Но теперь, сдав экзамен на аттестат зрелости, она в самом деле почувствовала себя взрослой, осмелела. Лиде тоже нравилась новая подруга — веселая, занятная, умница. В их характерах было много общего.
…Нещадно жгло солнце. Неподвижно застыл душный, насыщенный смрадом болотных испарений воздух. Идти было тяжело. Алеся раскраснелась, глаза её горели, она прерывисто дышала.
— Что с тобой, Алеся? — спросила Лида. Она шла ровно, легко, почти не чувствуя жары.
— Вспомнила — и разволновалась. Брр… Даже не верится сейчас, как это я прошла. Воды тогда было — во!.. Местами — по грудь… И холодная-холодная… — Алеся вздрогнула, — И сейчас холодно делается, как вспомню.
— Через год здесь будет торфяной завод… Ты обо всем этом расскажи детям.
— Не знаю, смогу ли… Интересно, что осталось от лагеря? Вернемся — нужно будет дядьке Михею рассказать, что мы здесь были.
Приближались к лесу, Уже отчетливо можно было различить отдельные деревья: сосны и могучие дубы, стоявшие на самой опушке.
— Ого-го-о! Ребята! Ре-ечка-а-а! — издали долетел радостный голос Володи Примака.
Цепь сразу нарушилась: мальчики побежали, спотыкаясь о кочки, падая.
Передние уже сбрасывали мешки, стягивали с себя рубашки и кидались куда-то вниз.
— Уже купаются, — забеспокоилась Лида. — Не глубоко?
— Нет. Сейчас не глубоко. А тогда дозорные перевезли меня на каком-то бревне.
— Но все-таки — потные, и сразу в воду! А все этот Примак!
Лида пошла так быстро, что Алеся едва за ней поспевала. Но пока они подошли, все мальчишки уже плескались в воде, весело брызгаясь и вскрикивая от удовольствия. Девочки сидели на высоком сухом берегу, в тени дубов, терпеливо ожидая разрешения учительницы.
Лида и Алеся отошли в сторонку и, найдя местечко поглубже, тоже начали раздеваться.
— Ничего не видят твои следопыты, — несколько разочарованно сказала Алеся и показала на одном из дубов необыкновенное гнездо из жердей, прикрытых заржавевшим железом, — целую постройку. — Наблюдательный пункт. Видишь?
Когда все вволю накупались в прохладной воде лесной речки, Лида построила отряд и повела в глубь леса. С трудом пробрались они в гущу ореховых кустов и остановились на небольшой поляне.
Пионеры радостно закричали:
— Лагерь!
— Партизанский лагерь, Лидия Игнатьевна!
Дети были в восторге от такого открытия, им казалось, что наткнулись они на лагерь совершенно случайно.
Лида предложила им сесть и послушать минутку, что им расскажут. Мальчики выполнили её приказание без особой охоты, им не терпелось скорее осмотреть лагерь, остатки землянок, поискать оружие.
— Дети! Не думайте, что мы шли через болото, не имея никакой определенной цели, и случайно пришли в этот лагерь. Нет, я не случайно предложила вам этот трудный маршрут. Дело в том, что пять лет назад через это болото прошла одна девочка, партизанская связная, которой в то время было столько же лет, сколько сейчас многим из вас. Прошла она через болото весной, когда оно считалось непроходимым и когда вода была ледяная…
Ребята все взглянули на Алесю, догадавшись, кто была эта девочка. Алеся смутилась и покраснела.
— Правильно, дети, это была Александра Павловна… Сейчас она сама вам обо всем расскажет.
Алеся рассказала, как весной сорок третьего года им, Маше и ей, связным, передали украинские партизаны, что гитлеровцы готовят карательную экспедицию. Маша была больна, и известие это понесла в отряд Алеся. Подошла, как обычно, со стороны леса и наскочила на немцев; каратели заняли все подступы, все дороги. Тогда она, недолго думая, обошла лес и двинулась через болото, по глубокой ледяной воде.
Рассказывая затем о блокаде — как отряды из нее выходили, как переносили через болото раненых, — Алеся повела пионеров по лагерю, показала остатки землянок, объяснила, где что размещалось: штаб, госпиталь, кухня, мастерская по изготовлению мин. Некоторые землянки хорошо сохранились, особенно те, стены и потолки которых были сделаны из бревен, от других остались только полузасыпанные ямы. В бывший склад боеприпасов можно было ещё войти, и мальчики пополнили свои сокровища гильзами, ржавым автоматным диском и цинковыми ящиками из-под патронов.
Но самой интересной находкой была пушка, стоявшая на краю лагеря, у речки. Правда, кроме ствола и колес, там ничего уже не осталось, но все равно мальчиков от нее было не оторвать.
Потом, когда Лида объявила длительный привал и пионеры с восторгом начали раскладывать вокруг штабной землянки костры и варить обед, воображая себя настоящими партизанами, Алеся долго ещё бродила одна по лагерю На бруствере окопа, в траншеях росли молодые березки и осины, деревца жадно тянулись к солнцу. Алеся показала на них Лиде.
— Вот, смотри… Пройдет ещё несколько лет—и вырастут большие деревья… Знаешь, они кажутся мне памятниками тем, кто погиб за нас с тобой, за их счастье, — Алеся кивнула на пионеров.
Она стояла, прижавшись к старому дубу, словно прикованная к нему, и восторженно смотрела на Лиду. Потом, оторвавшись от дуба, наклонилась, тихо спросила:
— Скажи, у тебя бывает, что чувствуешь, а сказать не умеешь? Хочешь сказать красивые, необыкновенные слова, а говоришь хуже, чем всегда…
Лида подошла, ласково обняла её.
— Бывает. А ты не думай о том, чтоб сказать непременно красиво.
— Я не могу не думать… Я пишу стихи… — Сказала, покраснела, смутилась.
Лида рассмеялась.
Отдохнув, отряд двинулся дальше. Километра три шли по заросшим партизанским тропкам, сквозь нетронутую чащобу. Вышли к хате лесника и оттуда по проторенной лесной дороге с широкими автомобильными колеями направились к памятнику партизанам, погибшим в боях в этом лесу.
Памятник — высокий цементный обелиск — стоял на опушке старого бора, недалеко от деревушки Клены, которая все время оккупации была партизанской. Могучие красавицы сосны шумели над памятником, как будто рассказывая навеки уснувшим героям о том, что делается вокруг. А соснам с высоты далеко видны просторы родной земли!
Пионеры, подойдя к памятнику, стали читать имена партизан. Первым на мраморной доске было вырезано имя человека, которого все дети хорошо знали и помнили,—
ЛЕСКОВЕЦ АНТОН ЗАХАРОВИЧ
Девочки пошли в поле, стали собирать по межам, по краям посевов цветы и плести венки, чтобы положить их на могилу партизан. Мальчики, которые, казалось, вдруг на несколько лет повзрослели, начали чинить ограду вокруг памятника. Дети уже не шумели, не смеялись, даже переговаривались почти шепотом.
Лида и Алеся стояли у ограды. Алеся долго не отводила взгляда от обелиска, и в карих её глазах затаилась печаль.
— Чудесный был человек Антон Лесковец. Большого сердца. Душевный человек… Помню, как он обрадовался, когда я в первый раз пришла в лагерь. Даже слезу смахнул, а потом засмеялся. «Так это ты, говорит, та самая меньшая Кацубиха, которую я год назад запер в сарае?» Был такой случай. Поймал он нас, трех девчонок, в колхозном саду и запер в сарае. Пригрозил, что и ночевать там будем, с крысами. Катя Акулич, помню, плачет, а я смеюсь и частушки распеваю. Потом он пришел и долго, как взрослым, рассказывал нам, что такое колхозная собственность и как её нужно уважать.
Алеся задумчиво помолчала и вдруг спросила:
— Скажи, почему иногда дети не похожи на отцов?
Лида сразу поняла, кого она имеет в виду, и ответила таким же неожиданным вопросом:
— Значит, по-твоему, Максим совсем нестоящий человек?
— Не знаю. Но не люблю я его, Лида.
— За Машу?
— Нет. Не за Машу, — но за что — не сказала, Лида не стала расспрашивать.
Они повернули и пошли лесом. Но не прошли они и сотни шагов, как навстречу им из молодого березняка выехал верховой. Увидев их, он рывком натянул поводья, даже конь рванулся вбок. В тот же миг они его узнали: Максим!
— Легок на помине, — сказала Алеся спокойно, даже равнодушно, без тени удивления, как будто знала, что они непременно встретят его здесь.
Конь минуту нетерпеливо топтался на месте, как будто всадник раздумывал, ехать ли ему вперед или вернуться… Еще издалека Максим спросил:
— Что вы здесь делаете?
Вопрос прозвучал сурово и неуместно, потому что он не мог не видеть, для чего они пришли сюда на опушку.
Лида молча указала рукой в сторону ребят, чинивших ограду.
Максим спрыгнул с коня и повел его за собой, он явно не рад был, что застал их здесь.
— Идем, Лида, а то девочки наши могут заблудиться, где-нибудь, — сказала Алеся.
— Да, — встрепенулась Лида. — Вы нас извините, Максим Антонович. Подождите нас здесь немножко.
Они отошли в глубь леса.
— Жаль, что мы ему помешали. Пускай бы один, без свидетелей, побыл на могиле отца, пораздумал… Может, в голове посветлело бы…
