— Давай, друг, заводи свою старуху, поезжай домой и поставь ее в гараж.
— Это еще почему? — чисто выбритое лицо Стася вытянулось.
— Тебе придется ехать со мной, в коляске...
— И куда же мы с тобой поедем? — Руки Стася совсем уже бестолково заерзали по баранке, когда поручик назвал один из пограничных городков.
— Выходит, что ты меня хочешь арестовать?
— Вовсе нет. Мы рассчитываем на твою помощь.
— Чем еще я могу помочь, когда я уже все рассказал.
— Ты должен лично опознать важного преступника.
— А что сделал этот тип? Вот бы не подумал!
— Что он сделал, выяснят работники госбезопасности.
— Так он не улизнул?
— Нет, ты его увидишь!
— Он у вас там, в штабе?
— Он не у нас.
— А где же?
— В Советском Союзе.
— Значит, меня еще повезут и в Советский Союз? Может, я поеду в Москву? Хорошенький, пан поручик, вы придумали для меня туризм.
— Ты не волнуйся. Ты поедешь за казенный счет...
— Это правда?
— Правда, черт побери! Мы же условились, что спрашивать все-таки буду я.
— Да спрашивайте сколько угодно, Иезус Мария! — воскликнул Стась, думая о том, почему бы ему не прокатиться в Советский Союз, да еще за казенный счет?
— Оставим в покое эту даму Марию... Мне бы хотелось, чтобы ты покороче прощался с жинкой и своим потомством...
— Ну а если я вдруг не захочу ехать в Советы?
— Значит, ты не патриот, а мелкий буржуй, как был частник, так им и останешься...
— Это я не патриот?
— А кто же еще? У тебя, что же, как у самого последнего чужака, нет гражданских обязанностей?
— Ладно. Уж я-то сумею выполнить свой гражданский долг, но только скажу: не будь вы пограничным офицером, я бы вам за буржуя... Садитесь на своего норовистого и катите за мной. Я не задержу вас, пан поручик!
Стась надавил на стартер, «мерседес» фыркнул, задрожал всей утробой и покатился.
Предстоял очередной инспекторский смотр. Перед этим заставы подновлялись текущим ремонтом. Иван Александрович не любил этого показного подновления. Если уж На заставе делался ремонт, то не для того чтобы немного почистить «перышки», а на весь разворот. В эти дни шла полная побелка и покраска всех помещений. Сегодня для майора выдался трудный день. Ночью он несколько раз выезжал на границу. Перед рассветом снова просигналила система. Началось массовое путешествие зверей — лосей и кабанов. В это время их не могло удержать никакое заграждение — лоси следовали к своим излюбленным местам, где много было молодого, сочного листа, кабаны двигались на картофельный и прочий промысел. Только под утро майор прилег отдохнуть на диване в канцелярии, но вскоре его разбудил голос старшины. Тихон Иванович бранился с малярами. На заставе работала гражданская бригада, присланная отрядом из города.
— Такую развели грязюку! Так не пойдет, — доносился в открытое окно сердитый бас старшины.
— Мы мажем не губной помадой, а краской да известкой, — возражал какой-то маляр-острослов.
— Я вот доложу начальнику заставы, и он сдует з вас всякую пудру. Гляди, що такое робится со стеклами?
Пришлось Ивану Александровичу встать и вмещаться. Маляры красили рамы и косяки в столовой. Когда он вошел, рабочие стояли на подоконнике и вовсю размахивали кистями, размазывая краску по стеклам.
— А почему, дорогие товарищи, мажете стекла? — спросил начальник заставы.
— Нельзя иначе, товарищ майор.
— Можно. Во-первых, вы не насыпали опилок и разносите грязь по всей территории. Ведь после вас придется выгребать грязь и все чистить и мыть солдатам, а им, как вы знаете, полагается изучать военное дело и охранять государственную границу. Кроме того, удалять краску со стекол надо умеючи, а у меня таких мастеров нет. Имейте в виду, вас, как специалистов по краскам, заставлю смывать белила. Работу буду принимать сам лично. А ведь смывать краску куда труднее, чем махать кистью...
Маляры почесали затылок и пошли за опилками, а потом и размахивать кистями стали поаккуратней.
— Еще одно событие, товарищ майор, — когда они остались вдвоем, доложил старшина.
— Какое?
— Рядовой Лумисте был вами отпущен и не прибыл к вечерней поверке.
— Я знаю. На сколько минут опоздал Лумисте?
— На десять минут.
Это было серьезное нарушение. Начальник заставы отпустил его попрощаться с девушкой, которая уезжала учиться, а ему предстояла демобилизация. Они давно уже любили друг друга. А против любви, как известно, все уставные параграфы бессильны.
— Какое будет ваше решение, товарищ майор?
Все знали о проступке Лумисте и ожидали, что начальник заставы строго накажет его, тем более что солдат давал слово прибыть вовремя.
— Вам прислать его? — спросил Тихон Иванович.
— Не нужно. — Иван Александрович чувствовал, что он сам не в порядке, настроен резко и принять солдата не может. Он знал характер Лумисте. Это был честный и очень дисциплинированный парень. Он наверняка переживает, и ему надо дать успокоиться, а за это время он приведет себя в порядок и сам. На завтра по плану была назначена тренировка по огневой подготовке. Хорошим отдыхом был осмотр полигона, находившегося между двух лесных опушек и вала, перед которым были смонтированы механизмы движущихся мишеней. Вся опушка и окружавшая ее лесная гряда из сосен и елей были освещены утренним солнечным светом. Полигон и все механизмы оказались в порядке. Накануне его основательно проутюжил бульдозер, срезав траву и будыли лошадиного щавеля. Возвращаясь, Иван Александрович решил зайти на кухню с тыльной стороны, то есть с черного хода, которым пользовался лишь повар да изредка старшина, когда хотел нагрянуть на кухню врасплох. Обходя металлические растяжки от телевизионной антенны, майор неожиданно наткнулся на чьи-то сапоги. Они стояли на самом солнцепеке и так скрючились, а голенища были настолько малы, что не известно, как могла влезть туда даже самая малая детская нога.
Майору казалось, что истории с гармошками закончились, но, оказывается, они все еще продолжались. Может быть, старшина был прав, когда предлагал строго наказать модников? А он, начальник заставы, не только не наказал, а пошел на уступки, разрешил выдать замену. Вынужден был уступить потому, что Галашкину не в чем было ехать в отряд на сборы инструкторов собак. Сапоги же повара Дегтяря настолько обезобразились, что надевать такую срамоту можно было лишь для всеобщего солдатского посмешища. Майор подумал, что это именно те самые уроды повара. Войдя на кухню, спросил:
— Твои, Дегтярь, сапожки-красавцы под телеантенной стоят?
— Где, товарищ майор?
— Здесь, за казармой. На солнышке греются...
— Никак нет!
— Чьи же тогда?
— Не знаю, товарищ майор. — Он на самом деле не знал и давно уже раскаялся в том своем глупом поступке. Все привезенные из дома налеты моды сдувал пограничный ветерок, крепкий, освежающий, да и перед майором теперь было до крайности неловко.
— Хорошо. А ну пойдем, посмотрим. Думаю, мы все-таки найдем хозяина. — Тон майора ничего доброго не сулил.
«Ну пропал теперь Лумисте со своим опозданием», — подумал Дегтярь.
Вышли и спустились по крутым ступенькам кухонного крыльца на горячий асфальт. Он был мягким. За плотно укатанной дорогой, где начинался полигон, весело покачивались на ветру сосны и березы. Телеантенна, как живая, гудела проводами, а сапог под ее растяжкой уже не было.
— Вот тебе раз! Прямо чудеса! Словно сквозь землю провалились! — воскликнул Иван Александрович.
— А были они тут? — с сомнением в голосе спросил повар.
— Вот именно! Стояла развеселая парочка...
— А может, товарищ майор, вам почудилось? — Повар прищурил серый глаз и не без лукавства сбил на ухо белый колпак.
— Тебе, дорогой товарищ, лучше помолчать... А то я, пожалуй, устрою вам такую чудинку...
— Извините, товарищ майор, но я, честное слово, не знаю, кто тут их ставил. Ну вот ей богу же не знаю!
Подошел «газик». Майору пора было ехать на границу. Возле машины стояли дежурный, старшина и рядовой Лумисте. Мельком взглянув на него, майор молча шагнул к открытой дверце кабины.
Едва машина скрылась за проволочным заграждением, на кухню прибежал Володя Ицынков. Он был в легких домашних, на босую ногу, тапочках.
— Слушай, друг Саша, выручай, братка, будь ласка, — запыхавшись, быстро заговорил Володя.
— Что стряслось?
— Налей, братка, в яку-нибудь чаплашечку трохи подсолнечного масла, будь друг!
— Зачем тоби масло?
— Да понимаешь, сапоги, будь ты неладна, так поузились...
— Это они стояли за казармой?
— Ага же! Майора побачил, коле он к тоби подался, и тут же швыдко прибрал их... — От волнения Володя слова белорусские, украинские сыпал в одну кучу.
