от слишком прямолинейного, поверхностного восприятия их экстралингвистической направленности, что неизбежно приводит к неверному истолкованию значений. В частности, в конкретном речевом употреблении необходимо постоянно дифференцировать семантический вклад, определяемый самим словом, от тех смысловых компонентов, которые лежат за пределами данного слова и могут быть ошибочно приписаны ему. Иначе говоря, следует строго различать собственные семантические признаки слова и признаки, выводимые из внеязыкового контекста и постоянно сопутствующие данному слову в речи. Возьмем в качестве примера группу терминов родства, которая уже стала общепризнанным образцом четкости и ясности семантического структурирования в лексике, и покажем, что даже здесь не все так ясно и просто, как кажется на первый взгляд. При сопоставлении русских слов
сын –
внук,
дочь –
внучка и т.п. обычно выделяется семантический признак, характеризующий старшинство родственников по поколениям, т.е. признак «поколение». Вместе с тем при употреблении указанных слов в той или иной речевой ситуации сведения о старшинстве поколений могут переплетаться с информацией об абсолютном старшинстве лиц, обозначаемых указанными словами. Сравнивая информацию, заложенную в семантическом признаке «поколение», и информацию об абсолютном старшинстве, можно легко показать, что они не всегда совпадают, а в некоторых случаях находятся в прямом противоречии. Семантический анализ слов типа
сын,
внук,
дочь,
внучка,
дядя,
племянник и т.п. с учетом соотносимых с данными словами денотатов показывает, что на основании семантического признака «поколение» нельзя с полной уверенностью судить о реальном старшинстве лиц, обозначаемых данными словами, поскольку в жизни встречаются случаи, когда племянник (племянница) старше дяди (тетки) или когда внук (внучка) старше сына (дочери) при одном и том же лице соотнесения [6]. Легко убедиться, что информация о старшинстве в поколениях является языковой информацией и ее обязательно воспринимает человек, владеющий русским языком. Сведения же об абсолютном старшинстве лиц указанные слова не содержат и потому не могут рассматриваться в качестве элемента их лингвистического значения. Рассматриваемый случай объясняет, почему значение имен родства не противоречит общему смыслу таких высказываний, как:
Мой внук старше моего сына или
Он старше своего дяди на пять лет. Подобные ситуации встречаются не слишком часто, поскольку это экстралингвистическое смещение двух типов старшинства возможно только в пределах двух соседних поколений. Именно в силу своей исключительности указанные особенности внеязыковой действительности и не фиксируются в собственно языковой семантике (подробнее см. 27, с. 34 – 37).
Рассмотренные выше отклонения в общепринятой референтной области слова не выходят, если так можно сказать, за рамки мыслимого, они не затрагивают основ семантической структуры и потому не представляют особых трудностей для освоения их языком. Однако объективная действительность (область референции), изменения в которой происходят гораздо быстрее, чем в отражающей ее языковой системе, иногда преподносит такие сюрпризы, которые затрагивают структурно значимые характеристики языковой системы, в частности область грамматической семантики. В результате возникают ситуации, ведущие к конфликту, в который вовлекаются лексическая семантика, грамматическая семантика и объективная реальность. Так, в работе Д. Кастовски (57) отмечается, что с точки зрения языковой семантики в предложениях идентификации подлежащее-субъект, наделенное семантическим признаком «мужской пол», может сочетаться только с именным предикатом, обладающим тем же семантическим признаком, что делает предложения типа
*Му sister is the father of the two
«Моя сестра является отцом двух детей»
в типичной внеязыковой ситуации аномальны. Однако сейчас уже имеются свидетельства некоторых «достижений» в этой области, которые могут иметь важные лингвистические последствия. Как указывает Дж. Лайонз (63),
«даже в мире, как мы его знаем, предложения вроде
She is a father of five children
„Она является отцом пятерых детей“
или
She still loves her wife
„Она все еще любит свою жену“
уже нельзя расценивать как аномальные. Журналист Джеймс Моррис, например, не перестал быть отцом своих детей, когда он стал женщиной и взял себе имя Джейн Моррис» (63, с. 305).
Эта ситуация пока оценивается как экстраординарная. Более того, сама структура языка испытывает затруднения в оперировании с этой довольно новой внеязыковой ситуацией, поскольку вступает в противоречие с нашим общепринятым употреблением (57, с. 73).
Анализируя эти и подобные примеры, приводимые в ряде работ (58; 59; 64), а также критикуя в целом концепцию сочетаемостных (селективных) ограничений на совместную встречаемость лексических единиц в синтагматике, некоторые исследователи упрекают этих авторов в переоценке (в рамках их семантических теорий) внеязыковой действительности (53, 55; 56; 57), в полном смешении значения и референции, поскольку их селективные ограничения – это по сути дела пресуппозиции о предполагаемых референтах сочетающихся лексических единиц, т.е. основаны на внеязыковом энциклопедическом знании. Например, Энтли, критикуя Макколи, прямо заявляет, что
«вместо того чтобы искать, что можно и что нельзя сказать о вещах, отношениях, объектах реального мира, мы должны определить, чтó мы можем сказать о самих значениях» (53, с, 258 и сл.).
Суждения, подобные приведенному выше, выражают другую крайнюю позицию в семасиологии, хотя истина, как и всегда, лежит где-то посередине. Действительно, семантику языка нельзя описать только на основе внеязыковых знаний о реальном мире или, по крайней мере, не проводя хотя бы общей принципиальной дифференциации того, что в содержательной системе языка от внешнего мира, а что – от внутренней структуры языка. Хотя очевидно, что четкую и надежную границу между этими двумя явлениями вряд ли можно провести. Ведь даже в грамматической структуре, наиболее формализованной части содержательной стороны языка, например,
«в падежных формах имени существительного отражается понимание связей между предметами, действиями, явлениями и качествами в мире материальной действительности» (14, с. 167),
так что и при чисто грамматическом построении фразы необходимо учитывать соответствующие связи и отношения в предметном мире, если мы хотим оставаться в рамках здравого смысла и быть понятыми собеседником. Но это только одна сторона проблемы соотношения объективной реальности и языковой семантики. В ней есть и другой весьма важный аспект.
5. Роль языка в познании
Пристальное внимание к языку неизбежно приводит к выводу, что семантическое описание языка (лексики) в сочетании со знанием предметной области, может давать побочный продукт – уточнение внеязыковых знаний (18; 23; 26; 39; 60). В работе (23) подчеркивается, что очень часто обращение к данным языка повышает эффективность, результативность научных исследований, что вызывает особый интерес к роли языка в познании. Характеризуя способы использования данных языка в процессах познания объективного мира, автор останавливается прежде всего на том, как изучение истории грамматических категорий и слов помогает воссоздать изменения в жизни людей, развитие общественного сознания.
«Одно лишь сравнение словаря языка в разные эпохи дает возможность представить характер
