– Ну что ж, – сказал Рудаков. – Давайте решим все сразу и разойдемся. Вы устали, да и мне спать хочется. Думаю, что меня не посадят, поскольку я ни в чем не виноват. Откуда взялись кости – не знаю, говорю вам как на духу…
– Тебя никто и не винит, – поспешно ввернул Иван.
– Но улики, – перебил его Илья. – Ты что, идиот? Все улики против него. Виноват, не виноват – это теперь не имеет никакого значения.
Семен Петрович поймал взгляд Ильи. Теперь в нем не было ни зависти, ни сообщничества. Только злоба. Злоба и жадность.
– Улики, конечно… – пробормотал Иван.
– Дайте мне досказать до конца, – сказал Семен Петрович. – Я не виноват. Но бывает, что судят и невиновного. Если совпадают улики. Тут я согласен – сейчас все улики против меня. Даже чересчур. По-моему, с костями – это чересчур. Кому-то я, видно, мешаю, вот и появились кости. Но это мое личное мнение. Думаю, что следствие разберется…
– А если не разберется? – Илья не спускал с Рудакова своего нетерпеливого взгляда.
– Думаю, что разберется. Ну а если не разберется… Тогда вот что я решил. Имущество у меня отбирать не будут, оно нажито честно, не награбленное. Дочь у меня обеспеченная, сын тоже… Поэтому я решил подписать, если меня… приговорят… все музею… Пусть откроется в Петровске музей. И будет он в моем доме. Повесят картины, может быть, даже оригинальные, в саду поставят скульптуры… Выставки передвижные начнут приезжать, детишки в школе будут рисовать и лучшее здесь вывешивать.
Все слушали этот бред, раскрыв рот.
– Ты над нами не издевайся, – тихо сказал Илья. – Мы с утра тебя здесь дожидались не байки слушать. Подписывай дом дочери. На всякий случай. Мало ли чего. Мы к нотариусу домой ходили, он бумаги, какие надо, дал. Варька заполнила уж все. Тебе подписать только осталось.
– Не то правда, что ли, бумаги заполнила? – спросил Семен Петрович дочь.
– Это я так… образец, – смутилась Варя.
– Хватит брехать, Варька! Мы тут не в кошки-мышки собрались играть. Надо дело делать, пока милиция за окном не появилась. Неси бумаги.
Варвара послушно сходила к вешалке и вынула из кармана пальто скрученные в трубочку бумаги.
– Вот… батя… Ты уж не обижайся… Это мы на всякий случай… а там, как ты решишь…
– Что значит «как решишь»! – закричал Илья. – Одно решение! Только одно! Других нету!
– Насчет музея я серьезно, – сказал Рудаков.
У него это получилось как-то так, что все сразу поверили. Наступила тишина. Семен Петрович шуршал документами, разглядывая их.
– Так… – протянул Илья. – Ясненько. Чего же вы молчите? Варька, скажи своему родителю!
– Я уже сказала… – дочь уткнулась взглядом в пол. – Как батя решит, так и будет…
– Вот тюха! – выругался Илья. – Даже за себя постоять не может! Ее грабят, а она… Иван, а ты чего молчишь?
– Скажи ты… – пробормотал Иван.
– Тьфу! Вот тюлени! Я-то тут при чем? Мне, что ли, надо? Я тут сбоку припека. Ну ладно, я скажу. Мне терять нечего. Я завсегда за правду. Вот что, Семен… Мы все знаем…
– Что вы знаете?
– Насчет этой твоей… с…ки.
– Поосторожней в выражениях.
– Виноват. Насчет молодухи. Что ты видишься с нею, и все такое.
– Откуда ты это взял?
– Весь город говорит. Шила в мешке не утаишь, И сейчас мы не верим, что ты на рыбалке был. Но это дело твое.
– Точно. Мое дело.
– Да. Это дело твое. Коль жены нет – ты птаха свободная. Можешь сколько угодно с ней миловаться, но добро семейное. Добро мы ей не отдадим. Мы-то знаем, что она под дом мылится. Сама нищая, вот и заарканила богатого старого дурака.
– Свои догадки можешь оставить при себе, – сказал Рудаков. Он опять взял кусок колбасы и стал медленно жевать.
– Это уже не догадки, а факт. Вишь ты как сейчас про музей запел. Знаем мы эти музеи. Ей добро отказать задумал. Вот отсюда и музей, и картины, и бюсты… Как же… художница великая, слыхали…
– Откуда слыхали?
– Да Варька у нее дома была.
– Это правда? – главный бухгалтер повернулся к дочери.
– Да… – прошептала Варя.
– Когда?
– Третьего дня.
– Почему мне не сказала?
Рудаков перестал жевать и пристально смотрел на дочь. Та совсем сникла.
– Мы с ней договорились… тебе не говорить…
– Расскажи.
– Упросили меня мужики, – дочь кивнула в сторону Ильи и мужа, но кивок больше относился к брату мужа. – Вот и поехала на свою стыдобушку… Дура, притащилась к девчонке, унижалась, плакала… Девчонка-то хорошая, понравилась мне… Скромная, уважительная, чаем с липовым медом напоила…
– Чаем напоила, а ты и растаяла, – бросил реплику Илья.
– Попросила я ее, батя, чтобы бросила она тебя… Ты уж извини меня… Не пара она… Да и мама, может, жива еще… Пообещала она… Девчонка-то хорошая, да какая она жена пожилому мужику… Ты, батя, в отцы ей годишься… Картинки мне свои показывала… Хорошие картинки… Душевные такие… Пусть учится на художника, батя. Зачем она тебе? Мы люди простые. Умрет она в твоем доме от тоски. Да и работать придется по хозяйству… Руки испортит. Я вот свои…
Варя выложила свои руки на стол и раскрыла ладони. Все посмотрели на ее руки. Они были мозолистые, шершавые, потрескавшиеся, черные.
– Спрячь, чего разложила, будто товар, – пробурчал Иван. Ему вроде бы стало стыдно за руки своей жены.
– Зачем девчонку, батя, мучить будешь? У нее своя доля, у нас своя…
– Ладно. Дальше что? – глухо спросил Рудаков.
– Про маму ей рассказала. Как она любила тебя… Что внук у тебя есть… Не пара она тебе, батя…
– Это я уже слышал.
– Вот и все… Слово она мне дала… Кончит она все… Тебе она ничего, батя, не говорила?
Семен Петрович ничего не ответил Он налил себе в стакан водки и выпил, никого не приглашая.
– Дура, – сказал он через некоторое время, дождавшись, когда водка пробежит по крови и ударит в голову. – Как была дурой, так ею и останешься. И муж твой дурак. А братец его свихнется скоро от жадности. Помирать тебе скоро, Илья, а ты все гребешь под себя. Не то с собой забрать хочешь?
– Ладно, – примирительно сказал Илья. – Раз ругаться стал, значит, маленько соображать начал. А то смотришь, а глаза ничего не видят. Не дури, Семен. Погулял и хватит. Девки, они и созданы для удовольствия. Получил удовольствие и будет. А брать ее сюда не надо, это уже лишнее. Горько и тебе и ей будет. Подписывай-ка лучше бумаги…
Илья пододвинул к Рудакову развернутый свиток. Семен Петрович взял его медленно, аккуратно разорвал. Клочья он бросил под стол. Стало тихо.
– Ах, так… – первым пришел в себя Илья.
– Да, так. Решения своего я не изменю. В понедельник подпишу все музею… Если, конечно, осудят… А если нет… Если нет… Я женюсь…
Тишина стала совсем гнетущей. Было слышно, как на окне жужжала оса и Олежка стругал палочку.
– Батя, опомнись… – прошептала Варя. – Иван, скажи что-нибудь…
Толстяк заворочался на стуле.
– Ты бы, правда, папаша… того… Дело-то серьезное, кости в саду нашли…
– Он… Он… – прохрипел Илья.
Илья вдруг из синего стал красным. Все с удивлением и даже страхом уставились на него.
– Преступник! Убийца! – Илья схватил себя за ворот рубашки и стал рвать его. – Вот ты кто! И сумасшедший! Маньяк! Тебя вязать надо! Варька, неси веревку! Будем вязать! Разве не видите, он спятил!
– Давайте и вправду жарить картошку, – сказал Семен Петрович. – Хватит о делах. А то вроде бы не родственники собрались, а какая-то бандитская шайка.
– Вязать… – Илья продолжал мотать длинной, синей, как у ощипанного цыпленка, шеей.
Варя принесла из ведра холодной воды и напоила его. Илья постепенно успокоился.
– Ну, если нас не слушаешь, так хоть ребенка послушай. Олег, скажи ему… – Илья повернулся в сторону мальчика.
Олежка перестал обстругивать палочку.
– Иди, иди… скажи…
Мальчик слез со стула, подошел к Семену Петровичу.
– Деда Сеня, не женись на девочке. И подпиши нам дом, если тебя расстреляют. Этот дом будет мой, когда я женюсь.
Семен Петрович погладил мальчика по голове, понимая, что внук повторяет чужие слова.
– Дом, Олежек, надо строить самому.
– Зачем же строить, если его дадут бесплатно? – удивился мальчик.
– Тогда он будет дороже.
– Он и так дорогой, – сказал внук. – За твой дом запросто дадут семь тысяч, и добра у тебя тысячи на три наберется. Десять тысяч… Вот сколько у тебя… И на книжке у тебя четыре с половиной тысячи есть. И ты хочешь все отдать чужой девочке…
– Кто это тебе заморочил голову? Ты еще мал думать о таких вещах.
Мальчик смотрел прямо в глаза Рудакову.
– Деда Сеня, ты старый, но глупый. Это у тебя возраст такой. Через год все пройдет, и ты будешь жалеть, что нас не послушался… Это все мое.
– Твое, внучек, только то, что заработаешь своим трудом.
– Это мое по наследству. Дядя Илья законы знает. И так все делают. Дают по наследству.
