Михаил вырубил из-под копыта спрессовавшийся в лед снег, опустил ногу.
— Ну! — Дашка подняла вторую.
— Вот и гляди, росомаха бессловесная, а понимает, — восхищался Пронька, оглаживая Дашке морду. Он скармливал ей хлеб и все ее спрашивал: — Не больно, не больно, а? — и косился на Логинова, как бы тот чего с Дашкиной ногой не сделал. Михаил окантовывает «чашечку», старается «пяткой» подсечь лед.
— Копыта — это тебе не рога, без рогов живут. Отпиливают, вон у оленей какие кусты снимают, — не унимается Дошлый.
На крыльцо вышел Шавров. Увидел, что оба слесаря колготятся около Дашки, хотел окрикнуть, а подошел и обругал себя: «Вот, вахлак, просмотрел каблуки у Дашки…»
— Ладно, ступайте домой, — протянул Шавров руку за зубилом. — Я сам займусь Дашкой.
— Доверим? — глянув на Дошлого, спросил Михаил.
— Пусть. Григорий Григорьевич не то что ты, Логинов, он не кровожадный.
Парни ввалились на кухню заиндевевшие.
— Ну, давайте, мужики, раздевайтесь. Каждому литровую банку на шею и кружку на руки. — Михаилу Женя налила воды в тазик, полотенце чистое приготовила. Михаил даже заозирался: увидят парни, на смех поднимут.
— Не бойся, — сказала Женя.
Михаил смутился и, стараясь как-то сгладить неловкость, рассказал, как Шаврову попало от Бакенщикова.
— Григорию Григорьевичу? — поддержала разговор Женя.
— И все из-за нас…
— Не может такого быть. Они с начальником стройки кореша, водой их не разольешь, — начала было рассказывать Женя.
— С какой это стороны? — засомневался Михаил.
— А с той и есть. Они уже лет тридцать вместе по стройкам. Бакенщиков еще у Григория Григорьевича начинал мастером. Шавров и тогда был старшим прорабом. Власть переменилась. Бакенщиков в начальники вышел, а когда был мастером, пособирал гайки.
— Вон откуда это! — присвистнул Мишка.
— Ну что ты? Они настоящие друзья. Бакенщиков Шаврову управление давал, сама слышала, как он его однажды «сватал». Не согласился. А так они все время вместе — на охоту, на рыбалку. Шавров и зовет его, правда не на людях, Женькой, как и меня. Да мы здесь все стали свои, все у нас запросто.
Михаил и сам заметил, что в Заполярном иначе люди друг к другу относятся, чем на материке.
Когда Михаила звеньевым ставили, он было заартачился:
— На разряд выше, а это на круг сотня рублей, довесок к зарплате. Что вы, ребята, мне еще у вас надо учиться, есть парни и работают давно, и соображают получше меня.
— Ты, Логинов, не ерепенься. Раз доверяем, оправдывай!
Дядя Коля еще встал и сказал:
— Учиться никогда не поздно. Вот такая бутафория.
Михаил не сказал бы, что он от должности открещивается, нет. Скорей, наоборот. Но тут не принято камни за пазухой держать. В два счета вылетишь. Как-то привез баллоны с кислородом Михаил, сгружал. Ну и себе баллончик лишний прихватил.
Тут же дядя Коля при всей бригаде на Михаила поволок, да так, что жарко стало.
— Ты что же, Логинов, лучше всех, умнее, где это тебя хапужничеству обучали?
— Да ты что, дядя Коля, что я, для себя? — весь залился краской Логинов. — Пусть забирают, не надо мне.
— Смотри, Михаил, в оба. Выравнивай дело…
Дошлый и тот выговорил;
— Ты тогда меня обелил перед бугром, думаешь, мне это надо? Ты, слесарь, не заложи душу Мидасу…
Логинов мог бы подумать, это к нему так, как к новичку. Но вот сегодня Комарова «продрали», звеньевого из третьей бригады. Если бы Михаил не оказался свидетелем, ни за что не поверил бы. Забежал он за электродами к соседям, а там Комарова «прорабатывают». Михаил постоял в дверях, послушал. Оказалось, что мужика послали в Ленск, на центральный склад, теплые вещи на участок получать. Поехал Комаров, привез валенки, а после ребята узнали: выписаны были унты меховые.
— Мы проходили бы и в валенках, — сказал бригадир Серега-керамзитчик, — если бы ты честно признался сам. А так вот тебе бог, вот тебе порог.
Комаров — к Шаврову.
— Не знаю, — говорит Шавров, — откуда ты взялся такой? Доплати в контору разницу между унтами, которые ты заиграл, и валенками, да чтобы духу твоего не было…
Логинов еще спросил:
— Так сразу и выбрасывают из коллектива?
— Не выбрасывают, смотря к кому как, — пояснил керамзитчик. — Вот Беспалова, ты, правда, его не застал, выгнали, он на звеньевого наклепал, будто бы звеньевой заложил своего бригадира за аккордный наряд, работа не выполнялась, а гроши получили. Проверили. Факты не совпали. Хорошо, что убежал и расчета не взял, скорее в порт и на самолет…
— А было и так, — вдохновился Серега-керамзитчик, — запил Костя Сеченов. Собралась бригада, пригласили Шаврова, обсудили. Послали дядю Колю сопровождать Костю на материк. Дядя Коля взял за свой счет отпуск, вернулись через две недели. Работает Сеченов. Шавров его опекает. Кого только цыган не опекает… Человек Шавров мягкий. Иногда кажется, что даже пользуются его уступчивостью. Но это только с налету так кажется, а поживешь, поработаешь — поймешь.
Зима переломилась и пошла на убыль. Красный столбик термометра полез вниз и доставал днем отметку тридцать. Сухая, как толченый мел, шуршала по дорогам поземка. И только ночью еще трещали стены барака. Напористее выл ветер. Но уже оживала под толщей льда речка, надаивала из вечной мерзлоты столько воды, что ее хватало всем, подходи, бери в любой «колонке». Пей, сколько душа примет.
За завтраком Женя вдруг сказала:
— Собери, Михаил, белье, я сегодня стиркой займусь.
И не втихую сказала, а громко.
Логинову показалось, что все на него оглянулись. Никто не отреагировал на ее слова. Только Колька Пензев завел:
— А мне-е рубашку?
— Давно я тебе стирала? Два дня прошло…
— Да с этим Дошлым разве походишь человеком? — скис Пензев.
За столом засмеялись.
— Ох ты, Никола, Никола, — заулыбалась и Женя. — Прокопию-то твои рубахи до пят.
Ушаков сидел рядом с Пензевым и выглядел совсем подростком. Его давно не стриженная голова едва доставала Пензеву до плеча.
Пронька ни слова, Пензев сделал удивленные глаза.
— Видите, какая у человека в глазах тоска, — подвигая чашку с сахаром Дошлому, сказал Колька Пензев. — Мамку ему надо…
Вошел Первухин и, поймав последние слова Пензева, врезался в разговор:
— Найдем и мамку, и папку… Ты, Прокопий, жуй, да беги, придержи ночных бригадиров, звеньевых. Шавров собрать велел…
Первухин сел за стол.
— Женя, мне в кашу клади тушенку, туда и сгущенку, — набивая на ходу рот хлебом, попросил Первухин.
Женя подала бригадиру с верхом наполненную зеленую миску каши, и он основательно уселся за столом.
На монтажную площадку Первухин приехал на Дашке, поозирался, не видит ли цыган — Шавров не позволял ездить на лошади, — и тогда пустил Дашку к сену, а сам вошел в прорабскую.
— Ничего вас тут понабилось! А надымили-то!
— Да мы, бугор, не взатяжку. Сами не знаем, за что нас сюда…
— Вот, товарищи, чертежи, — расстилая их, как скатерть на столе, говорил Шавров. — Надо сделать тепловую машину, отогревать суглинок для стройки: лета тут, считай, нет. Вот начальник строительства и поручает нам это дело. Все. — Шавров не любил длинных совещаний, не видел в них смысла. И так всем ясно, что от них хочет старший прораб. — Кто возьмется?
Монтажники только переглядывались. Машина? Другое дело монтировать цех, завод — пожалуйста, ни у кого не возникло бы недоумения.
— А кто изобрел эту машину? — поинтересовался Дошлый.
— Дуров, — с небольшим замешательством ответил Шавров, — Александр Александрович.
Монтажники запереглядывались, что-то не слыхали такую фамилию…
— Значит, дурмашина, — определил Дошлый. — По машинам у нас есть тут один человек. Микрометр имеет…
— Верно! — хлопнул себя по коленке Первухин. — Совсем из головы выпало. Логинов, Михаил, ты чего прячешься?
— А что мне прятаться?
— Ну, продвигайся тогда к столу. Пропустите, ребята. — Первухин отстранил Ушакова.
— Что ты скажешь? — подвинув «заглавный» лист, спросил Шавров.
Михаил пожал плечами, потом уткнулся в чертеж, вернее, даже не в чертеж, а в наскоро «сшитые» эскизы. Монтажники ждали, что скажет слесарь, поймет или нет, что это за штука.
— Что-то не разберу. Машина. Реактивный двигатель, трансмиссии нет, крыльев нет, похоже, обогреватель, а вот что греть — не знаю, — наконец сказал Логинов.
— Ясно, будете делать, — подытожил Шавров.
— Я?..
— Первухин, забирай чертежи, приступайте. Если что неясно, я тут, — поставил точку Шавров.
