рьяно выполнял свои обязанности. Но пришел конец его новым хозяевам, и кулак понял: надо любой ценой спасать свою шкуру. Познакомился с демобилизованным из армии по ранению сержантом Раздольным, напоил, убил его, завладел документами и в новом обличье убрался подальше — в Сибирь, устроился в один из леспромхозов. Затаился, но вредить не перестал…
— Что-то Заневский больно нервничал, — громко сказал Раздольный, с расчетом, чтобы его услышали идущие невдалеке грузчики, — с чего бы это?
— Правда, он здорово бледный был, — подхватил один из грузчиков.
— Чем черт не шутит, — поддержал другой, — сняли его с директорства, теперь, может, хочет другому свинью подложить…
Раздольный не ошибся — слухи пошли. Дошли они и до Заневского. Возмущенный, явился он к директору.
— Не обращайте внимания, Михаил Александрович, — сказал ему Леснов, — мы знаем вас…
Слухи пошли, но обернулись против Раздольного.
В этот же вечер, когда директор и замполит остались одни, в кабинет вошел грузчик, затесывавший стойки.
— Павел Владимирович, я на пожаре рассказывал, как ко мне подошел Алексей Васильевич, и спросил табаку, — начал он. — Но потом увидел вдруг, что он закуривает свои, и у него в портсигаре оставалось еще несколько штук. Я не знаю, может, зря думаю, но темный он и злой… Да и слухи стал распускать про Заневского…
— Хорошо, что пришли, — сказал Павел. — Подозрения надо проверить, и этим займутся. А вы пока ничего не видели и не знаете…
— Это я понимаю, — согласился грузчик, — кроме вас, я никому не говорил, сообразил сам. До свидания!
Грузчик ушел. Павел, прикуривая от папиросы вторую, сказал:
— А знаешь, Александр Родионович, на папиросы и я обратил внимание. Но случается же, что человек от волнения просто забылся.
— Согласен, — кивнул Столетников. — Однако очень мне не нравится этот Раздольный. Почему? А случай с переадресовкой крепежа? А письмо из «Красдрева»? И еще другое, Павел Владимирович, мучит меня, — и Александр рассказал о своих смутных подозрениях.
Павел задумался.
— А вы Наде написали об этом? — спросил он.
— Да, на днях. И Наде, и в трест «Красдрев» послал запрос.
19
Павел сидел в своей комнате за столом.
Перед ним лежал лист бумаги — письмо к Верочке. Он несколько раз перечитал его. Казалось, все, что собирался написать, написано: рассказал о своей работе, сообщил о новостях, поделился мыслями о прочитанных книгах. Оставалось выполнить ее просьбу сообщить о взаимоотношениях ее отца и матери.
Павел задумался. Ему не хотелось огорчать девушку, да и Любовь Петровна о том же просила.
Размышления его прервал телефонный звонок. Звонил Столетников.
— Вы чем заняты, Павел Владимирович?
— Пишу письмо…
— А-а… А я хотел позвать вас на чашку чаю. Может быть, придете?
Павел собрался было отказаться, да передумал:
— Ну, что ж, пожалуй, зайду. А по какому случаю?
— Да так… — замялся Александр. — Одним словом, жду…
Павел положил трубку и стал переодеваться…
Стояла лунная морозная ночь. Шел не торопясь. Ему приятно было смотреть на неподвижные столбы дыма, подымавшиеся из труб и словно подпирающие небо, на блеск звезд, слушать, как скрипит под ногами снег, вдыхать морозный воздух.
Его догоняли чьи-то легкие быстрые шаги. Он обернулся.
— Добрый вечер, Павел Владимирович, — улыбнулась ему Русакова.
Павел протянул руку.
— Торопитесь?
— Нет. Я была у подруги, а к ней пришел молодой человек.
— Пришлось уйти? — рассмеялся Павел.
— Третий лишний, говорят, — в свою очередь улыбнулась Татьяна и с нерешительностью взглянула на директора. — Вам передала секретарь мое заявление?
— Да, — сказал Павел. — Но на курсы механиков вы не поедете.
Танины брови вопросительно подскочили вверх.
— Жаль расставаться с вами, — улыбнулся он, но Таня по его тону поняла, что с ней шутят, и покачала головой. — Нет, правда, из Таежного я вас никуда не отпущу, — уже серьезно проговорил Павел. — Будете учиться, Таня, не волнуйтесь. Но ехать все-таки не придется.
— Заочно? — разочаровано вымолвила она.
— Нет.
— Я не понимаю.
— Курсы механиков в Таежном, при нашем леспромхозе будут, — пояснил Павел. — Кончите их — других учить будете: у вас станут проходить практику молодые трактористы. Ну, довольны?
— Большое спасибо, Павел Владимирович!.. До свидания!
Павел улыбнулся, кивнул головой и поднялся на крыльцо дома Столетникова.
20
Когда Павел вошел в комнату, то первое, что он увидел, был домашний торт с цифрой тридцать пять, поставленный в центре еще не накрытого стола.
«Вот оно что», — подумал Павел и подошел поздравить Александра с днем рождения, незаметно для других показав ему кулак.
Из комнаты Столетникова вышел широко улыбающийся Нижельский.
— Владимирович, — обратился он к Павлу, — давно жду вас, — и показал на шахматную доску. — Давайте партию?
— Охотно!
Павел сел к столику. Играл он белыми. Ходы делал быстро, почти не обдумывая. Он знал, что секретарь райкома играть начал недавно, и в своем выигрыше был уверен. Но вот ферзь Нижельского при поддержке коней и слона атаковал левый фланг Павла, взял слона, трижды объявил «шах», загнав короля Павла в угол, а еще через ход конь Нижельского, перескакивая через фигуры, угрожающе уставился на короля.
— Еще шах, Павел Владимирович… Вам хода нет. Выход — менять ферзя на коня, а там…
«Постой, постой, — удивился Павел, — когда же он успел? Да, да, берет ферзя, потом другим конем делает шах… и… до мата рукой подать. А, быть может, сумею выкрутиться?.. Нет, проиграл!»
Павел пытался расквитаться второй партией, но сдал и ее, играл,
