— Надо еще повременить, надо себя проверить, чтобы вслед за одной ошибкой не сделать другую, еще худшую.
Молча проехали они остаток пути. На станции было безлюдно, поезд отходил только через несколько часов. Оставив вещи в маленьком зале ожидания, Оскар вышел проводить Марту до поворота, где дорога сворачивала от железнодорожной линии к лесу. Там они и расстались.
— Встретимся мы когда-нибудь, Оскар? — с мучительной улыбкой спросила Марта. — Мне не верится, что нам надо расстаться навсегда.
— Когда-нибудь и встретимся. А разве ты тогда захочешь меня видеть?
— Приходи, когда только вздумаешь, ты всегда будешь для меня желанным.
Такими печальными и все же такими сияющими были ее глаза, когда она стояла, не в силах оторваться от него! Оскар видел, как это сияние все ширилось и наконец излилось каплей влаги, скатившейся по щеке девушки. Или это была тающая снежинка?
Она уехала. Застоявшаяся лошадь нетерпеливо рванула вперед легкие сани, колокольчик под дугой звенел все тише, все глуше, потом уж только изредка доносились еле слышные звуки. Вот и они умолкли. Марта въехала в лес. И вдруг Оскару показалось, что вместе с этим металлическим звуком колокольчика замолкло все и в нем самом. Горло у него сжалось. На обочине дороги он увидел два следа маленьких ног. Здесь она стояла. В каком-то непонятном волнении Оскар нагнулся, взял в руки ком примятого снега и, медленно отламывая от него по кусочку, подождал, пока он не растаял на ладони.
Здесь она стояла, глядела на него. Но где же тот воздух, которым она дышала? Ветер уже развеял ее теплое дыхание. Он повернулся и медленными шагами пошел к станции. Все ему стало безразлично. Он ничего не слышит, не видит, серая дымка обволакивает его мысли.
И тогда наступает вечер…
Глава восьмая «ВИЛЛА ФРЕДИ»
В Ригу Оскар прибыл ночью. До утра ему пришлось просидеть на станции, затем он пошел к Роберту и попросил позволения оставить у него сети, пока кто-нибудь из чешуян не приедет на моторке в Ригу. В автобус его с таким багажом, конечно, не впустили бы. Роберт с удовольствием согласился. Кладовка у него все равно пустовала, потому что дома он продуктов не держал — выгоднее было столоваться в ресторане.
Из города Оскар выехал только после обеда. Роберт постарался как следует угостить редкого гостя. Принес хорошей закуски и пива, а дома нашлись и коньяк и водка. Но Оскар был скуп на слова, на вопросы брата отвечал нехотя, а о размолвке с Гарозой и об истинной причине внезапного приезда и подавно ничего не сказал.
— Не стоит рвать невод. Работа все равно не окупается, лучше что-нибудь поделаю дома.
Под вечер, переправив сети на квартиру к Роберту, Оскар сел в автобус. Когда он вышел, в местечке уже спускались сумерки. Не встретив ни одного знакомого, Оскар вскинул на плечи мешок и двинулся домой пешком. Он нарочно шагал медленней, чтобы прийти, когда совсем стемнеет, — ему не хотелось возвращаться на виду у всего поселка и встречать удивленные взгляды чешуян.
На полдороге, когда он уже дошел до леса, его застиг снег. Сквозь густую завесу ничего нельзя было разглядеть и за два шага. Шапка и одежда Оскара быстро покрывались толстым слоем снега, с заплечного мешка за ворот стекали струйки грязной воды.
Какие-то сани нагоняли его. Это был Бангер, ездивший в местечко за возвращавшейся из Риги Анитой. Они встретились в чайной, где обычно останавливался лавочник, — владелец ее приходился ему дальним родственником.
Анита прибыла вскоре после Оскара, следующим автобусом. Недалеко от перекрестка, где шоссе сворачивало к Гнилушам, она заметила одинокого прохожего, который тяжело ступал по занесенной дороге, согнувшись под своей ношей. Темнота и падающий густыми хлопьями снег не позволяли яснее разглядеть очертания его фигуры.
Услышав позади звон бубенцов, Оскар подвинулся к краю дороги. Ноги его увязли в снегу почти до колен. Он стоял, обернувшись лицом к лесу. Лошадь, заметив темный предмет, перешла на шаг, стараясь протащить сани по другому краю дороги. Вдруг Оскар услышал за спиной голос своей жены.
— Папа, — негромко сказала она, — давай подвезем его, места у нас хватит.
— Кто его знает, что это за человек, — ответил Бангер. — Вдруг кто-нибудь из гнилушан, тогда ему надо сворачивать на шоссе. Ну, шевелись, шевелись, Машка!
Взмахнув кнутом, он промчался мимо Оскара, и скоро сани исчезли в снежной мгле. Оскар снова вышел на дорогу, стараясь ступать по свежему следу полозьев. Теперь идти стало легче. Он и сам не мог объяснить, почему не остановил тестя. Ну, ничего. Ему даже хотелось побыть еще некоторое время в одиночестве — еще не вполне сошел с него хмель от крепкого коньяка, выпитого у брата.
Было совсем темно, когда Оскар подошел к дому. Он был заперт, в окнах не было света. Оскар постучался в дверь, обошел дом кругом, стукнул в одну-другую ставню, но никто не отозвался. Никаких следов во дворе тоже не было приметно, все занесло снегом, тропинка к колодцу не расчищалась, видимо, несколько дней. Перед сараем нанесло высокий сугроб. Оскар нашел лопату и расчистил снег, чтобы можно было открыть дверь. Оставив мешок в сарае, он пошел к Бангерам.
Семью лавочника он застал за чаем. Анита держала на руках Эдзита, который после продолжительной разлуки с матерью не знал, как и приласкаться к ней. Анита привезла ему деревянную лошадку и губную гармошку, в которую малыш оглушительно дудел, заливаясь от удовольствия смехом и заставляя улыбаться взрослых. Маме теперь пришлось рассказать, что она делала в Риге, какой там дядя доктор и как гудят на улице автомобили. Когда вошел Оскар, веселые голоса сразу умолкли.
Первым пришел в себя Бангер.
— Скажите пожалуйста, да это же наш курземец вернулся!
В его восклицании было больше удивления, чем радости.
— Да, приехал… — вяло ответил Оскар. Взгляд у него был усталый, тупой, как у пьяного. Поздоровавшись со всеми, он присел к окну. И то, что Оскар так тяжело опустился на стул, будто не владея телом, еще больше уверило окружающих в том, что он пьян.
Малыш высвободился из рук матери и подошел к отцу. А папа привез гостинец? Вот это — лошадка, а это — губная гармошка, это купила мама… Нет, отец ему ничего не привез, он приехал с пустыми руками и — никто только этого не заметил — с пустым сердцем. Остальные продолжали пить горячий чай с вареньем — ведь так приятно было погреться после долгого зимнего пути. Бангер изредка обращался к зятю с вопросами: как работалось в Курземе, на всех ли озерах порыбачили.
— Нет, половить еще есть где, — ответил Оскар, опустив глаза и сковыривая с голенища сапога присохшую смолу.
— Почему же вы там не остались?
— Другие остались.
— Ты, значит, один приехал? Наверное, дела были в Риге, рыбу отвозил Гарозе?
— Нет, я приехал совсем. Назад больше не поеду.
Наступило молчание. Оторопевший Бангер старательно прожевывал хлеб с маслом. У мадам нашлись дела в кухне, она вышла и не показывалась долгое время.
Анита вдруг засуетилась:
— Оскар, да присаживайся же к столу, ты, верно, проголодался и замерз в дороге. Я налью тебе чаю.
До этой минуты никто не подумал позаботиться о нем. А она все-таки вспомнила. Оскара так редко баловала жизнь, что даже этот ничтожный знак внимания растрогал его. Что-то сжало ему горло, и он вынужден был отвернуться и посмотреть на оленьи рога, висевшие на стене, чтобы другие не заметили влажного блеска в его глазах. Если бы не Бангер, он бы подошел к Аните, сказал бы ей что-нибудь ласковое.
— Мама, подложи немного варенья! — крикнула Анита, подойдя к двери. — Оскар еще не ужинал.
— И верно, — отозвалась мадам. — А нам и в голову не пришло, что он ничего не ел.
Понемногу и Оскар вступил в общий разговор. Только сейчас домашние узнали, в каком состоянии он вернулся, — один, без товарищей, с порванными сетями, рассорившись с Гарозой. Ничего удивительного, что он походил на пьяного. Анита еще ни разу не видела его измученным до такой степени, и все же никогда он не казался ей таким живучим, полным трагической выносливости. Он походил на искалеченное бурей дерево: оно клонится под напором бури, но к земле пригнуть его нельзя — снова и снова подымается ввысь оголенная вершина. Молча, пристально следила Анита за Оскаром.
— Не пора ли домой? — обратился к ней Оскар, покончив с ужином.
— Куда же вы на ночь глядя! — забеспокоилась вошедшая в комнату мадам. — Оставайтесь здесь. У вас в доме холодище, как в погребе.
— Я ведь и сама только что приехала, — тихо добавила Анита. — Но если тебе так хочется уйти, можно будет протопить печь.
— Да, я думаю, нам лучше уйти.
Оскар поднялся со стула. Анита начала собирать вещи сынишки. Мадам обидел тон, которым были произнесены последние слова зятя.
