— Но ведь сейчас лето… И щенки еще не подросли… — сказала мать.
Наступила осень, дождливая, ветреная. Хромоногий каждое утро выходил из то-рафа, всматривался вдаль, туда, где лесистый хребет зазубренными вершинами вгрызался в низкое тяжелое небо. Иногда шквалом разрывало тучи и между ними голубыми прогалинами пробивалось небо. И тогда хромоногий облегченно вздыхал и шел готовить рыболовные снасти. Но зря он это делал: следующий шквал приносил новые тучи. И землю заливал дождь, крупный, холодный.
Хромоногий не успел за лето заготовить столько юколы, чтобы быть уверенным, что весна не принесет беды. Он еще надеялся на осенний ход кеты. Но этот ход или задержала непогодь, или кета прошла незамеченной в бурных потоках разлившейся реки.
Всему бывает конец. Конец наступил и шторму.
Вышел хромоногий на реку, хотя знал: рисковано ставить сети, когда река озверело вырывается из русла.
Вышел хромоногий на реку, поставил сети. И тут же был наказан: бурное течение бросило на его сети огромное суковатое дерево. И от сетей остались одни обрывки. А у хромоногого сети были одни-единственные.
Вернулся хромоногий к себе, сказал испуганной жене:
— Не печалься, жена. Станет лед, будем удочками ловить рыбу.
А на следующий день мальчик увидел: отец подпоясался ремнем и стал класть щенков себе за пазуху. Хватает щенков за голову и сует за пазуху. Одного, второго, третьего… Семь кобельков положил за пазуху. Оставил одного, у которого щеки были желтее, чем у других, того, который в первый же день жадно всосался в сосок матери и никак не отпускал, когда хромоногий хотел перевернуть его на спину.
Мальчик испуганно следил за действиями отца, еще не понимая, чего он хочет.
— Папа, ты это зачем? — спросил мальчик. И тут страшная догадка поразила мальчика и он закричал:
— Нет! Нет! Не дам!
Мальчик повис на шее отца. Он ощущал под животом живые комочки, чувствовал, что щенкам больно от его тяжести, но мальчик не отпускал рук и плакал:
— Нет! Нет! Не дам!
Вокруг тревожно забегала сука. Хромоногий пнул ее кривой ногой и тяжело поплелся к реке. А мальчик раскидывал ноги в разные стороны, цеплялся ими за кустарники, чтобы хоть как-то задержать отца.
У самого обрыва остановился хромоногий. Он устал и дышал тяжело. Сын мешал ему. И хромоногий двинул плечами, пытаясь стряхнуть мальчика, но мальчик продолжать висеть на его шее. Тогда хромоногий схватил сына за кисти, но руки сына будто окаменели.
Долго стоял хромоногий над бурлящей рекой. Стоял угрюмый, темный. Потом медленно повернул к стойбищу.
Морозы недолго заставили ждать. Несколько дней стояло ясных. Потом в мире что-то сместилось. Ветер сорвался из-за гор, будто высокие хребты долго держали его и не пускали. Налетел студеный ветер, оледенил все за собой.
К тому времени щенки уже понимали свои имена и шли на зов. Они все реже и реже лезли к матери под ее теплое брюхо, больше спали отдельно на сене, свернувшись пушистыми клубками. Выспавшись, они резвились во дворе, дрались с соседскими щенками. Все. драки возглавлял желтощекий щенок по имени Тынграй.
Мальчик каждый день варил для своих любимцев еду. Щенки пожирали много рыбы, запас которой быстро таял.
И вот пришел день, когда отец сказал:
— Сын мой, нам с тобой не прокормить всех щенков. Они уже большие и могут прожить без матери. Отдадим половину соседям?
Мальчику было жаль щенков. Но нечего делать: чтобы прокормить их, нужно иметь большой запас рыбы и мяса.
И отдали половину щенков соседям.
Выпал снег. Колючий, ледянистый. Будто, пока летел, его сперва оттаяли, и уже потом заморозили. Он выпал на землю, и ветер еще несколько дней переметывал его, как сухие песчинки. Четыре щенка, резвясь, носились по кустам, принюхивались к неведомым запахам и так низко наклоняли мордочки, что снежинки бисеринками прилипали к их влажным носам.
Семья хромоногого с утра до вечера пропадала на реке, пробивала лунки во многих местах на льду и ловила форелей на удочки.
Когда удавались безветренные дни, хромоногий уходил в лес ставить петли. Он пропадал целыми днями и возвращался поздно ночью. Жена не ложилась спать, пока не встречала мужа. Но не часто она видела, чтобы муж принес добычу. Та зима выдалась на редкость скупая на добычу, и хромоногий, и без того неудачливый, на этот раз поймал всего двух соболей.
Щенки за зиму подросли. И к весеннему насту были высоки, как взрослые нартовые псы. Только в костях они были тонки и характером шаловливые.
Мальчик уже научил своих любимцев ходить в упряжке. Молодые псы поначалу резво тянули нарту, но быстро выдыхались.
С весенним настом жители стойбища запрягли лучшие упряжки и уехали далеко за сопки менять пушнину на товар. И хромоногий запряг своих трех кобелей, ввел в упряжку и молодых псов. Поклажа не тяжелая, и несильная упряжка легко тронула нарту.
Уехал хромоногий в отдаленное селение разменять две шкурки соболя на одежду, топор, пилу, ножи. Уехал и долго его не было. Уже вернулись все охотники. Вернулись с богатыми товарами, с неслыханной вкусной едой для детишек, с душистым чаем и табаком. А хромоногого все не было. И, когда снег уже почти растаял, а кое-кто в стойбище уже поговаривал, что хромоногий, наверно, погиб, появилась маленькая упряжка: три тощих кобеля и с ними один молодой пес — Тынграй.
Приехал хромоногий в стойбище, но мало чем порадовал семью. Сказал, что торговый человек плохо оценил его соболей и мало товару дал в обмен. И еще сказал: торговому человеку понравились молодые псы, и он потребовал продать их. Хромоногий наотрез отказался продавать любимцев сына. Торговый человек клялся, что любит хромоногого, предложил свою дружбу, просил не торопиться с отъездом. Обещал заплатить за каждого пса дороже, чем за шкуру соболя. Держал он хромоногого, спаивал водкой. Хромоногому давно пора домой, скоро снег растает, и придется идти пешком. Вот на это и рассчитывал торговый человек. Без снега упряжка не понадобится хромоногому, и он оставит ее.
Пришлось уступить торговцу. Тот в обмен дал немного товару. Скавал, что, пока хромоногий жил у него, пропил всю упряжку. Только и сумел хромоногий забрать Тынграя и под покровом ночи выехать из селения.
Весна этого года выдалась тяжелая. И хромоногий успокаивал себя: хорошо, что молодые псы находятся не у нею. А то бы они терпели жестокий голод и вряд ли выжили до дней весенней охоты.
Оставшихся собак хромоногий спустил с привязи. И те, кто как мог, сами добывали корм.
Когда устойчивый ветер пригнал льды к побережью, жители стойбища вышли в море промышлять нерпу.
Хромоногий одним из первых вывел свою утлую долбленку во льды. С ним на свою первую охоту вышел сын. Мальчик был очарован величием торосов и громадой ледяных полей. Засмотревшись, он порой забывал о своих обязанностях. А от него пока требовалось немного: несильно грести. Отец ловко действовал рулевым веслом, умело направлял лодку между льдами.
Когда лодка обогнула торосистую синюю льдину, мальчик увидел невдалеке стадо нерп и указал на него рукой. Отец глянул: около пятнадцати нерп лежало на небольшом ледяном поле. Охотник сильным движением увел лодку снова за торосистую льдину, чтобы не вспугнуть нерп. Он недолго соображал, выбирая наилучший план нападения на стадо. Отец велел сыну лечь в лодку, чтобы его не было видно со стороны, а сам, низко наклонившись, направил лодку так, чтобы ветер шел от нерп.
Несколько десятков сильных, но неслышных гребков рулевым веслом, и лодка тихо уткнулась носом о край ледяного поля. Отец взял в руки гарпун и палку-колотушку, мягко прыгнул на льдину и понесся к нерпам что есть силы. Нерпы увидели опасность и в панике, наталкиваясь друг на друга, поползли к воде. Те, кто лежал ближе к краю льда, успели уйти в воду. Но четыре нерпы со взломанными черепами остались на льду. Пятую, остервенело вырывающуюся, хромоногий держал на гарпуне. Потом подтянул ее к себе и добил колотушкой.
Нерпы не уместились в лодке. И двух пришлось тащить за лодкой на ремне.
В стойбище старики угощались первой весенней добычей, славили тех, кто дал людям пищу. О сыне хромоногого говорили, что его первая охота обещает ему удачу на многие годы. И тут же мальчика назвали кормильцем.
Удача не покидала охотников до конца весенней охоты.
Мальчик щедро разносил по то-рафам мясо и сало от своей добычи. И конечно, он не забыл и нартовых псов. От хорошей пищи Тынграй быстро пошел в рост. К началу лета Тынграй стал высоким, сильным псом.
Несмотря на большой рост, Тынграй был легок и подвижен.
К этому времени у пса сложился характер. Это был угрюмый и величавый кобель. Он ко всему окружающему относился спокойно. Других кобелей он не замечал. И когда те не желали уступить добром, пускал в ход свои острые клыки. Он никогда не лаял без необходимости. Жители стойбища так и не слышали его голоса. Он и рычал-то всегда негромко. В этом не было нужды: достаточно его взгляда, чтобы псы поджимали хвосты.
