На архитектурном факультете Кочар учился у профессора Жолтовского, а затем у академика Щусева и профессора Фридмана. Особую заботу о нем проявили известные архитекторы братья Веснины.
В 1927 году в Германии, в Штутгарте, открылась международная выставка жилищного строительства. Это событие так заинтересовало студентов архитектурного факультета, что они решили обратиться к А. В. Луначарскому. И велика была их радость, когда он принял их без всякой задержки и направил в Германию для ознакомления не только с этой выставкой, но и с архитектурой этой страны вообще.
После окончания архитектурного факультета К. Алабян, М. Мазманян и Г. Кочар вернулись на работу в Советскую Армению. В те годы в республике было не больше десятка архитекторов. Но здесь уже трудились такие выдающиеся зодчие, как академик архитектуры А. Таманян, профессор Бунятян, сравнительно молодые их коллеги С. Сафарян, А. Агаронян, О. Маргарян, М. Григорян.
Московские друзья высказывали новые взгляды на решение архитектурных проблем, новое отношение к использованию классического наследия. Последнее было особенно злободневным для Армении — страны богатой и древней архитектуры. В ходе обсуждения М. Мазманян, Г. Кочар, еще совсем молодые архитекторы, подчас механически заимствовали те или иные новшества, ударялись в «левизну». Но принципы советской армянской архитектуры, отвечающей требованиям времени, брали верх. В этом отношении характерно творческое наследие Александра Ивановича Таманяна. Его труды — блестящий пример самобытного решения сложных архитектурных задач градостроительства.
Геворг Кочар развернул в Ереване активную общественную деятельность, возглавил впервые организованный Союз архитекторов Армении, на протяжении шести-семи лет неустанно укреплял творческие связи архитекторов, писателей, художников и музыкантов. О плодотворности такого общения говорит его личная дружба с творческой интеллигенцией Армении и Москвы.
В то время в республике не было организации, которая занималась бы проектированием. Эта работа носила, как правило, характер частного предпринимательства. По решению директивных органов родилось Государственное проектное бюро, первым начальником которого и стал Геворг Кочар. В связи с расширением строительных работ в Армении число архитекторов и проектировщиков в проектном бюро достигало ста человек.
В 1932 году был объявлен второй тур конкурса на лучший проект Дворца Советов в Москве. В нем приняли участие крупные зодчие — Щусев, Щуко, Гельфрейх, Иофан, Веснины и группа молодых архитекторов — К. Алабян, А. Мордвинов, С. Симбирцев и Г. Кочар. Их совместная работа длилась около восьми месяцев. Близкое творческое общение с Каро Алабяном оказало весьма положительное влияние на Геворга. Каро Алабян был человеком, влюбленным в архитектуру, деятелем большого размаха. Он делился со своим другом не только опытом в узкоспециальной сфере, но и планами развития архитектуры в СССР.
Геворг возвратился из Москвы в Ереван, окрыленный новыми замыслами, новыми мечтами.
В 1930–1935 годах он вместе со своими товарищами осуществил много самых различных проектов: в Ереване — здание Театра имени К. Станиславского (формалистически решенное), кинотеатр «Москва», комплекс общежития зооветеринарного института, погреб треста «Арарат», в Дилижане — санаторий, в Кировакане — кинотеатр, в Ленинакане — здание городского Совета, Дом творчества писателей Армении на острове Севан. Жилые дома, построенные по проекту Геворга Кочара, неравноценные по своим достоинствам, отражают этапы творческого пути архитектора.
Когда его однажды спросили, какими принципами он руководствовался, создавая свои проекты, он ответил немногословно:
— Климат, направление ветров, солнце, температура зимой и летом, рельеф местности, окружение строительной площадки.
И добавил:
— Советская архитектура родилась не на ровном месте, как ошибочно думают иные. Советское зодчество имеет свои истоки, технику и методы. Кто может отрицать тот факт, что исторически архитектура возникла на основе строительной техники и строительных материалов своего времени? Они и определяли архитектурный облик данной страны. Звартноц является прекрасным памятником зодчества седьмого века, и в нем умело использованы высокие идеи архитектурного мышления и строительной техники. Звартноц — сооружение, глубокомысленное по архитектуре и смелое по конструкции. Сила и значение древней армянской архитектуры заключается прежде всего в гармоничности объемов. Они и придают монументальность и выразительность сооружениям. Сила и значение А. Таманяна заключается в том, что в его произведениях вновь воскресла затерявшаяся было в глубине веков величественная гармония армянского зодчества. Александр Таманян вернул родной стране давно утерянные традиции, развил их благодаря своему уникальному дарованию, чего мы в силу молодости в те годы не всегда умели правильно оценить… — признался Геворг Кочар.
— Как-то раз я узнал от Каро Семеновича Алабяна, — продолжал он, — что группа московских архитекторов собирается посетить Италию и Францию. Об этом я поставил в известность Председателя Совета народных комиссаров Армении С. М. Тер-Габриэляна, который пользовался у нас всенародной любовью, огромной популярностью и авторитетом.
Выслушав мою просьбу, Саак Мирзоевич окинул меня доброжелательным взглядом, несколько задумался и стал расспрашивать о других делах. Уходя от него, я решил, что зря проявил излишнюю активность. Но вскоре я и мой друг М. Мазманкн вновь оказались на приеме у нашего Председателя Совнаркома. Закончив служебные дела, касавшиеся проектных и строительных работ, мы собрались уже попрощаться, но Тер-Габриэлян остановил нас и, обращаясь ко мне, сказал: «Наш Совнарком валютой поможет, только надо списаться с Каро, чтобы он успел вас обоих включить в список выезжающей за границу группы». От своего имени Тер-Габриэлян отправил в Москву официальное ходатайство.
Прошли дни. И вот однажды раздался звонок секретаря Председателя Совнаркома. Велика была наша радость, когда мы узнали, что вопрос о нашей поездке в Турцию, Италию, Грецию и Францию уже решен. Доброжелательное, заботливое отношение Саака Мирзоевича к нам, растущей молодежи, навсегда осталось в моей памяти.
Четыре месяца провели мы за границей. Посещали музеи, выставки, знакомились как с классическими строениями, так и с современной архитектурой, градостроительством и проектами отдельных домов. Все это пошло нам на пользу, дало возможность критически осмыслить виденное, подумать о задачах, стоявших перед нами, советскими архитекторами.
С 1937 года Геворг Кочар и Микаэл Мазманян стали работать в Сибири… Двум армянским архитекторам поручили составить генеральный план города Норильска. Прежде всего они начали изучать естественные условия незнакомой местности и ее суровый климат. Сложная работа была завершена отлично. План утвердили. Оба автора позднее непосредственно участвовали в строительстве этого города, ставшего ныне крупным индустриальным центром на далеком Севере. Любопытно, что в дни празднования двадцатипятилетия одного из крупных предприятий, построенных в те годы в Норильске, норильцы не забыли наградить Кочара и Мазманяна почетными грамотами, подчеркнув тем самым их роль в строительстве города.
Из Норильска Кочар перевелся на работу в один из крупных центров Восточной Сибири — Красноярск. Здесь он составил проект коренной реконструкции краевого Театра драмы имени Пушкина. Многие скептики считали реконструкцию лишней тратой времени, средств и сил. Трудно было представить, чтобы пришедший в полную ветхость дом можно было спасти вмешательством архитектора, пусть даже талантливого. Невзирая на все это, Кочар с воодушевлением принялся за работу. Наконец театр был готов. В прекрасном здании начались спектакли. Архитектор внес в реконструкцию столько таланта, что этого не могли не признать даже скептики.
Новой работой Кочара явились проекты дома отдыха и пионерских лагерей. Их предстояло везти на утверждение в Москву, в ВЦСПС.
— Поездка в Москву, наряду с архитектурными делами, была особенно желанной потому, что она давала возможность повидать К. Алабяна и других друзей. Тогда К. Алабян был вице-президентом Академии архитектуры СССР.
С трепещущим сердцем вхожу в кабинет и вижу: Каро стоит у двери и ждет меня. В кабинете никого нет. Мы обнялись, крепко поцеловались и сели. Несколько минут длилось молчание. Мы смотрели друг на друга и не начинали разговора. Я буквально дрожал от волнения. Это волнение усиливалось тем, что накануне до меня дошла печальная весть: в ноябре 1947 года умерла Виктория — жена Каро.
Мы разговорились. Каро предложил мне деньги. Я отказался, сославшись на то, что мне платят за архитектурные труды, а сейчас получаю еще и командировочные.
