Сусанна рассмеялась, догадавшись, чего ее собеседник добивается этим вопросом.
— Общественная жизнь так устроена, что политика неотделима от экономики. Эти два фактора тесно связаны между собой, и один не может существовать и развиваться без другого. Человек, отрицающий политическую борьбу, не может выйти победителем в жизни.
Василий заметил, что девушка невольно или умышленно уводит разговор в сторону.
— По-моему, мы не до конца разобрали очень важный для пролетариата вопрос — о виновных в расколе социал-демократического движения, — сказал он.
— Ошибаетесь, Василий, — парировала удар Сусанна. — Я довольно ясно высказалась по вопросу о том, кто повинен в расколе. И вы, мне кажется, одобрили мою точку зрения.
Он сделал удивленное лицо.
— Я? Одобрил?! Когда?!
— Когда вы не возразили на мои слова о том, что политика неотделима от экономики и что эти два фактора тесно связаны между собой, настолько, что один не может развиваться без другого. Можно ли сказать более определенно? Иными словами, в расколе виновны те, кто искусственно хочет отделить политику от экономики.
Василий был сбит с толку. Его поразило то, что девушка, сестра меньшевистских лидеров, мыслит иначе, чем ее братья. «Может, она прощупывает меня, старается выяснить мою точку зрения?.. Говорит она очень разумно, из ее слов можно заключить, что она на стороне большевиков. И все-таки что-то в ее словах настораживает. Ее рассуждения напоминают лекцию профессора, который рассказывает о тонкостях философии, сторонником которой он не является и которая чужда его собственной философии».
Время было далеко за полночь.
— Я получил большое удовольствие, разговаривая с вами, милая барышня, — сказал Василий. — Но пора подумать и о сне. Есть два варианта: или вы пойдете к моим соседям, — я лягу здесь, или вы воспользуетесь моей кроватью, а я переночую у соседей.
Сусанна строго посмотрела на него.
— Во-первых, не называйте меня милой барышней, — попросила она. — Вам известно мое имя. Во-вторых, предлагаю говорить друг другу «ты», это более по-товарищески. В-третьих, для меня нет большой разницы, лягу ли я здесь или у ваших соседей. Мне не очень приятно видеть, что я доставляю вам хлопоты. Но коль скоро это уже совершившийся факт, позвольте мне воспользоваться вашей кроватью.
Василий забрал свое пальто и вышел из комнаты, пожелав девушке спокойной ночи.
Сусанна заперла дверь на задвижку, погасила лампу и легла.
Командир Сальянского полка Кузьминский получил приказ командующего воинскими частями Бакинской губернии генерала Фадеева направить в распоряжение Гаджи Зейналабдина Тагиева отряд конных казаков для охраны его дома.
В полдень Женя предприняла попытку выйти из дома. Но внизу, в прихожей, ей встретился хозяин.
— Куда собралась, девушка? — спросил Гаджи,
Женя не ожидала этой встречи.
— Сейчас в городе относительно спокойно, — сказала она. — Тихо, не стреляют. Я хотела навестить Заринтач-ханум, жену генерала Алиханова.
Гаджи недовольно заговорил:
— Ступай наверх, дочь моя. Тишина в городе, о которой ты говоришь, обманчива. Сейчас опять начнется перестрелка. Сегодня ни один разумный человек не должен выходить из дома на улицу.
Женя поняла: сегодня ей не удастся рассказать товарищам обо всем том, что она узнала в доме Гаджи. Она поднялась наверх, в свою комнату, сняла пальто, и тут до ее ушей донеслись звуки выстрелов.
События второго дня армяно-мусульманской кровавой стычки принесли горожанам мало утешительного. Вооруженные столкновения на улицах между армянами и азербайджанцами продолжались. Бои шли на Сураханской и Красноводской улицах, в районе армянской церкви. Перестрелка не утихала и в других районах города. Групповая дуэль у Молоканского сада длилась в течение двух часов.
Обитатели дома Гаджи, друзья, гостившие у него, с тревогой прислушивались к выстрелам. Никто не знал, на чью сторону клонится победа.
Гаджи переживал тревожные минуты. Он прислушивался к перестрелке. Взгляд его был устремлен на телефонный аппарат.
Друзья Гаджи, «вожди мусульманской нации», сидевшие в гостиной, разделяли тревогу хозяина. Они, как и их глава, затаив дыхание, прислушивались к пальбе. Никому из них и в голову не приходило, что именно они являются организаторами кровавой бойни, отнявшей жизнь уже у многих горожан.
Ага Бала Кулиев и другие выразили Гаджи свое беспокойство по поводу того, что в город введены войска, которые, по слухам, хотят помешать кровопролитию.
— Городским властям нельзя доверять, — ворчал Ага Бала Кулиев.
Это сообщение встревожило Гаджи. Он хорошо помнил обещания губернатора Накашидзе и генерала Фадеева не препятствовать кровопролитию.
Наконец раздался долгожданный телефонный звонок. Гаджи сорвал с аппарата трубку.
Присутствующие, можно сказать, пожирали его глазами. Каждому не терпелось поскорее узнать, кто звонит и о чем говорит.
Промелькнувшая на лице Гаджи мгновенная радость заставила загореться восторженным блеском не одну пару глаз,
Гаджи долго слушал, потом заговорил сам.
— Господин губернатор, до меня дошли слухи, будто введенные в город войска сковывают действия мусульман. Если его так, я весьма опечален. Вспомните о вашем обещании. Кроме того, мае совершенно неизвестно, что происходит в городе. Зачем таиться, скрывать от нас обстановку? Это нецелесообразно…
Гаджи умолк, слушая ответ губернатора. Прошла минута, другая. Устав держать трубку в правой руке, он переложил ее в левую. На лице у миллионера появилось мрачное выражение, которое тотчас передалось окружающим. Гости Гаджи зашептались. Но тотчас же в гостиной снова наступила гробовая тишина.
Окончив разговаривать с губернатором, Гаджи не положил, а прямо-таки бросил трубку на телефонный аппарат.
— Вам известно, я почти неграмотный человек, — начал он. — Но моя необразованность с лихвой восполняется жизненным опытом. Яркое доказательство тому — мое положение в обществе. Назовите еще второго такого малограмотного человека, который бы поднялся до вершин, которых достиг я, Гаджи Зейналабдин Тагиев! Я прожил долгую и сложную жизнь. Жизненный опыт служил мне неизменным посохом на этом трудном пути. Да, я хорошо знаю жизнь и людей. В частности, я лучше всех знаю, что представляют собой мусульмане. Всякий раз, когда я по-отечески ругаю свой народ, наши священнослужители заявляют, будто я не терплю мусульман, что я безбожник. Другие говорят, что я черню свою веру, дабы угодить русским. Я всегда, всегда говорил о никчемности мусульман, и мои слова еще раз подтвердились событиями этих двух дней. Вооруженные столкновения между азербайджанцами и армянами доказывают мою правоту. Эти нерадивые мусульмане, забыв про свою веру, переходят на сторону большевиков. Они не могут отличить друзей от недругов. Слепцы!.. И я еще решил возглавить мусульман!.. Непростительная ошибка. Глупо было думать, что этими ослами можно руководить. Иметь с ними дело значит обесчестить себя. Я говорил главе нашего духовенства, Шейхульисламу, и нашему казию Мир Мухаммед-Кериму и сейчас повторяю: от этих мусульман проку не будет, ибо это — сброд, состоящий из различных наций. Они потомки тех, кто не раз по различным причинам отрекался от своей веры и приобщался к другой. Глупец и невежда тот, кто попытается искать в мусульманах единомыслия. Они вообще лишены каких-либо убеждений. Современные мусульмане — это потомки тех, кто однажды, поддавшись соблазну заполучить много денег, а в дальнейшем избавить себя от ада и блаженствовать в раю, — принял ислам. Вот почему на этих людей нельзя положиться. Предательство растворено в их крови, предательством отравлены их мысли и взгляды на жизнь!
Друзьям Гаджи часто приходилось слышать от него подобные нападки на мусульман. Поэтому сейчас эти гневные слова не произвели ни на кого большого впечатления. Каждый думал только об одном: в чем причина гнева Гаджи? Ошарашенные его вспышкой ярости, они ждали объяснения, не смея, однако, задавать вопросы.
— Мерзавцы!.. — закричал вдруг Гаджи, обернувшись к присутствующим. Безмозглые твари! Бездарные, глупые людишки! — Сброд!
Так как взгляд его был устремлен на Алимардан-бека, присутствующие решили, что брань Гаджи относится именно к нему. Это поразило всех.
Сам Алимардая-бек уже готов был подумать, что ярость Гаджи нацелена именно на него. Однако последующие слова хозяина дома внесли в вопрос полную ясность.
— Я и раньше знал, что за сброд эти мусульмане, — продолжал он. Подумать только, эти болваны оберегают от кровопролития своих же врагов, гостеприимно распахивают перед армянами двери своих домов, укрывают их от расправы! Вы представляете, до чего дошло дело?! Даже господин губернатор разгневан тем, что происходит. Сам господин губернатор недоумевает, глядя на дела нашей нации!_
