— Оно и видно, — съехидничал Андрей. — Мученик!
— По внешнему виду не судите, Андрей Никитич, — сказал Ветлугин, вспыхнув и почти враждебно взглянув на Андрея. — Вы знаете, я по вашей милости просто разрываюсь сейчас, чтобы натянуть выполнение июльской программы хотя бы на девяносто процентов.
— Почему по моей милости? — возразил Андрей, предвидя нападки на разведку Долгой горы.
Но Ветлугин промолчал. Промолчал и Уваров, распечатывая новую пачку папирос, и только потом сказал:
— Работа на золоте приобретает теперь особенное значение. Обстановка международная все усложняется. Фашисты Италии и Германии задушили испанскую республику, японцы, как вам известно, захватили Шанхай и распространяют свои войска в Китае. Нынче Германия захватила Австрию. Вы понимаете, дорогие мои товарищи, что это означает наступление вооруженной реакции? Вы помните, как интервенты вырезали семьи горняков-республиканцев в Астурии? По-го-ловно! Такое могло быть продиктовано только классовой ненавистью. Они превращали в прах и пепел мирные города бомбежкой с воздуха… Это проба сил, опыт для будущей большой войны… Можно себе представить, как остервенело они точат зубы против нас. Словом, нам следует быть начеку.
52
Узкие колоды-желоба, подконопаченные мхом, были поставлены вместо козел на дерновые подушки. Из колоды в колоду, роняя по бурым космам мха светлую капель, текла вода, холодная даже в солнечный, по-северному знойный летний день.
— Действительно, каторжный труд! — сказала Анна Ветлугину, кивая в ту сторону, куда текла вода. — Помните разговор о бригаде стариков старателей? Она здесь, вы знаете…
У самодельного прибора для промывки суетилась группа плохо одетых людей. Их рваные опорки и проземленные шаровары, их старческие жилистые руки и примитивные орудия труда не давали никакого представления о могучей силе, поднявшей на дыбы многотонный, тяжкий на подъем участок отведенной им земли-деляны.
— Видите, что они натворили здесь, а ведь почти все уже пенсионеры, — со смешанным чувством стыда и гордости обратилась Анна к Ветлугину.
— Ничего, еще поработаем! — отозвался бригадир, старик Савушкии, снова перешедший с плотницких работ на старание. — На пенсию выйдешь — кончена жизнь: сиди и ожидай, когда придет гололобая. А тут гоношимся помаленьку, ан и повеселее становится. И мы, мол, люди, а не просто старики — казенные иждивенцы!
Савушкин отложил лопату, вытащил кисет из кармана просторных штанов, с добродушной хитрецой подмигнул Анне.
— А как насчет нормы? — полюбопытствовал Ветлугин, выглядевший еще более румяным и цветущим среди этих старческих лиц.
— Перевыполняем понемножку. Нам бы вот спецовочки, товарищ Лаврентьева… Хоть бы сапожонок каких поношенных. Чеботари у нас свои. Починили бы!
— Нету, — не скрывая огорчения, сказала Анна. — Спецовкой мы еле-еле шахтеров обеспечиваем. И тоже чиним.
— Экая жаль! — сказал Савушкин, нимало не задумываясь. — Мы ведь отложили было в золотоскупке на шесть пар болотных сапог, да после того вынесли решение погодить, покуда тепло. Вбили денежку на оборудование, а тем временем сапоги и кончились: все техснаб забрал.
— На какое оборудование? — поинтересовалась Анна.
— Между прочим, и на барак… Тесу и стекла нам тогда отпустили по вашей бумажке бесплатно, как льготу, да что-то вздумалось побелить, тюфяки приобрели, одеяла новые… Старый-то барак у нас разорвало зимой, — деловито сообщил Савушкин, обращаясь к Ветлугину. — Подкатила вода из наледи и за одну ночь разворотила целый угол.
— Все деньги на тюфяки потратили? — недоверчиво улыбаясь, спросила Анна.
— Между прочим, и на тюфяки. Как же! Оборудование для жизни, а главное… — Савушкин неожиданно покраснел, улыбнулся смущенно и еще покраснел. — Самое главное — купили мы у одной отъезжающей корову. Так себе, незавидная якутская коровенка… да мамка наша настояла: хороший, мол, случай для питания. Для всей бригады… Дело-то стариковское, животы-то плохие. Конечно, мы в тайге без молока привыкли, а когда оно есть, очень даже на пользу. Чайком ли побаловаться, кашу ли сварить…
— Дело начинает проясняться, — весело заговорил Ветлугин. — Сначала тюфяки, потом корова, потом корову обмыли…
— Дак обмыли, как не обмыть! Естественно… Чуть-чуть коровой не опохмелились, — признался Савушкин и рассмеялся.
Остальные старатели замедлили работу и тоже расхохотались.
«За выпивку им не стыдно, а за покупку коровы краснеют, — сказала себе Анна и почти с материнской жалостью посмотрела на жилистую, будто из веревок свитую шею Савушкина. — Пропили спецовку и похохатывают, точно маленькие».
— Приходилось раньше хорошо зарабатывать? — спросил Ветлугин.
— Бывало! Всяко бывало… И рестораны откупали на целый вечер. Идешь между столиков, а оно у тебя тут… — Савушкин потряс пустым карманом шаровар, — оно у тебя тут возится.
— Золото! — оживленно подсказал Ветлугин.
— Оно самое. Ведь ежели измерить, сколько эти руки земли переворочали, целые составы поездов нагрузить можно. Она, землица-то, плачет от наших рук, и мы от нее страдаем — все кости болят: тяжела, матушка! Задор-то есть, да мочи нет…
53
Дальше Анна уже не слушала, глаза ее рассеянно перебегали от трудно переступавших рваных опорок откатчика и его напряженно выгнутой спины к выбеленным кайлам забойщиков, так же горбато возившихся на дне широкой ямы; от гребков, шаркавших под струей воды по комьям каменистой грязи, к деревянному колесу тачки, облепленному глиной.
«Рестораны откупали! — повторила Анна наивную похвальбу старого старателя, — и снова посмотрела на него. Он бросал на бутару породу, подвозимую для промывки, действуя неторопливо, привычно, острые лопатки его угловато выпирали при каждом движении из-под выцветшей рубахи, взмокшей от пота. — Какое варварство даже в выборе развлечений! Выбросить с таким трудом заработанные деньги на то, чтобы напиться в одиночку в пустом ресторане!.. Откуда беспросветная дичь приходила в голову, как не от этого деревянного колеса?»
Анна еще посмотрела на тонкую шею Савушкина с ерзавшими и прилипшими к ней отросшими косицами, и снова тоскливая жалость овладела ею.
«Рестораны откупали! Может, и врет… Может, всю жизнь только и был тяжко-горбатый труд, а остальное — просто мечта, немудрый вымысел». Анна знала, что старатели, как всякие охотники, любили прихвастнуть.
Она переступила через поломанный валок, затащенный для костра с зимней деляны, медленно пошла прочь.
— Большой коллектив, а получается то же, что у одиночек, — сказала она Ветлугину, когда он догнал ее.
— Отсталый народ, — отозвался Ветлугин.
— Да не народ отсталый, а методы труда отсталые, — возразила Анна с тихим раздражением. — Дайте этим старателям что-нибудь сложнее, совершеннее, посмотрите, каких они чудес натворят!
Ветлугин, задетый за живое пренебрежительным, как ему показалось, тоном Анны, посмотрел на нее сердито-удивленно, но ее выражение погруженного в свои мысли человека заставило задуматься и его.
— Я могу установить у них на деляне гидровашгерд, — сказал он неожиданно с важностью доброго волшебника. — Это для усиления производительности, — добавил он, желая досадить Анне, отношения с которой у него разладились после того, как она представила на утверждение и свой проект. — Что касается мозгов, то, по-моему, они у стариков неплохо настроены. Все эти старички хотят быть полноценными гражданами, труд веселит их. Что же вам еще?
— Я хочу, чтобы они научились и жить по-настоящему, — возвращаясь из своего рассеянного состояния, сказала Анна.
64
В том же состоянии глубокой задумчивости она шла вдоль старательских делянок, всматриваясь во все с видом человека, отставшего от поезда в незнакомом городе. Иногда Ветлугин подхватывал ее под локоть или пытался помочь ей перейти по узким дощечкам мостков, но она отстранялась, быстро через плечо взглядывала на него и говорила:
— Ничего. Я сама.
— Вы говорите «я сама», как Маринка, — сказал он насмешливо. — Помните, когда я хотел помочь вам сесть на лошадь? Мне до сих пор неудобно…
— Тогда не надо вспоминать, — перебила его Анна, сразу оживляясь. — Правильно вы решили: поставим на деляне стариков гидравлические работы, а участки мерзлоты будем оттаивать паром. — Еще занятая мыслью об этом, она сказала Ветлугину: — Просто смешно, когда помогают здоровому человеку перешагнуть через маленькую канавку.
— И это всегда?
— Всегда, — промолвила Анна спокойно, но вдруг лукавые искорки заблестели в ее глазах. — Нет, не всегда, конечно, иногда такая помощь очень приятна.
— Когда ее предлагает он?
— Именно! — тихо смеясь, подтвердила Анна. — Мы, женщины, странный народ в этом отношении!..
