блока. Пошло-поехало. В первом котловане заливают основание под реактор, а в это время вовсю скреперы, бульдозеры, экскаваторы копают землю на месте, где встанет второй реактор. Сделаны вскрышные работы и для третьего котлована. Пошло-поехало. Это вначале — всякие заминки, паузы. Так, видимо, всегда, пока стройку-махину раскачаешь. После стычки в котловане бригадир спросил, напустив на лицо безразличие, когда, мол, Вася, уходить будешь? Ждет не дождется, когда Вася вернется в колхоз. А Конешно взял да и выпалил: передумал уходить. А чего уходить? Заработки хорошие, обижаться нечего. Нет, Конешно уходить не намерен. Высказывается он таким, значит, образом, а сам с бригадирского лица глаз не спускает. Ждет, вот-вот Вороной выдаст свое огорчение тем, что Вася передумал увольняться. Нет! Ничем не выдал. Вот самообладание у человека! Вот выдержка! С комсоргов попросили, возраст, говорят, вышел. А он и не унывает. По виду. Вроде ничего такого с ним и не случилось. А ведь с какой должности турнули. Рядом со Жванком становился на трибунах по праздникам...
Размышляя так, гнал Вася лодку свою к берегу — вернул все-таки Иванов. Потом выволок, подкладывая под киль кругляшки, подальше, чуть ли не во двор затащил. Удовлетворенно взвесил в руке улов. Не только бычки оказались в мешке, но и ставрида, и глосса.
Матрена не спала.
— Тверезый?
— Как стеклышко, мать!
— Не нарадуюсь на тебя, сынок!
— Радуйся, радуйся, старая. Когда тебе еще и порадоваться, как не сейчас.
— С уловом?
— А то ж!
— Я встану, помогу тебе с рыбой управиться.
— Дело хозяйское. Желаешь, так вставай.
В четыре руки мать и сын быстро управились с рыбой. Она жарила глоссу во дворе на примусе. Он тушил на газе картофель с салом, чесноком в молоке. Любил Вася кулинарию, ловил себя на мысли, что, пойди он в молодости по этой стезе, знатецкий бы вышел из него повар.
Потом они сидели под звездами. Ели рыбу с картофелем да помидорами. Молчали. Было им радостно, как, может быть, бывало только в пору Васиного детства, когда мать возвращалась из Мужичьей Горы, где продавала на базаре рыбу, и приносила мальцу купленные на выручку конфеты-подушечки и тетради.
— Ой, хто цэ? — нарушила молчание Матрена, уставившись в ночь.
У калитки стоял человек.
Валентин Иванов переводил дыхание. Бежал так, что слова не может вымолвить.
— Ты, инспектор? — дружелюбно спросил Василий.
— Собирайся, — наконец выдохнул Валентин.
— Да куда же вы его на ночь-то глядя? — запричитала испуганно Матрена.
Валентин замахал рукой, мол, ничего плохого.
Но бабка не поняла его жест. Истолковала по-своему. Разозлил жест и Василия.
— Вы, товарищ инспектор, по-моему, не тверезые, — съязвил Вася.
— Быстрее, тебе говорят! — уже ровнее сказал Валентин.
— На ночь глядя? — не унимался Василий.
— Давай, Вася, давай!
И вот это «Вася» вмиг успокоило и старуху, и самого Конешно. Он понял: что-то стряслось. Иванов прибежал к нему за помощью. И он ему сейчас поможет. Поможет, несмотря на обиды, которые причинил Иванов. Поможет, потому что Иванов земляк ему.
— Куда зовешь?
— Трое пошли в море на моторе. Чую, за аханами.
— Так погода же...
— Испугался погоды! Скажи, не хочешь помочь. И я не буду терять с тобой время.
— Другой бы на моем месте и не подумал бы тебе помогать. Но я не из таких! — выпалил Вася и пошел за калитку.
— До меня бежать далеко, возьмем твою лодку! Движок есть?
— А как же! Только я им не пользовался уже с год.
— Ничего, рискнем! Горючее есть?
— Была где-то канистра.
— Порядок!
— Сынки, — вмешалась Матрена, — ружжо возьмите.
— Не суетись, мать! — заорал вдруг Василь, сам не зная почему.
— Что ты, что ты, сынок! — взмахнула руками Матрена. — Чего ты на мамку так?
— Психую, наверно, потому, — сконфуженно пробормотал Вася. И вот уже столкнули лодку, и запустили двигатель, и понеслись в заштормившее море.
Валентин знал, что делал, когда погнал Василеву лодку совсем в другую сторону — противоположную той, куда ушли трое за аханами. Он решил взять браконьеров врасплох, чтобы те не успели спихнуть рыбу за борт. Он обошел предполагаемое место их нахождения, чтобы подойти к ним с подветренной стороны. Вскоре Василий уже видел их. Трое в «казанке» никак не ожидали неприятностей. Они только что вытащили довольно крупного осетра, полузадохнувшегося от неподвижного сидения в западне, куда, видимо, попал еще сутки назад. Бросив на дно вяло сопротивляющуюся рыбину, начали вытаскивать еще одну сеть.
Перед броском к лодке браконьеров Василий и Валентин поменялись местами. Теперь Конешно сидел на руле, Валентин переместился на нос.
Трое почуяли опасность в самый последний момент. Один из них обернулся, когда лодка с выключенным мотором ткнулась в бок металлической «казанки». «Гей!» — вскрикнул он оторопело. Обернулись и его товарищи. Валентин одним движением сдернул шланг, соединяющий двигатель с бензобаком.
Выстрел прозвучал коротко. Ветер в одно мгновение сорвал его с конца стволов: будто и не было выстрела. Василий почувствовал, как обожгло щеку. Увидел, как повалился на банку Валентин. Запустил двигатель и рванулся прочь от вновь поднятого ружья.
Вслед прозвучал еще один выстрел.
«Ну, это они со злости палят. Что с Валентином?»
Приблизиться к нему не мог, боялся бросить руль. Волна может сорвать мотор. И тогда амба.
— Валька, что с тобой?
Молчание.
— Валя! Ты живой?
— Живой, живой! Оглушило. Стрелял, сука, в упор.
— Куда?
— Плечо и голова...
— Голова? — Это почему-то напугало Василия. — Много крови?
— Хватает...
Василий вдруг с ужасом вспомнил, как метался со своим ружьем, крича в адрес Валентина угрозы. Неужели, если бы тогда появился Валентин, выстрелил бы?..
— Может, перевязать?
— Только время потеряем.
— Тебе так плохо, что время считаешь?
— Ничего, ничего. Гони! Нам их еще встретить надо.
— Тебе в больницу надо... Я сам их встречу!
— Они вооружены.
— У меня тоже есть ружье.
