или у тебя есть еще вопросы?
— Ну конечно, разве из тебя вытянешь хоть слово правды!
— Клянусь копытом моего белого осла — все, что я говорил, истинная правда.
— Ты что, успел расписаться с нею?
— Какая банальность!.. Клочок бумаги со штампом и печатью будет непременно, а пока налицо взаимная и беззаветная любовь!
— Спустись с облаков на грешную землю и проделай все так, как полагается, — сказал Иван Васильевич. — Кстати, где вы думаете жить?
— Это да, это вопрос. Власов обещает квартиру на будущий год. Не знаю, как быть. Ждать целый год боюсь, — уволокут ее из-под самого моего носа!
— Никуда она не денется! Если любит, подождет. Даже хорошо, — пройдете испытание временем, — спокойно сказал Иван Васильевич.
— Ждать год — это очень долго, — сказала Милочка. — Приводи ее сюда. Пока живите здесь, — в тесноте, да не в обиде, — а когда получишь квартиру — переедете.
— Вот сестра у меня чудо! Добрая, настоящая. — Леонид обнял Милочку. — Но она не согласится переехать сюда, к тому же у нее есть комната, здесь, в Сокольниках, недалеко от нас.
— Что ж, переходи к ней ты!
— Это вовсе исключается. По моим старомодным понятиям, мужчина должен построить дом для своей семьи. Ничего, подождем год, а через двенадцать месяцев станем жить-поживать в своей квартире. Заберем с собой туда и отца.
— За отца не беспокойся, мне и здесь хорошо. От Трофима и Татки я уходить не собираюсь. — Иван Васильевич развернул коляску.
— Ладно, папа, не будем сейчас спорить. Мы еще вернемся к этому разговору. А теперь спать, спать, завтра рано на работу! А Сергей так и не проснулся, несмотря на нашу бурную полемику!..
Утром, в вагоне метро, Леонид сказал Музе:
— Вчера я сообщил своим, что женился.
— С ума сошел!..
— Ничего подобного! Никогда не был в более трезвом уме и твердой памяти! — ответил он и передал приглашение сестры на завтра.
— Мне как-то неловко явиться к вам…
— Почему это?
Она промолчала.
— Глупости! — сказал Леонид. — Я сегодня же пойду в загс, и когда подойдет наша очередь, мы распишемся.
— К чему такая спешка?
— Пусть все будет всерьез, как у людей, — был ответ.
Казалось, все идет хорошо, но дня через три приключилось с Леонидом такое, что заставило его задуматься о многом.
Леонид задержался на комбинате и собрался домой в одиннадцатом часу. В переулке, в ста шагах от станции метро, перед ним возникли двое верзил и преградили дорогу.
— Ты, что ли, будешь Леонидом Косаревым? — спросил один из них, ростом чуть меньше другого.
— Я. — Леонид насторожился и встал спиной к высокому забору, чтобы легче было защищаться. Он знал, что беспричинные драки в Сокольниках не редкость.
— Да ты не бойся, мы тебя не тронем, ты ведь нашенский, сокольнический, к тому же сын инвалида, инженера Ивана Васильевича, — сказал второй. Леонид заметил, что лицо у этого парня было самое обыкновенное, из-под кепки с коротким козырьком торчит чуб, а руки огромные.
— Что же нужно вам от меня?
— Вот что, друг, ты поменьше задавай вопросов и больше слушай, что говорят тебе бывалые люди, понял?
— Понял. — Леонид лихорадочно обдумывал положение. Если они не собираются его трогать, почему же тогда остановили?..
— То-то, люблю толковых людей. Мы тебе зла не желаем, потому и лясы точим, а ты слушай и вникай, о чем речь. Короче, за тобой охота, будь осторожен, иначе разукрасят всю физию.
— Охота!.. Почему?
— Фу-ты, опять вопросы, — рассердился первый. — До чего же любят болтать эти интеллигенты. Сказано — слушай, так ты помалкивай да слушай. Ты кому-то здорово насолил, иначе он не стал бы швырять монеты. Ты парень свой, потому можно говорить прямо. Тот фраер заплатил нам, чтобы мы основательно поколотили тебя, с таким расчетом, чтобы ты повалялся в постели недели две, а еще лучше — попал в больницу. Уж очень обозлился он на тебя. Говорит: «Выбейте ему почки или печень, чтобы он знал, почем фунт лиха». Деньги мы у него, конечно, взяли и, можно сказать, половину пропили, но дело не в этом. Если он узнает, что мы тебя не тронули, сговорится с другой компанией, а те поддадут тебе так, что ты отца с матерью забудешь, понял? Наш тебе совет: поваляйся малость в постели, потом, прежде чем выходить на улицу, нарисуй под глазами фонари. Иначе мы выйдем из доверия, а ты все равно пострадаешь.
— У меня к вам просьба, — обратился к ним Леонид.
— Валяй, — ответили оба одновременно.
— Можете ли вы сказать мне, кто он такой?
— Вот чудак, он думает, что имеет дело с посланником великой державы, который, прежде чем начать разговор, представляется. Я, мол, такой-сякой. В нашем деле так не бывает. Сделал дело — получай монету, остальное тебя не касается, — ответил низенький.
— Опишите хоть его внешность, — не отставал Леонид.
— Витька, как, можно? — спросил первый у высокого.
— Отчего же, валяй, пусть парень знает, с кем имеет дело. Пригодится на будущее.
— Он выше среднего роста, худощав, — начал описывать первый, — глаза серые, а волосы еще на месте, они не то что очень темные, нет, одним словом, середина на половину, не брюнет и не блондин. Одевается шикарно и носит мягкую шляпу. Видать, валютчик.
— Валютчик?
— Ну да, деньгами швыряет, — значит, промышляет валютой. Он спрашивает моего кореша Витьку, сколько мы возьмем за такое дельце? Витька не моргнув глазом отвечает: триста целковых. И что ты думаешь, тот фраер, не говоря ни слова, достает бумажник и отсчитывает монету.
— Спасибо, ребята, вы не шантрапа, как думает о вас тот франт. Я догадываюсь, кто дал вам такое поручение, хотя и не знаю, валютчик он на самом деле или нет. Впрочем, от него всего можно ожидать.
— Если не валютчик, то крупный спекулянт, торгует левым товаром. Мы-то с Витькой разбираемся в людях.
— Черт с ним, это не так уж важно, потом разберемся. Чтобы вас не подводить, обещаю два дня завязывать щеку, на большее не согласен.
— Мало, — сказал тот, кого звали Витей. — Посиди несколько дней дома. Бюллетень, что ли, не дадут, если захочешь?
— Вопрос не в бюллетене, у меня срочные дела на комбинате.
— Ну ладно, валяй, завяжи щеку как следует. Бывай здоров, да ходи с оглядкой, — великодушно согласился первый и протянул руку.
— Только не вздумай связаться с легавыми. Это к хорошему не приведет, — посоветовал Витя и тоже потряс руку Леониду.
Верзилы повернулись и ушли, а Леонид медленно поплелся домой. Разумеется, Леонид знал, что Никонов способен на всякую подлость, но такого он не допускал. Неужели оставить его, подлеца, без наказания? Но как накажешь? Поделиться с Сергеем, рассказать ему все? Ответ Сергея известен заранее: он непременно посоветует обратиться в органы милиции, а это нельзя. И не только из-за Витьки и второго верзилы. Нет. Милиция, разматывая клубок, обязательно дойдет до Музы Васильевны, ведь она первопричина всего. Не будь ее, Никонову и в голову не пришло бы мстить ему. За что? А какой еще выход? Поймать Никонова и поколотить его как следует, чтобы он вспомнил отца и мать, как говорил верзила. «Правильно, и получить пятнадцать суток за мелкое хулиганство», — сам себе сказал Леонид.
Оставалось терпеть и ждать, тем более что по словам Сергея выходило, что Никоновым интересуются органы.
Сегодняшний случай заставил Леонида многое передумать, проникнуться особым уважением к тем предельно честным и благородным людям, с которыми он работал и жил. И хватит бравировать своей свободой, широтой мысли. Нужно дело делать и отвечать за него сполна.
