Последней книгой, которую прочитали подруги и которая произвела на них неизгладимое впечатление, была книга С. Вольфсона «В матрацной могиле». С какой силой рассказывалось в ней о мужестве и твердости духа великого немецкого поэта — изгнанника родины! Книга познакомила девушек с творчеством Генриха Гейне, беспощадно высмеивавшем мещанскую спесь прусской военщины.
Она помогла увидеть прообраз фашизма, лучше понять его звериную природу.
— Слушай, Женя, а сегодня опять приходил этот казах, — отложив в сторону ручку, сказала Мария, когда Вася с Мишкой вышли на кухню.
— Галим?
— Да, Ахмедьяров.
— А что он хотел?
— Скучно, наверно, ему в Василевщине. У нас хоть словом есть с кем перекинуться. А там одни женщины да старики. Человек не находит себе места. Готов в одиночку идти через линию фронта.
— Что ж, томится не он один, — ответила Женя. — А Михаил Кошелев, Николай Муранов, Алексей Трофимов?.. Все они живут мечтами о весне, когда можно будет уйти в лес.
— Это правильно, — согласилась Мария, — только нетерпение Ахмедьярова особое.
— Южный человек, горячая кровь…
Все попавшие в окружение и бежавшие из плена военные давно уже были взяты на учет. Каждому из них намекнули, что скоро в этих местах будет создан партизанский отряд. Местные подпольщики помогли людям укрыться от полицаев и всевидящих глаз пана Гудковского.
Только подумали о нем, а этот фашистский холуй — тут как тут. Знакомая бричка гулко протарахтела по мерзлой, еще не укатанной дороге.
Все поспешили к окну. Посмотрели в ту сторону, куда умчалась бричка. Недоуменно переглянулись.
— Да куда же вы смотрите! Прямо надо глядеть, — показала рукой Женя Фроленок.
На противоположной стороне улицы, против окна Васиного дома, стоял Ленька Ярыга. Изощряясь в гримасах, он дразнил удаляющегося бургомистра.
— Не люблю я что-то юродивых, — сказал Василий. — Интересно, почему это он зачастил в Прошки?
«— Тетка у него тут, Домна, — пояснила Женя.
— Знаю, — ответил Василий, — да раньше он не больно гостевал у нее.
— Раньше — другое дело, — сочувственно сказала Женя, — раньше о нем колхоз думал. А теперь — одна тетка. Накормит, да и с собой взять чего-нибудь даст.
— Ну, а этому, видно, совсем хорошо, — с заметной неприязнью вставил Мишка. — Ух, бес проклятый!
Вначале никто не понял, о ком он говорит. Но вот прямо перед окном замельтешила шатающаяся фигура Михаила Сорокина. Он падал, с трудом поднимался и снова летел на землю. Наконец ухватился за дерево и повис на нем.
— Тоже личность, — сердито произнес Василий.
— Его бы чем-нибудь занять. Дело бы какое дать… — начала Женя.
— Нет, ему доверять нельзя! — решительно возразил Василий. — На пьяницу никогда не надейся.
Когда Мария с Женей ушли, к Василию пришел староста.
Руки у Герасима Яковлевича дрожали. Не поздоровавшись, он молчаливо сел у порога и, просыпая на пол табак, стал набивать трубку. Даже закурив, продолжал молчать.
Василий догадывался: опять что-то стряслось у бедного старика. Какую-то новую заботу, а может и неприятность, принес старосте, вероятно, бургомистр, только что уехавший из деревни. Но лицо Герасима Яковлевича было непроницаемым.
— Положеньице… — выдавил он наконец из себя.
Василий терпеливо ждал. Он понимал: чтобы быстрей все узнать, лучше не перебивать старика лишними расспросами.
— Экая гнида, прости господи. Повесить меня обещал, — сердито сказал Фроленок. — Оказал честь!.. — Герасим Яковлевич улыбнулся, словно поведал о чем-то приятном. В глазах же был гнев.
— Это за что же? — решился спросить Василий.
— За то, что плохой я староста. Что слишком надеюсь на других.
«Не натворили ли чего хлопцы?» — подумалось Василию.
— Окруженцев по домам расселили и думаете от всех бед упрятали?.. — продолжал Герасим Яковлевич. — Бургомистр, гадюка этакая, уже кое-что пронюхал. Обещает все вокруг перетрясти. Может, и немцам еще доложит.
— Документы на окруженцев мне в Освее обещали, — ответил Василий, оправдываясь. — Но, видно, не просто их достать.
— Документы нужны не позже чем завтра или послезавтра, — твердо сказал Фроленок, — понимаешь, срочно. Иначе…
Он не договорил, но Василий понял, что зря бы Герасим Яковлевич не стал тревожиться.
Надо было что-то делать.
— Хорошо. Завтра же пойду в Освею. Потороплю, — подумав немного, решил Василий. — Если не получится, придется уводить людей в лес. Так что не беспокойтесь, Герасим Яковлевич. Как-нибудь выкрутимся.
— А мне беспокоиться нечего, — угрюмо заметил староста, — коли не повесят, то расстреляют. Стар, ребята, я уже, пора на пенсию.
— Все уладится, Герасим Яковлевич. Да и как мы без вашей подмоги?.. — сказал Василий, а сам подумал: «Тяжело ему, хотя мудрости у него хватит на десятерых. Видимо, и в самом деле пора старику дать покой. Пускай поработает более молодой. А Фроленок по-прежнему останется с нами, только в тени. Как мудрый советчик».
Мы жили пак братья и никогда не думали, что можем чем-то отличаться, что судьба у нас разная. Нет! Ничто нас не разлучит — ни проволока, ни стены гетто. Мы останемся братьями.
Любому человеку, даже тому, кто не верит ни в какие приметы — не признает ни чертей, ни домовых, — ночью на кладбище может всякое померещиться. Это не вера, а какое-то особое тревожное чувство, которое рождает воображение. Нечто похожее пробуждает впечатляющая музыка, первое видение моря, звездная ночь при луне.
Но ведь самое большое воображение быстро исчезает. На следующий день человек может посмеяться над тем, что ему почудилось.
А если оно не проходит? Если даже очень смелые люди утверждают, что увиденное в полночь на кладбище не мираж, не игра фантазии, а реальность?..
— Снарядился я тихонько в лес дров нарубить, — рассказывает Григорию его дядя Аркадий. — Только дохожу до кладбища, а оттуда белые чудища. Так, один за одним двигаясь, в полный рост и идут. А потом ползком. Я очумел. Не то что от страху, больше от удивительности. А они — прямиком к Юльке в баню. И спрятались там.
— Так ведь морозы сильные, — рассмеялся Григорий, — надо и «чудищам» малость согреться.
— Зря ты, Гриша, насмехаешься, — обижается Аркадий, — все в полном объеме правда, что говорю. Как наяву, видел.
О том, что в деревне появились ночные призраки, стали говорить и другие. О новости рассказывали с разными подробностями. Некоторые в появлении непонятных существ увидели даже некое высшее предзнаменование.
Аниська слухам не верит. Но даже и она заколебалась после того, что рассказал дядя Аркадий. А что, если проверить это? Привыкла играть вблизи кладбища, дело обычное.
Если уж она что задумала — не отступится. Ночью, когда все смотрели уже третьи сны, Аниська тихонько встала с кровати и оделась. Поверх пальто накинула на себя еще и Гришину шубу — на тот случай, если долго придется лежать в снегу.
Но долго ждать не пришлось. Только она притаилась за Юлькиным сараем, как с кладбища, поочередно перелезая через ограду, поплыли белые тени.
— Осторожнее, — человеческим голосом сказала одна из них, — здесь проволока, держись правее.
— Хорошо, — ответила вторая и, обернувшись, что-то тихо передала дальше.
Призраки шагали длинной и ровной цепочкой, через равные интервалы, не спеша, как люди на похоронах. Только те бывают в черном, а эти, как и положено быть бесплотным существам, в светлом. От напряжения и, конечно, от страха у Аниськи выступил пот на лбу и холодная дрожь прошла по всему телу.
Когда последняя тень скрылась в Юлькиной бане, Аниська приподнялась, собираясь уйти. И вдруг… Следом за призраками из-за кладбищенских деревьев вынырнула совсем иная, темная тень. Метнулась влево, потом вправо. Оглянулась и поползла, крадучись, за теми, что скрылись в бане. Ни дать ни взять — настоящий черт. Ходит вприпрыжку, вертит головой, будто что-то замышляет.
Правда, у «черта» нет хвоста и рожек. И очень уж он похож на человека. Явно чем-то напоминает Леньку Ярыгу. Он! Теперь уже нет никакого сомнения. Ну и чудеса! Ленька вместе с призраками. Говорят же все, что он ведет двойной образ жизни.
Аниська была так потрясена увиденным, что, когда вернулась домой и снова легла в кровать под теплое мамино одеяло, неприятная дрожь где-то внутри все еще продолжалась. В углах комнаты ей стали мерещиться какие-то фигуры. Они двигались, тихо о чем-то шептались, делали друг другу таинственные знаки. И среди них был Ленька-дурачок. Аниська почти не спала всю ночь, а утром не выдержала и сказала братьям:
— Все это правда. Призраки существуют. С кладбища они ходят по ночам к нам, в деревню…
— Не болтай, — рассердился Григорий.
