Своевольничанье взводного еще больше расстроило Будыкина. Минометчикам надо открывать огонь, а Драгунский бродит где-то в районе обстрела. Что, если японцы пойдут в атаку? Тогда свои же автоматчики станут помехой в бою. Нельзя же стрелять из минометов и пушек по противнику, если за его спиной наши люди.
— Передайте лейтенанту, чтобы немедленно возвращался назад, — отчеканил Будыкин, еле сдерживая негодование.
Связной ушел. Вслед за ним ротный послал для подстраховки отделение Баторова: ведь связного могут перехватить японцы. А так будет надежнее.
Вскоре на южной кайме болот началась стрельба: это возвращался Драгунский. Пришел он злой и усталый, едва волочил ноги, чертыхался. Сегодня ему очень хотелось с блеском осуществить задуманный план, показать, что и он не лыком шит, но опять ничего не получилось. То мешали проклятые горы, теперь мешают залитые водой болота. Негде, ну негде развернуться!..
Из темноты выплыли два силуэта — к танку по воде прибрели Волобой и Сизов.
— Доложите о результатах разведки, — приказал комбриг Драгунскому.
Валерий обстоятельно рассказал, что удалось ему разведать. И выразил недовольство, что ему помешали выполнить задуманный план. Он тут же стал горячо просить Волобоя позволить ему сделать вылазку в тыл к японцам — устроить им сабантуй.
— А что это даст? — спросил комбриг, пожав плечами. — Не вижу смысла.
— Мы их смешаем с грязью... — начал было Драгунский, но комбриг остановил его.
— Внезапного удара теперь у вас не получится, тем более в такой трясине. Только руки нам свяжете.
«Странное дело... — подумал Валерий. — Герой Фокшан и Будапешта, а смелость не поощряет».
Под утро японцы подожгли гаолян и под прикрытием дымовой завесы бросились в атаку. Но она была легко отбита.
К рассвету вода в реке спала, стих пожар на сыром гаоляновом поле, прекратились выстрелы. Мокрые, испачканные глиной, Волобой и Сизов направились к штабному автобусу. Он был весь изрешечен пулями, сорванная дверь висела на одной петле, как надломленное крыло птицы.
Туманян лежал на раскладушке, прижавшись ухом к радиоприемнику. Увидев входивших, махнул им рукой:
— Скорее, скорее!
По радио читали радиограмму Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала Василевского штабу Квантунской армии. Волобой и Сизов тоже прижались к радиоприемнику. Сквозь шипение различались слова:
«...ни слова не сказано о капитуляции японских вооруженных сил в Маньчжурии. В то же время японские войска перешли в контрнаступление на ряде участков фронта».
— Значит, не только у нас, — прокомментировал Туманян.
— Тихо, — остановил его Волобой.
Дальше в радиограмме говорилось:
«Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с двенадцати часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен. Указанный выше срок дается для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и сдаче в плен до всех своих войск. Как только японские войска начнут сдавать оружие, советские войска прекратят боевые действия».
Короткое молчание прервал Волобой:
— Теперь мне понятно, почему огрызается Токугава: они хотят капитулировать без сдачи в плен. Вот потеха!.. Видали вы таких умников?
Ночной налет не причинил бригаде Волобоя большого вреда. Токугава, как понял комбриг, не стремился навязать большого боя, а преследовал лишь одну цель: заставить противника израсходовать запасы боеприпасов и горючего. И уже потом дать решающий бой.
Утром танкисты стали вытягивать подбитые тридцатьчетверки, ремонтировать порванные гусеницы. Водители бронетранспортеров и грузовиков перегоняли машины из заросшей камышом поймы реки на лысый бугор. Дождь заливал и машины, и людей — все было в дыму, который не успел еще рассеяться после ночного боя.
Евтихий Волобой стоял у сорванной двери штабного автобуса, обдумывал переданное по радио сообщение. Значит, война продолжается. Но где взять ему силы для завершающего удара? Бригада попала в нелепое положение: прорваться сквозь укрепрайон на границе, взять перевал Хорул-Даба, вырваться наконец на равнину и — остановиться! В баках — последние граммы горючего. Ждать обозы? Они отстали на десятки километров. Положиться на транспортную авиацию? Кто же летает в такую непогодь?
Два автоматчика подвели к автобусу раненого лейтенанта Пеночкина из армейского батальона ГСМ. Лейтенант едва переступал ногами.
— Врача! — распорядился Туманян. — Он узнал лейтенанта, который сопровождал его бензовозы. — Проходите сюда.
Пеночкин опустился на скамью, с трудом проговорил:
— Генерал Державин приказал... — и потерял сознание.
— Что приказал? — наклонился над ним Волобой.
Прибежала Аня Беленькая, потом Вероника Бережная. Пока лейтенанту оказывали помощь, автоматчики рассказали, что лейтенант ехал сюда с промежуточной радиостанции. По пути на их бронетранспортер напали японцы и, кажется, ему единственному удалось уйти, переплыть реку и добраться до бригады.
Пеночкин очнулся, облизал пересохшие губы, сказал:
— Генерал Державин приказал: вырваться за реку батальоном или ротой, захватить аэродром... — И он снова потерял сознание.
Приказ Державина встревожил начальника штаба бригады. Как можно дробить танковую бригаду, когда японцы на всех участках фронта переходят в контратаки?
— Не понимаю, — пожал плечами Сизов. — Бригада сильна слитностью боевых рядов. Когда враг хочет обессилить и уничтожить группировку, он стремится рассечь ее на части. А нас рассекает свое же командование!
— Не сгущай краски, — отвернулся от него Волобой.
— Я не сгущаю. Ты подумай, что нам предлагают? Сначала мы оставим один батальон, потом другой, потом еще две роты. А потом придется тебе слить горючее в командирский танк, мчаться одному в Мукден и докладывать Державину: «Пришел, увидел, победил!»
Когда бригада попадала в затруднительное положение, между комбригом и начальником штаба нередко возникали разногласия. Волобой знал свои права единоначальника, но не прочь был иногда поспорить с начальником штаба. Делал он это для того, чтобы найти в споре истину, убедиться в правильности своего решения.
Слушая сейчас Сизова, Волобой понимал — опасения начальника штаба не беспочвенны. Он прав: бригада сильна единством. Идти на выполнение самого трудного задания, разумеется, лучше всего всей бригадой, чтобы бить слитным бронированным кулаком. А тут заставляют рассыпаться. Но еще лучше понимал он другое: приказ есть приказ, его надо выполнять.
— Не будем терять попусту время. Державин головы с нас поснимает за промедление, — отрезал Волобой и распорядился оставить у гнилых болот третий батальон, а его горючее перелить в машины первого и второго батальонов.
Начальник политотдела подозвал к себе Викентия Ивановича, попросил созвать парторгов и замполитов подразделений.
Когда политработники собрались в штабном автобусе, Туманян приподнял, сморщившись от боли, голову, уперся затылком в проломленную стенку автобуса, изложил поставленные перед бригадой задачи.
— Обстановка тяжелая, — заключил он. — В такое трудное положение бригада попала, пожалуй, впервые за всю войну. Об этом и надо рассказать бойцам, ничего не приукрашивая. Боец все поймет. Поймет и преодолеет.
От начальника политотдела Викентий Иванович направился в будыкинскую роту. Там шло открытое комсомольское собрание. Горячую речь произнес Драгунский — призвал всех комсомольцев идти вперед, без устали бить самураев и если станут без горючего танки — катить их на своих плечах до самого Порт-Артура. Но весь эффект от его речи смазал Поликарп Посохин.
— Это как же, паря, на плечах до Порт-Артура? Далеко больно, — пробурчал он, будто спросонья. А когда на него зашикал Юртайкин и попросил высказать свою точку зрения, он ответил ему: — Про точку я врать не буду, но по части самурая я тебе еще в Холуни калякал: «Чего ты горланишь как недорезанный: «Уря, уря!» Было это дело, Семен? То-то и оно, паря. Самурая на «уря» не возьмешь. Он тебе за здорово живешь руки вверх не подымет. Его ломать надо. Мы с ним, дьяволом, еще с гражданской знакомые. — Поликарп потупился, чуть заметно улыбнулся: — А теперича у меня второй вопрос. Тут лейтенант говорил: «Комсомольцы, вперед!» А куда же мне подаваться — как несоюзной молодежи? Назад бежать, что ли, али как?..
«И откуда его вынесло?» — досадовал Валерий.
Бригада тронулась в путь и к исходу дня подошла к маленькой деревушке. Измученные маршем, бойцы едва держались на ногах. Танки головной походной заставы поднялись на невысокий взлобок, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину, залитую водой.
