Павел (голос на улице). Все?
Голоса на улице. Все.
Павел (голос на улице). Зря патронов не трать. Бей, когда увидишь, или по огню. Смир-но! Левое плечо, шагом арш!
Удаляющийся топот.
Старик (в избе). Пожар дюже разгорается. (Все в избе красно озарено. Старик скребет голову, спину.) Ишь взбулгачились, не иначе белые напали. (Молчание.) Сколько сена потравили!..
Старуха. Ну, да и то сказать, за все заплатили честно, благородно.
Старик. Што ж, заплатили, зимой бы дороже продал.
Марьяна. Вздумали про сено. Сколько теперя голов положат.
Старик. Наше дело сторона. Запри двери.
Луша запирает.
Старуха. Вот так и мой Степушка… (Луша зевает.) Лушка, заксти рот-то… Господи Исусе, помилуй нас…
Ложатся. Некоторое время сонное молчание. Перестрелка то затихает, то разгорается. В окнах все то же багровое шевелящееся зарево. Нетерпеливый стук в двери.
Луша (подбегает к двери). Хто там?
Сергеев (за дверью). Отпирай!
Старик. Да хто такой?
Сергеев (за дверью). Отпирай, голову снесу!..
Луша. Батенька, я боюсь.
Сергеев (грохочет в дверь). Отпирай, тебе говорят!..
Старик. Лушка, отопри.
Старуха. Господи Исусе!..
Луша отпирает. Врывается Сергеев без винтовки, с перекошенным от страха и злобы лицом. Мечется по избе.
Сергеев (задыхаясь от быстрого бега). Куда бы мне?!
Старуха. Ты чево, родименький? Ай забыл чево?
Сергеев. Молчи, карга!..
Старуха. О господи Исусе, спаси и помилуй!.. Никак с печатью!
Сергеев (старику). Подымай половицу.
Старик (испуганно). На што тебе половицу?
Сергеев (вытаскивает револьвер). На месте положу…
Старик. Слышь, там тебе крысы стрескают. Они с кобеля у нас, накинутся на человека…
Луша. Уж был такой случай у нас…
Сергеев. Издохнешь, собака! (Наводит на старика револьвер.)
Старуха. Царица небесная! (Плачет.)
Луша (испуганно). Батенька!..
Марьяна (озлобленно). Чего озверинился?
Старик (подымает половицу). Чего ж, спущайся… Мне не жалко…
Сергеев (спускаясь под пол). Закрой. Да слышь, ежели придут наши, скажи – никого нету и никто не приходил… А то все одно не жить вам, всех перестреляю…
Старик закрывает подполье.
Старуха. Страсти-то!..
Старик. Запри.
Луша запирает дверь. Все ложатся. Молчание. Полыхает сильное зарево. Далекая перестрелка.
Занавес.
Зал помещичьего покинутого дома. Мебель, портьеры, картины – все сохранилось. На столе епитрахиль, крест, чаша с водой, кропило. Поп, с красивым наглым лицом, подстриженная черная борода: очевидно, умел и любил пожить, упитанный, но подвижной, моложавый. Дьячок, с подведенным от голода животом. Лавочник, толстый, присадистый, с могучим затылком.
Поп (в камилавке). Иван Иваныч, надо бы велеть досок принесть да помост сбить. Видней будет. И служить лучше, и слышней, когда слово буду говорить.
Лавочник. Отец Феофан, я опять на своем: в церкви бы лучше. Ты с амвона скажешь слово, оно будет благолепнее. И служба там на месте. Там народ кажное слово принимает безо всяких.
Поп. Говорю тебе, все известкой да кирпичом завалило… Снаряд как ударил в купол, пробил, – так все вниз и свалилось.
Лавочник. Вычистить.
Поп. За день не управишься. По колено мусору. И опасно – из свода кирпичи нависли, может оторваться в толпу, паники наделаем, а откладывать тоже нельзя: куй железо, пока горячо.
Попадья (белотелая, пышная, богато одетая; входит; недовольным тоном). Что же это народу нету? Отец Феофан, вели в колокол ударить.
Поп. Постой, мать, не мешай. Так как, Иван Иваныч, будешь помост мостить?
Постепенно в зал набивается народ. Приходят крестьяне, бабы, ребятишки. Приходят Луша, старуха, старик, Сергеев. Бабы подходят под благословенье к попу, кое-кто и из мужиков, больше старики.
Лавочник. Да когда же? Теперь некогда.
Поп (к крестьянам). Что, миряне, тихо собираетесь?
Крестьяне толпятся, оглядываются друг на друга.
1-й крестьянин. Подходят.
2-й крестьянин. Староста постучал посошком в окна, – ну, идуть.
Старуха. Деревня долгая, покеда дойдешь. О господи Исусе!
Шурша и постукивая колодками, вползает Илюша Коноводов. Входят Одноногий на деревяшке, и Однорукий, один рукав у него зашит; оба молодые. Входит Иван Посный.
Поп. Ну что, Иван Иваныч, будем начинать?
Лавочник. С господом.
Поп (заправляет волосы, закидывает рукава; торжественно). Братие! Собрали мы вас сюда обсудить свое положение. Тяжкие времена, неслыханно тяжкие времена пришли на святую Русь. Подобного не было во всю ее историю, а царство российское стоит вторую тысячу лет. Гм-м… ну да. На самого… на самого… – страшно сказать – помазанника божия покусились. Братие, государь император, самодержец всероссийский расстрелян злодеями. Кто такие эти злодеи, омывшие руки свои в священной крови помазанника? Это – всемирные злодеи, исчадие ада, дети сатаны, богомерзкие большевики, рекомые коммунисты. Печать Вельзевула…
Старуха. То-то я заприметила, как лез к нам в подполье, на заду у него печать, стало быть анчихристова…
Сергеев (злобно). Молчи, старая карга, мешаешь батюшке!
Старик. Замолчи, старуха.
Старуха (плачет). Он и наседку…
Сергеев. Да цыц ты! А то зараз в тюгулевку.
Поп. Печать сатанинская на всех их деяниях, на всех их помыслах. За их преступления, за их злодейства господь не оставляет их своим гневом: голод, зараза, война, бедствия царят в их оскверненном царстве. В Москве трупы умерших от голоду валяются по улицам, и озверелые от голоду псы терзают их…
Голоса:
– О господи!..
– Страсти-то господни!..
– Да што такое?!
– Наказал, стало быть, господь!..
Поп. И мужчины и женщины ходят нагие, ибо нечем прикрыть срамоту свою. И были случаи, когда матери, терзаемые голодом, поедали невинных младенцев своих…
Среди женщин всхлипыванья.
Голоса:
– Душеньки невинные!..
– Деточки-то чем виноваты!..
2-й крестьянин. Надоть хлеба им собрать, вишь, знать, оголодали дюже.
Голоса:
– Верно!
– Сбор надо исделать!..
– Пущай очунеются…
Сергеев (2-му крестьянину). Да ты кто?.. Ты кто такой?! Красный, што ль?.. Тебя взять нужно да под расстрел.
2-й крестьянин. Не-е… Это я насчет которые оголодали, так и сделать сбор, а то дюже ребята с голоду пропадают, батюшка вон говорит, замест свежинки их…
1-й крестьянин. Знамо, подадут. Хто гарнец, хто полтора, а то и всю меру.
3-й крестьянин. С миру по нитке…
Сергеев (2-му крестьянину). Ага, так ты за них заступаешься? Иван Иваныч, революционер, за большевиков заступается. Надо его отвесть.
Лавочник (2-му крестьянину). Иди… иди… иди… пойдем!
2-й крестьянин. Ды я ни сном ни духом… Иван Иваныч… я только к тому, што…
Сергеев. Пойдем, пойдем, там тебе покажут кузькину мать! (Вместе с лавочником уводит его.)
Поп. Плач и стенания стоят над поруганной первопрестольной столицей. Вот что сотворили дети Вельзевула, братья сатаны, смердящие большевики. Господь наш Иисус Христос проклял их. И они, как Каины, мечутся, убивая невинных, замучивая не токмо мужчин и женщин, но и немощных стариков и невинных детей.
Голоса:
– Спаси и помилуй!
– Терпит еще господь черных злодеев.
– Кабы земля из-за них в тартарары не провалилась!
– Кабы и нам с ними не провалиться!
Поп. Народ голодает, народ в плаче и стенании, а большевики радуются бесовской радостью и предаются обжорству, питию и блуду среди стенящего народа.
Голоса:
– Штоб им ни дна, ни покрышки!..
