Прокофьев не вмешивался. Даже не сделал попытки утихомирить Апресяна, когда тот со свойственным ему южным темпераментом попытался перекричать заводчан. Было похоже, что Прокофьев пришел к определенному решению и потерял всякий интерес к тому, что происходит сейчас у него в кабинете.
Особенно шумно стало, когда Штрах заявил, что новый цех обойдется всего на двадцать процентов дороже тагинского.
— От вашего расчета пахнет липой! — вознегодовал Воскобойников. — Вы намеренно занизили стоимость, чтобы обмануть Совет Министров, вы…
Штрах долго выслушивал длинную и бурную тираду, крепился, но в конце концов не выдержал:
— Это у вас ни одно строительство не укладывается в смету! Как правило, перерасход раза в полтора! Так извольте ответить: вы делаете это нечаянно, по неграмотности? Но нечаянно можно сделать раз-два, а у вас так каждая смета. Почему вы об этом молчите? И еще меня распекаете?
— Это наш страшный грех, — вмешался в перепалку Прокофьев. — Планируем, распределяем финансы, а потом оказывается, что все нужно перераспределять заново. И прав Штрах. У Воскобойникова это система. Премии за удешевление проекта его институт получить успевает, а потом нам приходится выкручиваться из ахового положения, изыскивать дополнительные средства, латать тришкин кафтан.
На смену затихшим строителям пришли проектировщики, и поднялся такой тарарам, что встревоженный референт заглянул в кабинет, да так и застыл, силясь разобраться, что там происходит.
Дискуссия закончилась неожиданно. Прокофьев постучал карандашом по столу, выждал, пока угомонились спорщики, и заговорил безапелляционным тоном судьи, оглашающего решение:
— Мы тщательно изучили объяснительную записку товарища Рудаева и все материалы, касающиеся типового проекта. Совет Министров не настаивает на его реализации. Таким образом, открывается дорога другим, более совершенным проектам. Ясно?
— Вполне, — удовлетворенно произнес Збандут.
— Проект Южгипромеза нам представляется удачным, но, очевидно, и он не будет типовым. Слишком размахнулся Эммануил Семенович Штрах. Типовое решение находится где-то посредине. Но возражений против осуществления этого проекта в ближайшее время нет.
Озабоченные складки на лице Штраха разгладила скупая улыбка.
— Спасибо, — проникновенно сказал он.
— А вот какой цех строить в Приморске — будет решать Украина. На ее территории — и пусть сами выбирают. Незыблемыми остаются сроки окончания строительства. Их никто изменить не может — автомобильный лист позарез нужен.
— Это как же так? Объем работ больше, документации нет, а сроки… — попробовал возобновить дискуссию Апресян.
— Все, товарищи, — решительно заключил Прокофьев. — Условия вам ясны. Теперь пусть республиканские органы сделают выбор. Что же касается самоуправства товарища Збандута, то мера его ответственности определится, когда будет решено, какой цех строить. Если штраховский — его действия окажутся оправданными, если тот, что начат, он ответит за задержку строительства.
Оставив Штраха на растерзание строителей, Збандут, Рудаев и Даниленко выскользнули в коридор.
Но выйти им не удалось. Шел дождь. Неожиданный для апреля щедрый весенний ливень. Густой пеленой закрыл кремлевские здания и хлестал по мостовой, будто задался целью отмыть ее до зеркального блеска.
Збандут стоял нахохлившийся. Сквозь открытую дверь он следил за каплями дождя, разбивавшимися в водную пыль о мрамор ступеней, и думал о канительных боях с неизвестным исходом, которые еще предстояло ему выдержать.
— И сегодня Прокофьев ушел от окончательного решения, — с досадой в голосе сказал он.
— Ничего подобного, — возразил Даниленко. — Проявил политическую мудрость, передал вопрос на решение тем, кому и следует решать.
— Ни победы, ни поражения, — буркнул Рудаев. Даниленко положил руку ему на плечо.
— Победа, дорогой. Есть неоценимое чувство, которое творит чудеса, если им руководствоваться правильно, — национальная гордость. Кто на Украине не захочет построить самый совершенный цех! И я, — он бросил взгляд в сторону Збандута, — не в тихой заводи отсиживался, как вы заподозрили, а в Киеве. Обеспечивал тылы. И обеспечил.
* * *
В конференц-зале заводоуправления не протиснуться. Все двери открыты, и даже в коридоре сидят люди. И новость — повсюду репродукторы. На всех этажах слышно, что происходит на техническом совете при директоре завода. И сам техсовет новость. С легкой руки Рудаева техсовет появился в каждом цехе, а вот при директоре он организован впервые и впервые заседает.
В президиуме Збандут, Подобед, Черемных и, к общему удивлению, старый директор Троилин. Много труда стоило упросить его прийти на заседание. Упирался, отказывался, но, когда позвонил Збандут, отказать не смог.
— У нас как часто бывает? — продолжает свою тронную речь Збандут. Сегодня он оживлен и совсем не похож на ту несокрушимую гранитную глыбу, какой предстал в этих стенах впервые. Держится располагающе просто, говорит тепло. — Новый директор в первые же дни выступает на заводской конференции. Он еще мало знает завод и людей и сам не определился, а речуху толкает. Получается очередная декларация и взаимное поверхностное ознакомление. Мне не хотелось так начинать. И вот у нас первое деловое совещание. Давайте сообща рассмотрим кардинальный вопрос — каким быть нашему заводу. Тогда мне можно выходить и на конференцию. Пожалуйста, выкладывайте все свои соображения. Не согласны с чем-либо — возражайте. И всегда помните: все наши помыслы должны быть устремлены вперед. Прошлое не будем перетряхивать. Что было, как было — это все вы знаете. Нет второго завода в стране, который рождался бы в больших муках, чем наш. По сути он незаконнорожденный, никакими планами не предусмотренный. Появился на свет только лишь благодаря смелой инициативе, и честь и хвала тем людям, которые его породили, пеленали, искусственно вскармливали и ставили на ноги. Наша с вами задача — достойно продолжать начатое.
Как ни старался Троилин сохранить спокойное выражение лица, это ему не удалось. Глаза выдали — заблестели. Он шел сюда как на казнь, опасаясь любителей лягнуть старое руководство в расчете выслужиться перед новым, и появился более для того, чтобы своим присутствием придержать их, — даже поверженных предпочитают хулить за глаза.
Но Збандут сразу отбил охоту перетряхивать старое белье.
— Знаю, какие ходят разговоры, — заявил он, — и не потому, что к ним прислушиваюсь. Просто имею некоторый опыт. Вот, говорят, новый директор добился в Москве средств на строительство микрорайона, гостиницы, яхт-клуба и так далее. Поймите, друзья мои, такой щедрый дар правительства не связан с моим назначением. Это простое совпадение.
Лукавил Збандут. Но люди простили ему эту маленькую неправду — она была продиктована простыми этическими соображениями.
— Пользуясь случаем, что здесь присутствует Игнатий Фомич, — Збандут повернулся к Троилину, — прошу вас: отдохните сколько нужно будет, подберите себе работу по вкусу и вернитесь на завод. Вы еще очень нужны ему.
В зале щедро захлопали, что на таких серьезных собраниях почти не случалось. Троилин был симпатичен людям, и такой жест нового директора встретили не только одобрительно, но и с энтузиазмом. Редко когда новый директор оставлял на заводе старого.
Збандут подошел к развешенному на стене плану завода.
Это был не обычный план с тысячами тусклых пересекающихся линий, в которых и специалист запутается, а объемный, расцвеченный, понятный даже ребенку.
Салатной краской выкрашены старые корпуса, обреченные на снос, синей — новые, существующие, красной — те, что еще нужно было строить. А в ряде мест виднелись пунктирные контуры, заполненные разведенной голубой тушью. Збандут обвел их указкой.
— Это те цехи, за которые придется повоевать, — пока они не предусмотрены генеральным планом развития завода. Еще одна домна, еще один конверторный цех, еще прокатные, включая цех оцинкованного железа. Последний вот так нужен стране, — он провел ребром ладони по горлу. — Каверзное и хлопотное это производство, но в перспективе прибыльное. А прибыль, экономика предприятия, хозрасчет, поверьте мне, в скором времени будут решать все.
В ближайшую к трибуне дверь, с трудом раздвигая столпившихся людей и тяжело отдуваясь, протиснулся Штрах. Збандут заметил его и пригласил в президиум. Штрах смущенно замахал руками, но, увидев, что в зале нет ни одного свободного места, неохотно поднялся на сцену и сел поодаль.
— Обратите внимание, — продолжал Збандут, — с каким талантом выбрали площадку для нового завода проектировщики и бывший директор завода, духовный его отец Даниленко. Застроим мы эти голубые квадраты — и сколько еще свободного места! Можно расширяться безгранично. Воздвигай что хочешь, тесно не будет. А с теснотой в старой части завода мы тоже справимся. Устаревшие цехи совсем снесем — пора уже разделаться с этим проклятым наследием, — остальные расширим, реконструируем, так что и потомки наши бранить нас не будут. Им при коммунизме жить и работать, и нам не к лицу оставлять тесные цехи, а тем более строить такие.
