стал выкручиваться:
— Тут, Дмитрий Степанович, об этом прямо не скажешь… Как молодые порешат, так и будет…
— Ой, смотри… Держи глаза востро: у меня девка избалованная…
— Они сщас все такие, Дмитрий Степанович. Я вовсе со своими пособиться не могу.
Поздоровались за руки. Фефелов было хотел представить Соловьеву Федора Кузьмича, но председатель горисполкома предупреждающе поднял руку:
— Мы с Кузьмичом старинные приятели… Так, Федор Кузьмич?
У Федора Кузьмича румянец во все щеки, густо-сизый, как перья у селезня. Вся семья эти слова слышит. Вот и пускай теперь думают что хотят… Ответил:
— Так, так, Петр Иванович. Совершенно верно.
— Поздравляем тебя и твою семью с новосельем! Всего вам хорошего на новом месте.
— Спасибо, Петр Иванович. Уж как-нибудь постараемся…
— Доволен квартирой?
— Дарья довольна, Петр Иванович. Я что? У меня все Дарья…
— Ну, раз хозяйка довольна, то и все хорошо… Главное хозяйку уговорить. — Он подмигнул Дарье Ивановне и продолжал: — А то вон у вас бабка в огородах живет… Прямо бестия… Никак не можем утолковать, чтобы переезжала.
— Опенчиха? — спросила Дарья Ивановна. — Чего это она, дура?
— Говорит, где жила, там и помру…
— Не беспокойтесь, Петр Иванович, — заторопился Федор Кузьмич, — у меня народу много — пособим бабке. Сейчас управимся, свою бабку свезем — и поможем… У меня Вовка вмиг с Опенчихой поладит — они друзья…
— Вот-вот, Федор Кузьмич, помогите… — Соловьев снова протянул руку. — Ну, у вас, кажется, все в порядке. Еще раз всего хорошего. Счастья на новом месте!
— Спасибо, Петр Иванович, — раскланялась Дарья Ивановна, опережая мужа. — Пожалуйста, на новоселье… И вы, Дмитрий Степанович… Уж не обижайте…
Гости пошли со двора, когда Светка спросила:
— Не пойму, то ли жгут чего: дымом тянет…
Все подняли головы. С низины, из-за расстатуревского дома, взвивался к небу темно-коричневый столб дыма. Выбежав на улицу, увидели, что дом Семена Макарова плотно охвачен огнем. В низину, к домишке, сбежалась отводовская ребятня, галдя. Хозяин стоит в толпе, сложа руки на груди, и смотрит в огонь.
Соловьев поспешно сошел вниз:
— Что случилось?
Макаров выступил из толпы, ужал плечами и дернулся:
— Так что, к примеру всем сжигаю свою собственность. Хочу совершенно покончить со старой, неблагоустроенной жизнью…
— Вы понимаете, что творите?! — Соловьев повысил голос.
— Поступаю, исходя из своих убеждений, — смело ответил Семен и показал на дом. — Промежду прочим, я никогда не дорожил этим барахлом…
— А других подожжете?
— Пускай сгорает всякая собственность…
— Вы в своем уме? — Соловьев секунду помедлил и повернулся к Фефелову: — Вызвать пожарную команду, Дмитрий Степанович…
В соседних с Макаровым дворах заметались. Начали разбирать заборы, чтобы по ним не перекинулось пламя. В иных дворах сегодня к переезду не готовились, там вовсе запаниковали, опасаясь за добро. Сбежались к колонке за водой, всяк спешит, пытаясь урвать ведерко без очереди. Потому ругань, тычки. В расстатуревском дворе ссора. Расстатуриха костерила Макарова на чем свет стоит и шпыняла девок, подгоняя. Она разлохматилась, порвала на плече платье, зацепившись за дверной крючок. Расстатурев носил воду.
— Сгорят манатки, — повторял он шепотом, — сгорят…
Рассеянно поднимаясь на крыльцо, он смотрел на домишко старухи Опенкиной, завидуя бабке, которая с беспечным видом сидела во дворе и курила.
Неизвестно откуда сорвался ветер. Из макаровского дома вырвался сноп искр, его пригнуло к земле и, распугивая ребятню, понесло огородами. Заголосили бабы. Чей-то свирепый пес оборвал цепь и пронесся улицей, гремя обрывком. Закудахтали куры. Сорвались с крыши Андрюшкины голуби.
Илья Зыков отогнал машину за Отводы, оставил там бабку Зычиху, закутанную в одеяло, вернулся. Андрей с Владимиром помогали Расстатуревым относить добро. Фефелова с Марьей Антоновной оберегали Илюшкин двор, Дарья Ивановна с Нюськой — свой. Федор Кузьмич разобрал дворовую ограду и тоже побежал к Расстатуревым: у них задымилась крыша.
— Мама! — закричала с огорода Светка. — У Воробьевых никого дома!
— Илюшка, к Петьке беги, к Петьке, — распорядилась Дарья Ивановна. — И так сироты — еще сгорят…
Задымилась и вспыхнула сухонькая крыша опенкинской избы, а старуха Опенкина все сидела во дворе и курила, точно ее не касалась беда.
— Почему сидишь?! — крикнул из воробьевского двора Илья.
— Кричит-то, кричит, как бешеный, — отозвалась старуха и толкнула в рот самокрутку.
— Вещи, бабка, сноси!
— Господь снесет…
— Снесет тебе господь…
Между тем пожар взялся не на шутку. Ветер швырял горящие поленья. Уж и расстатуревский двор схватился черным дымом. Старуха Опенкина поднялась с лавки и ушла в свою горящую избу.
На улицах потемнело от дыма. Распугивая народ сиренами, подкатили пожарные машины. Пожарники в светлых касках, в которых отражался огонь, растягивали длинные шланги, тушили не макаровский двор, а загорающиеся вещи, но ветер заново разносил снопы искр, сушил вымоченное белье и мебель, и все это начинало тлеть, испуская противный паленый запах.
Илье помогали вытаскивать воробьевские вещи соседи. Они оттаскивали спасенное дальше, на дорогу. Все что-то кричали, возбужденное и яростное. Светка с испачканным лицом выбросила за ворота табуретки и заплакала, упав на ограду. Чья-то нога разломила оконную раму, и на улицу полетели кухонные чашки, миски. Проходящая мимо женщина собрала их и положила на скарб.
— Опенчиха сгорела! Опенчиха! — сорвался на улице звонкий бабий голос. — Человек сгорел, люди!
Илья выбежал на крыльцо и увидел, что весь его дом охвачен огнем. Марья Антоновна и Надька, пытаясь закрыть лицо, растаскивали горящие вещи и голосили. Рядом, во дворе старухи Опенкиной, стояла Нюська и протягивала руки в сторону расстатуревского дома, где метался Андрей. Нюська что-то кричала, у нее на спине дымилась кофта. Тут же метался с кудахтаньем одуревший от страха петух.
Илья кинул на голову грязный воробьевский половик с крыльца и забежал в избу бабки Опенкиной.
— Илюшка, куда?! — закричала Нюська и бросилась к двери. — Вернись, Илюшка!
Она рванулась в дом, но не выдержала и отступила. Обежав избу, Нюська прильнула к окну, потом схватила камень и разбила стекло.
— Илюшка, выходи! Где ты, Илюшка?!
Илья показался в окне, глотнул несколько раз воздух и снова исчез, а вместо него из окна рванулся огонь.
Нюська отпрянула, закрыв лицо руками, но тут же побежала во двор: Илья вынес обгоревшую старуху и сам упал, пытаясь сбить о землю огонь с рубахи. Его обдали из ведра водой, и он затих, подняв к небу большие испуганные глаза.
Пожар властвовал более двух часов. Угомонился нехотя, через силу, сбитый людской неуступчивостью.
Зыковы собрались на дворе.
— Где Илья с Вовкой? — спросил Федор Кузьмич, обмывая руки в ведре с водой.
— Илью в больницу свезли, обжегся, — сказала Дарья Ивановна, сидя на вещах и тяжело дыша. — «Скорая помощь» отвезла… И Володька поехал…
Федор Кузьмич поднял голову: он ничего не
