От ручья потянуло сыростью, от порыва ветра зашуршали кусты у ограды. Почти совсем стемнело, и, подняв голову, Галя увидела, что звезд на небе нет, оно затянулось тучами. Вокруг было непривычно тихо и очень уж темно. Галя не сразу поняла, почему тишина и темнота показались ей необычными, и, только когда поднялась на ноги и вместо светлого квадрата окна проходной вахты увидела тусклый, желтый свет, догадалась, что движок электростанции стоит. Потому и тихо так и так темно.
Галя почувствовала легкий озноб — слишком долго сидела она у воды — и плотнее запахнула телогрейку. Ночи здесь были влажные, прохладные, особенно весной, и по вечерам без верхней одежды было холодно.
«Значит, репетиции сегодня не будет», — подумала она, но все же пошла по направлению к клубу, где чуть светилось только одно окно — в комнате Марины и Маши.
Окна конторы были темны. И это было непривычно, потому что Белоненко обычно сидел у себя поздно.
«Где же начальник?..» — Галя остановилась, заметив полуоткрытую дверь в помещении конторы.
В тусклой полосе света, падающего из коридора на крыльцо, зашевелилась чья-то фигура.
— Ты что в темноте бродишь? — спросила дневальная, узнав Галю.
— У ручья сидела. А что это движок стоит?
— Кто ж его знает, чего он стоит. Ребята все там и воспитатель Горин тоже. Начальник-то уехал…
— Уехал?
— Собирался завтра утром, а тут, глядь, по телефону вызвали, чтобы прибыл с вечера. Ох, и недобрая нынче ночь… — Дневальная понизила голос: — Чернота кругом, и словно все вымерли. Я, девушка, темнотой с детства напугана. Вот и не могу ее переносить душой. Сижу в коридоре, перед носом фонарь светит, а по углам чернота. И вот чудится мне, будто кто за спиной стоит и нож в руках держит… Ведь знаю, что все это от нерьвенности у меня, а оглянуться боюсь. Ты бы хоть посидела возле меня, — может, у меня с души отхлынет.
— А я хотела к начальнику… — проговорила Галя, чувствуя, что таинственный шепот дневальной начинает угнетающе действовать на нее.
— Нету его… — уже почти совсем неслышно отозвалась дневальная.
— Что ты шепчешь? — с раздражением повысила голос Галя. — Будто колдуешь.
— А что? — оживилась вдруг дневальная. — Я ворожить могу. Хочешь, поворожу? Пойдем-ка, в коридор. На руку раз взгляну и всю твою судьбу узнаю. Слышь, красавица, пойдем, — певуче проговорила она.
— Ты что — из цыган разве?
Дневальная вздохнула:
— И цыганкой бывать приходилось… Красивая я была молодой. Косы черные, ниже пояса… Всякое в жизни моей было… Пойдем поворожу? Я на тебя давно поглядываю, очень уж ты от всех отличаешься. И судьба у тебя должна быть от других отличная…
Она протянула руку, и Галя почувствовала прикосновение ее сухих, холодных пальцев.
— Нет, — вздрогнув, отступила девушка. — Не хочу я твоих предсказаний. Пойду я… — И, быстро повернувшись, почти бегом направилась к своему бараку.
— Где это ты была? — встретила ее Клава Смирнова. — Комендант обход делал, спрашивал, почему твоя койка пустая. Влетело мне из-за тебя. Завтра, говорит, рапорт начальнику пиши, что в твое дежурство порядка нет.
— Вот еще! Рапорт ему… Времени еще и двенадцати нет, а он — рапорт!
Клава слегка присвистнула:
— А ты посмотри на часы. — Она приподняла «летучую мышь» и осветила ходики. Стрелки показывали без десяти два.
Галя разделась, завернулась в одеяло и очень быстро заснула. Ей приснилось, что Анка Черная в цветастой шали и с бусами на шее держит ее за руку, качает головой и что-то невнятно бормочет. «Костер…» — только и расслышала Галя, и кругом вдруг все зазвенело, и звон этот становился все громче, все тревожнее.
— Горит! — крикнул кто-то незнакомый над головой Гали. Она вздрогнула и быстро открыла глаза. Окна противоположной стены барака светились багровым и жарким светом. Беспрерывным тревожным звуком где-то бился и звенел железный рельс.
— Горим!
— Пожар!
Кто-то сдернул с Гали одеяло.
— Пожар! Пожар!..
Полуодетые, с побледневшими лицами девушки бестолково метались по бараку, накидывая трясущимися руками телогрейки, натягивая на себя первое, что попадалось на глаза. Кто-то громко заплакал. Кто-то простонал: «Ой, мамочка родная!..» А зловещий багровый свет все ярче и ярче вливался в окна, и рельс гудел и стонал, звал на помощь: «Дзинь-дзинь-дзинь!..».
Послышался сигнал тревоги, и совсем рядом с бараком раздались мужские голоса: «Насос! Тащите насос!.. К навесу, ребята!».
В барак вбежала Марина, за ней Маша и Галина Владимировна.
— Тихо, девушки! — крикнула Воронова. — Без паники! Горит токарный цех, до нас не достанет! Звеньевые, давайте ко мне, сейчас будем выходить из барака — и сразу к ручью. Там — ведра, надо передавать цепочкой! Слышите? Никакой опасности для жилых бараков нет!
Маша Добрынина уже выкликала звеньевых, а Галина Владимировна старалась успокоить тех, кто еще не расслышал или не понял слов Марины. Но при выходе из барака, несмотря на старания взрослых установить порядок, все равно образовалась давка. Каждый пытался пробраться к дверям первым, выбраться из помещения, за стенами которого, казалось, было безопаснее.
Галя вышла из барака последней. Чувства страха она не ощущала, хотя легкий озноб пробегал по телу, и немного дрожали руки.
Удары о рельс оборвались, и сразу же прозвучал сигнал общего сбора. Галя услышала голос коменданта:
— Первое и второе звено — к месту пожара! Третье — к пожарному насосу! Черных, давай к ручью, организуй цепочку!
Из-за зоны бежали плотники из заключенных, живущие за оградой. Где-то звенели ведра, кто-то требовал открыть склад, где хранились топоры. Слышался треск досок и кольев, — наверное, разбирали ограду производственной зоны. А там, за этой оградой, как будто совсем нестрашно и словно нехотя, лениво, высоким и ровным пламенем горела крыша токарного цеха. Ночь казалась еще темнее от багрового света пожара, и все окружающие предметы были неузнаваемо преображенными.
Перед бараком, на дорожках, у проходной вахты было много народу, казалось, что гораздо больше, чем есть в колонии на самом деле. Все что-то кричали, бежали куда-то, а у ручья уже организовалась цепочка, и девочки стали передавать из рук в руки ведра, наполненные водой. Галя бросилась туда, но не успела она пробежать и десяти шагов, как кто-то схватил ее за полу халата.
— Ты что? Пусти! — Она увидела Петю Грибова. Глаза его обезумели от страха. — Пусти!
Но он не отпускал, цепко держа ее халат, и весь дрожал, пытаясь что-то сказать. Галя оттолкнула его, он упал и громко закричал. Галя испугалась, что он сильно ушибся, и наклонилась над ним:
— Ну что… что с тобой?.. Вставай, Петя… Ты ударился? Вставай, я тебя отведу к Антону Ивановичу… Ну чего ты дрожишь, Петя?
Он вскочил на ноги и снова уцепился за Галю:
— У него нож… нож… Галька, беги туда! Зови коменданта… Он порежет кого-нибудь… Воспитателя… Он его ненавидит. Беги к коменданту…
Галя оцепенела:
— Какой нож? У кого нож? Что ты мелешь?!..
— У Витьки Волкова… Он меня обманул, говорил — домик для белки… Принеси нож… Домик сделаю…
Галина еще секунду смотрела на Грибова, стараясь осмыслить его несвязные слова, потом рванулась от него и, не разбирая дороги, побежала напрямик к горящему цеху.
Марина передала ведро с водой по цепочке и, пользуясь минутной передышкой, выпрямилась. Восток неба посветлел, тучи медленно уходили. Над самым горизонтом дрожала и переливалась голубым светом холодная и бесстрастная Венера. Она была похожа на каплю росы. И такие же капли, только маленькие, сверкали в траве, на прибрежном кустарнике. Вдоль центральной дорожки на фоне светлеющего неба четко вырисовывались молодые саженцы. А чуть подальше, за проломом производственной зоны, к светлому, чистому небу тянулся черный, смолистый дым. Оттуда слышались удары топоров, треск отдираемых досок. Там еще боролись с огнем.
Марина провела рукой по лбу. Только сейчас она почувствовала, что у нее дрожат ноги и болит плечо. Наверное, ударилась где-то и не заметила в горячке. В начале цепочки произошла какая-то заминка, и Марина повернула туда голову.
— Что вы там застряли? — крикнула она и увидела Галю Светлову, которая, прижав руки к груди, бежала к пролому в ограде. Марине показалось, что Галя сошла с ума — так искажено было ее лицо и так нелепо был открыт ее рот. — Галька! — крикнула Марина. — Что случилось?
Светлова повернула голову и, заметив Марину, махнула ей рукой, как бы зовя к себе, и побежала дальше.
Передав ведро соседке справа, Марина бросилась за ней, догнав ее у пролома в ограде.
— В чем дело?
Галя задержалась только на одну секунду.
— Беда, Маринка! Волков достал нож… Петька говорит — он хочет порезать Горина. Беги ищи коменданта… А я туда, к цеху. Горин там! Надо его… — и побежала дальше.
