«Значит, дюже обозленный, — подумал Савва, откинувшись на спинку сиденья. — Я-то знаю, по какой причине и обозлился старик и почему он ко мне не захотел явиться… Так таки и хочет от прений увильнуть. И когда я его уже приучу активно выступать! Прославился урожаями на все Ставрополье, а горячего слова людям сказать не может… Марьяновцы в гости приедут, объявим им свое решение о соревновании, и вот тут и надо выступить Рагулину…»
Теперь Савву беспокоил уже не только Рагулин, но и Никита Мальцев — председатель Ворошиловского колхоза. Ему Савва тоже поручил подготовиться и выступить в прениях, и хотя Никита, не в пример Рагулину, охотно согласился, пообещал даже принести и показать заранее написанную речь, но вот уже и ночь над станицей, а Никита так в стансовет и не появился.
«Как он там подготовился, как и что там написал?» — озабоченно думал Савва.
На районное собрание партийного и советского актива, которое открывалось завтра в Рощенской, от Усть-Невинской станицы должны были ехать двенадцать человек, не считая директора и старшего механика Усть-Невинской МТС. Помимо руководителей колхозов, в числе делегатов были Тимофей Ильич Тутаринов, Прохор Ненашев, Семен Гончаренко и четыре бригадира.
«Оно неплохо было бы выступить и старику Тутаринову, а также и Семену Гончаренко, — думал Савва. — Тимофей Ильич мог бы сказать о качестве уборки, перед марьяновцами высказаться, да и вообще подать какой совет, человек он рассудительный… А Семену, как директору ГЭС, прямой расчет выступать… Надо к ним заехать и поговорить, — пусть ночь не поспят и подготовятся…»
Из опыта многих лет Савва хорошо знал, что всегда к собранию партийного актива необходимо тщательно готовиться и ехать, как говорится, во всеоружии: собрание будет обсуждать вопросы о лесопосадках, технической учебе и соревновании с марьяновцами — значит, надо ехать не с голыми руками, а с планами, собрать все цифровые данные, подготовить свои предложения; нужно заранее знать, кто будет выступать и какие именно задачи для всего района поставят устьневинцы; поэтому все эти дни Савва был занят подготовкой к собранию, — хлопот, как всегда, было много, а тут еще прибавилась новая печаль: вчера в станичный Совет заявился Алексей Артамашов и потребовал, чтобы Савва включил и его в состав делегации.
— Алексей Степанович, — вежливо ответил Савва, — твою просьбу, к сожалению, удовлетворить не смогу.
— Почему не сможешь? Ты повезешь людей, вот бери и меня.
— Как же я тебя возьму? — Савва не смог сдержать улыбку. — Какой же теперь из тебя активист? Была у тебя активность, да вся вышла. Провинился ты здорово… Так что пока, временно, зачислить тебя в актив не могу.
— Так то мое прошлое ты забудь, — сбивая на затылок кубанку, возразил Артамашов. — Ты бери меня не как бывшего председателя колхоза, а как нынешнего борца за высокий урожай. Урожай у нас, теперь это все видят, намного выше, чем у хваленого Рагулина… Вот ты за это меня и бери.
— Урожай, Алексей Степанович, урожаем, — за это тебе от станицы спасибо, а принять в актив нельзя: рано.
— А я требую!
— Чего ты уже вспылил? — спокойно спросил Савва. — Не понимаю, что это тебе вздумалось на актив… Никто тебя не приглашает…
— Хочу с речью выступить.
— Ах, вот что! — Савва почесал затылок. — Там и без тебя ораторов хватит.
— Нет, я поеду. — Артамашов взял ручку телефона. — Звони Кондратьеву и попроси у него разрешения, ежели сам решить боишься.
— Ну ладно, позвоню, — сказал Савва, желая избавиться от Артамашова, — только попозже…
— Смотри ж позвони, — выходя из стансовета, сказал Артамашов. — Не уладишь этого дела — сяду на коня и сам примчусь.
Весь этот разговор снова пришел в голову, и Савва задумался еще больше. Кондратьеву он не звонил, знал, что ничего из этой просьбы не выйдет.
«Что ж я теперь скажу этому Артамашову? — думал Савва, когда тачанка завернула во двор правления колхоза имени Буденного. — Он такой настырный, чертяка, что и в самом деле подседлает коня и явится — будьте здоровы!..»
В передней, довольно просторной комнате правления окна и двери были раскрыты настежь, и народу сюда собралось в самом деле немало; одни курили, подойдя к окнам, другие, сойдясь в круг, о чем-то негромко разговаривали, а многие сидели возле длинного стола и читали газеты. В соседней комнате находилась бухгалтерия, там кто-то выстукивал на счетах. Дверь в кабинет была закрыта. Поздоровавшись, Савва увидел здесь и бригадиров, и заведующих фермами, и огородников, и это его несколько удивило.
— У вас что тут: собрание или какой пленум? — спросил Савва, подойдя к Ивану Атаманову, высокому и плечистому мужчине.
— Видишь ли, какое дело, — уклончиво заговорил Атаманов, покосившись на дверь, — мы поджидаем Стефана Петровича. Завтра он уезжает на актив, так из-за этого созвал нас, чтобы дать кое-какие задания на завтра.
— А где же сам Рагулин?
— Тут. — Атаманов кивнул на дверь кабинета. — С Прохором сидит.
— Чего ж они там закрылись?
— Совещаются. — Атаманов усмехнулся, а потом наклонился к Савве и на ухо негромко проговорил: — Или, вернее сказать, Рагулин накачивает нашего электрика… То шумели, а то уж приутихли.
Савва не стал расспрашивать, что означают слова «накачивает нашего электрика», распахнул дверь и вошел в кабинет. Прохор сидел за столом, и перед ним лежал чистый лист бумаги, а Рагулин стоял возле него, зло нахмурив брови.
— Ага! Вот и Савва Нестерович в самый раз! — сказал Рагулин. — Значит, сам прикатил? А я не мог поехать к тебе… вот через этого электрика. — Он указал на грустно молчавшего Прохора. — Весь вечер я ему говорю, чтобы выступил с речью на активе, как есть он у нас глава по электричеству, а только в понятие ему вбить невозможно. Помоги, Савва…
— Да тут не в моем понятии дело, — сказал Прохор, отодвигая лист бумаги и вставая. — Какой же из меня оратор, ежели я свою мысль увязать не могу… Я, конечно, если, сказать, по электрической части, то все умею, но только практически…
— А вы, Стефан Петрович, подготовились? — сухо спросил Савва.
— Да обо мне зараз и речи нету, — щуря заслезившиеся глаза, отвечал Рагулин. — Пойми, Савва, без моего доклада можно обойтись, а активу важно послушать именно Прохора, как главного по электричеству. В колхозе имени Буденного работает первая в районе электромолотилка, а кто ею управляет? Прохор. Кто пример показывает всему району? Прохор! Ну, допустим, выступлю я, буду, как и прошлые годы, говорить о хлебовывозе, — да таких речей там будет в избытке. А вот ежели перед активом выступит Прохор, машинист первой электромолотилки, да расскажет, как у него все действует на практике, — вот тут устьневинцы и зададут той всему району… Пусть и марьяновцы послушают… И тут же, мимоходом, Прохор скажет и о том, как лучше наладить учебу по технике… — Рагулин как-то уж очень тепло посмотрел на сердитое, поросшее щетиной лицо Прохора. — Только тебе, Прохор Афанасьевич, надо к такому важному случаю малость подчепуриться, бороду подровнять, усы подбрить…
— Савва, не могу я теоретически, — сказал Прохор, отворачиваясь от Рагулина, — бороду подчистить можно, штука нетрудная, а вот речь сказать… Пусть бы лучше этот актив приехал бы к молотилке, я бы им все рассказал практически, а теоретически…
— Тут, как я понимаю, — перебил Прохора Рагулин, — никакой теории не требуется. Поведаешь людям всю правду, а в конце пристыдишь тех, кто еще не устроил такую молотилку, да скажешь, что мы планируем электросушилку, пусть за нами поспешают… Да ты не дуйся, а садись и пиши, я сам помогу тебе нужные тезисы составить…
— Прохор Афанасьевич, — сказал Савва, — мысль Рагулин подсказывает верную: речь о молотилке на таком активе будет очень кстати…
— Вот видишь, Прохор, — обрадованно заговорил Рагулин, — а ты противишься…
— Но и ваше, Стефан Петрович, выступление надо готовить, — продолжал Савва. — Вы же знаете, что марьяновцы приедут, и нам надо показать себя… А как же! Следует сразу тон задать!
Вся эта фраза, видимо, явилась самым веским доводом, и Рагулин одернул рубашку и сказал:
— Хорошо, раз так — станицу позорить не стану, а только Прохору ты дай при мне особое задание, чтобы речь у него получилась… Ведь это же какая речь!.. Ну, вы тут побеседуйте, а я поговорю с бригадирами о завтрашнем дне…
Рагулин вышел.
Савва пробыл в кабинете вдвоем с Прохором более часа, а когда сел в тачанку и сказал Дорофею, чтобы ехал к Тимофею Тутаринову, облегченно вздохнул и подумал:
«Прохор молодец, меня он сразу понял… И это же очень хорошо, что на активе выступит главный колхозный электрик… Как это я раньше сам об этом не побеспокоился…»
